«Не в такую уж глушь мы забрались», — думал Андреас, однако селений по пути не встречалось. Лишь глубокой ночью, когда потребовалось освещать себе дорогу факелами, чтобы не потерять её, путники добрались до небольшой деревушки. Жилища, как и везде в здешних краях, были сложены из ломаного камня. Крыши покрывала солома, а не черепица. Значит, в селении жили совсем бедно.
Лай деревенских собак приветствовал толпу приезжих, которую местные жители поначалу приняли за банду разбойников. Селяне успокоились лишь тогда, когда раздался звон серебряных монет, и прозвучало обещание заплатить за пищу и кров.
Мехмед, утомлённый ночной дорогой, поел и тут же заснул на старых овечьих шкурах, как убитый, а утром, едва рассвело, повелел выдвигаться в путь.
Гористая местность ещё до полудня сменилась равниной, но затем опять начались горы. Вот миновали большое озеро неправильной формы, а когда оно осталось позади, очень скоро не стало и селений по обочинам дороги, и даже овечьих стад не стало. Везде лишь плешивые горы, куда ни посмотри.
Заночевали снова в некоей глухой деревне, но теперь Мехмед вёл себя так, будто приехал в знакомые или родные места:
— Эта деревня относится к территории Балыкесира? — спросил он у проводника, и, услышав утвердительный ответ, пояснил: — Значит, совсем скоро нас ждёт счастливая встреча.
К полудню следующего дня, когда на горизонте показалось очередное маленькое селение, располагавшееся на склоне некоей плешивой горы, Мехмед повстречал на дороге двенадцать всадников. Вернее, поначалу их повстречали конные воины, ехавшие впереди своего высокородного господина и ограждавшие его от нежелательных встреч, но затем выяснилось, что нынешняя встреча весьма желательна.
Как только вся дюжина узнала, что юноша с рыжей бородой, облачённый в простые одежды и восседающий на дорогом вороном жеребце, это и есть Мехмед, тут же спешилась и встала на колени прямо в дорожную пыль.
— Повелитель, — произнёс самый старший из двенадцати, — мы присланы к тебе, чтобы передать, что твой приказ исполнен в точности. Заганос-паша, которому мы служим, ждёт тебя именно там, где ты назначил.
Речь шла о визире, который когда-то приезжал в Манису, чтобы проверять успехи Мехмеда в учёбе, и заслужил расположение своего подопечного. Затем этот визир стал советником при Мехмеде во время первого правления юного султана, но правление закончилось, а Заганос-паша впал в немилость у старого султана Мурата. Визиру повелели уехать из столицы и жить в своих владениях, которыми и являлся Балыкесир. С тех пор прошло более четырёх лет, но теперь Мехмед вспомнил об опальном визире и решил взять его с собой в Эдирне.
Ещё только получив письмо с известием об отцовой смерти, Мехмед сразу же отправил гонца в Балыкесир, чтобы Заганос ждал в условленном месте, и вот теперь опальному визиру и юному султану предстояло увидеться. Это оказалась очень трогательная встреча.
* * *
Двенадцать всадников показали дорогу в лагерь, устроенный рядом с той самой деревней, которая располагалась на горном склоне. Андреас увидел небольшие шатры, костры, вокруг которых сидели вооружённые люди, и рассёдланных коней, поедавших жухлую траву на пастбище неподалёку.
Вот из самого большого и богато отделанного шатра поспешно вышел хорошо одетый человек крепкого телосложения и сурового вида. В бороде ясно виделась седина, но, судя по лёгкости движений, Заганосу-паше ещё оставалось довольно долго до настоящей старости.
Увидев Мехмеда, который уже успел подъехать к шатру и спешиться, визир поклонился в пояс, но затем, оказавшись не в силах сдержать нахлынувшие чувства, упал на колени:
— Мой повелитель, ты не забыл своего верного слугу, — с дрожью в голосе произнёс этот суровый человек.
— Заганос-паша, зачем ты стоишь на коленях? — удивлённо спросил юный султан, взяв его за плечи и заставив подняться. — Ты по-прежнему мой наставник и советник. Ты не должен вести себя, как простой слуга.
— Мой повелитель, прости меня, — отвечал визир, — но я слишком рад тебя видеть и не знаю, как это выразить.
— Вырази вот так, — ответил Мехмед и обнял Заганоса-пашу, похлопав того по спине.
Визир тоже обнял своего господина, а когда они снова посмотрели друг на друга, Мехмед продолжил:
— Я верну тебя ко двору, потому что решил — теперь меня должны окружать лишь те люди, которые меня любят. Прошли времена, когда отец и Халил-паша нарочно стремились окружить меня такими людьми, которые меня не любят. Всех любящих отдалили от меня, но теперь я всех возвращу.
Заганос вдруг снова склонился в глубоком поклоне:
— Мой повелитель, означают ли твои слова, что ты собираешься приблизить к себе и Шехабеддина-пашу? Может быть, ты захочешь вернуть ему прежнюю должность, которую он занимал, когда ты был правителем? Ведь он старался услужить тебе так же искренне, как я.
Мехмед улыбнулся по-особенному и всё с той же улыбкой в голосе ответил:
— Конечно, я его приближу. И я рад, что ты спросил про него. Твои слова означают, что ты верен тем людям, которых любишь.
Андреас, вместе с остальной свитой Мехмеда наблюдавший эту сцену, вдруг вспомнил свой очень давний разговор с учеником. Мехмед, в те времена четырнадцатилетний, спрашивал, как различить, что двое друзья или не друзья. «Не про этих ли двоих спрашивал меня мой ученик? Про Заганоса-пашу и Шехабеддина-пашу?» — размышлял Андреас, но юный султан не дал греку углубиться в размышления, потому что обернулся к своим сопровождающим и сказал, указывая на них визиру:
— Все они тоже любят меня и верны мне, поэтому они со мной.
Заганос-паша, оглядев свиту своего господина, увидел лекаря-еврея и, очевидно, узнал, ведь этот лекарь служил при дворе ещё в те времена, когда Мехмед был султаном в первый раз:
— Я вижу, что твой лекарь по-прежнему с тобой, — сказал визир.
— Значит, ты его помнишь, — подытожил Мехмед, продолжая улыбаться. — И раз память у тебя такая хорошая, я покажу тебе другого человека. Лекарь врачевал моё тело, а этот человек более четырёх лет врачевал мою душу. Он излечил меня от отчаяния и поддерживал в самые печальные дни моей жизни.
Визир преисполнился вниманием, а юный султан указал на Андреаса и назвал полное имя своего учителя-грека, добавив:
— Это очень важный для меня человек. Я хочу, чтобы ты его тоже запомнил, Заганос-паша.
После этого Мехмед повелел снова двигаться в путь и позволил себе отдохнуть лишь столько времени, сколько потребовалось, чтобы люди Заганоса-паши успели свернуть лагерь и поседлать коней. Визир предусмотрительно взял с собой много воинов и мало слуг, поэтому теперь Мехмеда охраняло вдвое больше людей, чем прежде. Благодаря этому путешествие через горы, где вполне могли встретиться разбойники, сделалось вдвойне безопасным, и всё же Мехмед хотел как можно скорее добраться до обжитых мест.
Заночевали в деревне, располагавшейся на самой границе владений Заганоса-паши, а ещё через полтора дня достигли пролива, разделявшего азиатскую и европейскую часть Турции. До Эдирне оставалось всего три дня пути.
* * *
Юный султан, стоя на пристани, вглядывался в синие волны и белую дымку на горизонте. Здешние места были Мехмеду знакомы. Он много раз переправлялся через пролив во время путешествий из Манисы в Эдирне и обратно, поэтому хорошо знал, что на другой стороне пролива располагался порт Гелиболу.