Я попросил дворецкого принести оставленную на террасе прессу. В надежде, что чтение отвлечет меня от навязчивых мыслей о мексиканке. Развернув первое попавшееся в руки издание, и уперев в текст невидящий взгляд, я некоторое время даже верил в то, что действительно занимаюсь чтением. Взгляд снова и снова пробегал по одной и той же строке. «Черт, получается, что мне придется целых два года терпеть эти критические дни, перепады настроения и косые взгляды близких мне людей. А может, бросить все дела на пару лет и махнуть в Грецию? На Крите ждет прекрасный дом, где меня никто не будет рассматривать как букашку под микроскопом! Отсижусь там до следующей операции и вернусь на Кейп-Код уже полноценным мужчиной». Я вообразил, как бабушка мексиканки поведет себя после удачной трансплантации, ведь она по-прежнему будет видеть во мне свою внучку. Однако проявление родственных чувств с ее стороны станет настоящей пыткой. Как принимать навязчивую любовь и заботу от постороннего для меня человека? Нет, придется точно бежать!
Я отложил газету. К бортику подплыл слегка запыхавшийся Джим:
– Пап, ты ничего не хочешь мне рассказать? У тебя вид человека, сбившего пешехода и скрывшегося с места аварии. Кто тебе звонил во время обеда? Я же вижу, что ты чем-то взволнован, – не сводя с меня подозрительно прищуренных глаз, спросил сын, поднимаясь из бассейна.
Я уже и сам чувствовал необходимость поделиться с Джимом сложившимися обстоятельствами.
– Том нашел донора, но это женщина, – выпалил я и замолчал, позволяя сыну самому представить масштаб предстоящих перемен с его отцом.
Джим обтирался полотенцем, а услышав новость, замер.
– Что за бред!? Надеюсь, ты отказался? – осторожно спросил Джим.
Я молчал, боясь разочаровать его.
– Пап, ты меня пугаешь! Ты, что, согласился? – Джим просто испепелял меня взглядом.
– Думаю над этим вариантом, однако только с условием, если в дальнейшем будет возможность сделать операцию по смене пола. Присядь, пожалуйста, – теребя в руках газету, я указал ему на кресло напротив.
– Папа! Ты себя слышишь? – глаза Джима расширились от возмущения, он почти перешел на крик. Немного помедлив, он все же сел напротив.
– Примерно так же, как ты сейчас, я отреагировал на предложение Тома, – я чувствовал, что оправдываюсь перед ним, тем не менее, для меня было важно, чтобы он понял мое нынешнее состояние. – Я негодовал, мне казалось надо быть подлецом, чтобы предлагать такое! Когда ярость прошла, я попробовал проанализировать ситуацию. Я жду донора уже восьмой месяц, и это первый, который соответствовал нашим требованиям. Когда появится второй, одному Богу известно!
Я замолчал, пытаясь справиться с жалостью к самому себе:
– Так не хочется умирать, – чуть слышно сказал я, продолжая перебирать в руках уже порядком помятую газету, – сердце всё чаще дает сбой. Таблетки практически не выпускаю из рук. Все четыре года я, как одержимый, вынашиваю свою идею, свою мечту, и будет так глупо, если в итоге так и не успею воспользоваться ею.
Джим взял меня за руку:
– Пап, вот увидишь, у тебя все получится, только не надо спешить! Не соглашайся на операцию сейчас! Дождись, когда будут доработаны все прошлые недочеты. К тому времени обязательно найдется подходящий донор! Ну подумай сам, как ты будешь чувствовать себя в теле женщины? Как мне, твоему сыну, жить с этим? Постороннюю женщину называть отцом или уж, может, сразу называть тебя мамой? – Джим начинал опять заводиться. – Да над нами все будут смеяться!
Я понял, что зря рассчитывал на поддержку сына. Его возмущение и насмешки странным образом подтолкнули меня проявить упрямство и поступить по-своему. Тоном, не терпящим возражения, пришлось прервать его причитания:
– Я не стану отказываться от этого донора! Хотя и даю тебе слово, что постараюсь на максимально длительный срок отложить операцию. Но, когда наступит та грань, за которой уже может быть поздно, не задумываясь, соглашусь! Конечно, если к тому времени не появится другой донор.
– Вот увидишь, он появится, – дружески похлопал меня по плечу сын и, поднимаясь из кресла, добавил: – Поднимусь к себе, надо немного поработать. Через три часа едем в клуб, ты мне обещал! – сделал он ударение на последних словах, выразительно приподняв одну бровь, давая понять, что мне не удастся увильнуть.
Сын ушел в дом. А я, наконец, расслабился, удовлетворенный принятым решением, и не заметил, как организм, измученный ночной бессонницей, без сопротивления сдался в плен сну. Дом находился далеко от автострады, поэтому тишину нарушали только крики чаек, напоминающие вопли безумных женщин, к которым, впрочем, я уже давно привык.
Мне удалось поспать почти два часа. Всё это время верный Патрик периодически подходил, чтобы удостовериться, дышу ли я. Его забота в данной ситуации вызывала у меня чувство благодарности и горечи. Не хотелось думать о себе как о человеке, которого каждый раз в неподвижном состоянии принимают за мертвеца.
В холле часы пробили шесть раз. Я, проклиная свою уступчивость перед сыном, поднялся с дивана и поплелся в дом. Лифт перенес меня на второй этаж. Я быстро принял душ и направился в гардеробную.
Должен признать, большая часть вещей, хранившихся там, своим существованием была обязана Джиму и второй жене, которые приобретали их для меня. Возможно, сказалось безденежное детство и юность, но я относился к одежде как к средству, которое необходимо, чтобы согреться или прикрыть свою наготу в жаркий день. Бренды не значили для меня ровным счетом ничего. Я прошел вдоль платяных шкафов, выполненных из норвежской ели, с длинными узкими дверками из стекла и потолочной подсветкой каждого шкафа. Мой выбор пал на белый хлопковый джемпер с шевроном на груди и классические черные брюки. Дополнив образ первыми попавшимися на глаза черными туфлями, критическим взглядом окинул в зеркале свою сутулую от постоянного чтения фигуру с выпирающим вперед животом. Длинный торс и непропорционально короткие ноги. Седая шевелюра, очки в черной прямоугольной оправе, крупный нос с горбинкой и свисающим кончиком, безвольный подбородок, чуть впалые щеки и маленькие невыразительные глаза с припухшими веками. «Да уж, точно не Ален Делон», – самокритично усмехнулся я.
Из зеркала на меня взирал уже не прежний Дэн Харт, а истертый обмылок успешной жизни, с живым пытливым умом и душой, требующей эмоций, которых тело уже не хочет знать.
Спустившись вниз, я нашел Джима, ожидающего меня в зале. Он просматривал почту на ноутбуке. Услышав мои шаркающие шаги, сын, в мыслях пребывающий где-то далеко, задумчиво поднял глаза и, одобрительно окинув прояснившимся взглядом, встрепенулся:
– Да ты, никак, решил завести себе девушку?
– Двух! – самодовольно уточнил я.
– Тогда не будем заставлять их ждать, – засмеялся он. Закрыл ноутбук и, оставив его на кресле, встал.
Джим был одет в рубашку антрацитового цвета, классические черные брюки и ковбойские черные сапоги из кожи змеи. Три верхние пуговицы рубашки остались незастегнутыми, обнажая рельефную грудную клетку, бережно хранящую серебряный крест. Сын с детства просто упивался вестернами и считал ковбойские сапоги самым подходящим для мужчины вариантом обуви. Одежда на его спортивной фигуре сидела с той элегантной небрежностью, которая присуща аристократам.
Он обнял меня за плечи, и мы, как лучшие друзья, направились через холл к выходу. Пес, радостно виляя хвостом, сопровождал нас к машине в надежде, что его возьмут с собой. Я наклонился и погладил лохматого друга:
– Извини, Винчи, в другой раз. Там, куда мы едем, тебе точно не понравится!
Пес понимающе взглянул на меня своими умными карими глазами и сел на мраморную дорожку.
Водитель уже ждал нас, услужливо открыв двери «Роллс-Ройса».
Мы удобно расположились на заднем сидении авто, и машина тронулась с места. Нет, это была не машина. Это была легенда! Тысяча девятьсот шестьдесят девятого года выпуска! Таких автомобилей было выпущено всего триста семьдесят четыре единицы. Он, бесспорно, являлся гордостью моего автопарка. Мелодичный звук мотора ублажал мой слух как лепет любимого чада. Phantom VI был последним «Rolls-Royce» на отдельном шасси, имевшем характерную пружинную переднюю подвеску, заднюю подвеску на рессорах и барабанные тормоза на всех четырех колесах. Автомобиль был оснащен восьмицилиндровым V-образным двигателем, сочлененным с четырехскоростной автоматической коробкой передач. Еще в детстве меня завораживала фигурка крылатой девушки, склонившейся перед прыжком вперед. Мог ли я в те годы даже предположить, что стану владельцем такого раритетного транспорта?!
