Оставались курорты. Пока была жива мать, Даля Андреевна горя не знала, отправляя сына в Лопушки. Артуру было четырнадцать лет, когда умерла бабушка. В очередной отпуск пришлось ехать дикарями с пятнадцатилетним дитятей, давно вымахавшем выше матери. Тот сезон был самым пустым и неинтересным. Уж лучше было бы совсем никуда не ездить. На следующий год Даля Андреевна решила рискнуть. В конце концов, здоровый ведь парень. Она в его-то годы... Ценные вещи: ковер, посуду хорошую, «библиотеку», свою одежду да и его шапки, зимнее пальто, ботинки она заперла в маленькой комнате. Кто знает, что за дружки к нему будут являться? Во избежание пьянок, денег Даля Андреевна оставила сыну немного — так, чтобы хватало на столовую. Тревога на душе, конечно, была все равно, но, в конце концов, он не девчонка — в подоле не принесет.

На курортах не везло тоже. Да и кого можно было там выбрать, если во все эти пансионаты, дома отдыха и турбазы приезжают одни бабы? На всю группу в двадцать-тридцать человек — четыре-пять мужчин, половина из которых при женах. Выручали обычно инструктора, завхозы и массовики-затейники. Народ наглел год от года. Молодые девчонки расхватывали всех кавалеров. Если раньше кое-кого из мужчин привлекала серьезность Дали Андреевны, ее интеллигентность, жизненный опыт, то в последнее время их интересовали только легкомысленные фифочки. А Даля Андреевна сидела на танцах в углу, скучая и презирая публику. А ведь удавалось некоторым увозить с курортов даже мужей.

Даля Андреевна понимала: не будь у нее сына, не пришлось бы ей искать мужа по курортам — сам бы нашелся, и притом тут, в городе. Жилье все-таки — великая приманка. Она не оставляла надежды. Артур уже взрослый, армию отслужил. Теперь бы женить его удачно, на девушке с квартирой, из хорошей семьи. Ах, как подвел он ее тогда, на дне рождения у Олечки Виктории Анатольевны! Да и только ли ее подвел? Самого себя ограбил. А теперь, после всего, что с ним произошло, разве посмотрит на него порядочная девушка? А самому, такому непутевому, вовек не получить жилья. Так и придется Дале Андреевне мыкаться всю жизнь в одной квартире с сыном да с его какими-нибудь бабами. А там еще и дети, не дай бог, дойдут. И взвалят все это на нее. Разве она, с ее характером, сможет отказать?

За окнами сгущались сумерки. Все хуже стали различаться кусты, летящие вдоль дороги. И хоть в автобусе было тепло, чувствовалось, что мороз крепчал к ночи.

Как он сейчас, ее мальчик? С кем? Что делает?

Но ведь не учила же она его плохому! Сколько твердила: учись, веди себя хорошо, не дерись, а то заберут в милицию. И наказывала. В кино не пускала, в угол ставила и даже била. Несильно, конечно. Надо бы сильней. Эх, была бы у нее дочка! Выросла бы серьезной и старательной, как мама. А мальчишка, что с него взять? Все они такие. Иначе чем объяснить, что у пьянчужки Николая и у Варвары, этой прощелыги и мещанки, выросла такая славная девочка, как Надя? Уж тут и думать нечего о каком-то воспитании. Хотя... Антонина. Конечно, это она подняла на ноги двух девчонок, двоюродных племянниц. Эх, Тоня, Тоня, и здесь она оказалась лучше.

Слезы тихо покатились по щекам Дарьи Андреевны. Нет, сейчас она не завидовала сестре. А ведь, пожалуй, Антонина даже и не подозревала о той борьбе, что велась между ними. Конечно, не подозревала. Вот бы удивилась. И не притворялась она веселой, а была веселой. Не считала нужным унывать. И не доказывала дикому ничего никогда, а просто жила, как считала нужным, как уж получалось.

Нет, не поедет Дарья Андреевна весной к Наде за коврами. Что ковры? Разве в них счастье? Дождаться бы сына, зажить бы с ним дружно, хорошо.

В мае Даля Андреевна привезла от Нади большой Антонинин ковер, два с половиной на три с половиной метра, и кое-что из хрусталя.