Именно так начался мой новый период в жизни. За неимением сабмиссива, который бы мог заботиться о Джее, контора отправила меня в декрет, причем странно – без ругани, лишних вопросов и каких либо претензий. Джейден рос, как на дрожжах, с каждым новым кормлением я увеличивал его порции, а он радовался самым чистым счастьем, размазывая еду по физиономии, и еще через месяц подарил мне первую улыбку. Каждый божий вечер мы приходили к Эйдену, и я говорил ему о том, чем мы занимались прошлым вечером и этим утром. Врачи уже не настаивали на отключении аппаратов и даже не задавали вопросов, но я сам все больше и больше понимал, что мне пора отпустить Эйдена, что его время слишком затянулось, но не мог. Я дал ему год. Ни больше, ни меньше.

Так прошло еще две недели. Джей радовал меня, а я уделял ему все свое время. Наш малыш не болел, мало капризничал, правильно развивался, а еще… Он превращался в Эйдена, в его точную копию. Знаете, наверное, в жизни каждого человека происходит чудо. Нет, конечно, хорошие события происходят довольно часто, но чудо один раз. Таким чудом для меня стала одна дождливая осенняя ночь, в которую я проклинал звонящий на весь дом телефон из-за того что он разбудил Джейдена. Я просто не знал причин.

- Мистер Кивел? – на противоположной стороне был Кенджи Полш. – Вы можете приехать?

- Эйден?.. Он?..

- С ним все хорошо. Нам нужно, чтобы Вы приехали, чем скорее, тем лучше.

Сорвавшись с места, я кинулся собирать Джея и себя. Малыш сопротивлялся, капризничал – ему хотелось спать, но мой сон сняло, как рукой. За все два с половиной месяца комы Эйдена я в первый раз слышал, чтобы голос доктора Полша был настолько взволнованным. Джей проплакал всю дорогу, и мои попытки уложить его обратно увенчивались провалом. Как только я – весь растрепанный и на взводе вбежал в больницу, то тут же понял – что-то изменилось. Люди смотрели на меня по-другому: без сожаления, без грустного выражения лица. Нам понадобилось не больше минуты, чтобы оказаться на втором этаже у палаты Эйдена, где я услышал то, во что никак не мог поверить.

- Что вы со мной сделали?! – даже через дверь крик Эйдена разносился на все отделение. – Приведите мне его! Не трогайте! Отпустите!

- Мистер Кивелл! – Кенджи опередил меня и встал в дверях палаты так, чтобы ни я, ни Эйден не могли видеть друг друга. – Мои поздравления, он проснулся, - он говорил быстро, но все же был отчетливо слышен сарказм, и, видимо, приметив мою бледность, доктор схватился за рукав моей рубашки, чтобы я не свалился в обморок. – Но Эйден ничего не помнит. Как мы выяснили, он даже не в курсе, что Вы куда-то уезжали, и… Что у него есть ребенок, - врач взглянул на кулек в моих руках, и тут произошло то, чего я так боялся – Джей завопил так, словно его резали, и ругань в палате тут же прекратилась.

- Пустите, - в мой голос вновь вернулась привычная сталь, и Кенджи не посмел ослушаться.

- Орайон! – Эйден заерзал на кровати, к которой его прижимала целая бригада санитаров. – Орайон, они говорят мне, что!.. – теперь и он увидел Джея. – О боги…

- Отпустите его, и пошли вон! – санитары переглянусь со стоящим за моей спиной Кенджи и, получив разрешение, по-быстрому удалились.

- Они говорят мне… Орайон, они говорят… Осень! – Эйден тыкал пальцем в сторону окна. – Осень, мать ее! Вчера ведь было начало лета!

- Они правы, малыш, - ноги дрожали, я присел на стул рядом с кроватью Эйдена, и Джей успокоился, но елозить не перестал. – Последний раз… Боже… Последний раз мы с тобой говорили два с половиной месяца назад.

- Орайон… - он отрицательно мотал головой, не веря во все происходящие. – Как так? Что происходит? Почему? Кто это?

- Это Джей… Джейден. Ему полтора месяца, и он наш, - я аккуратно раскрыл одеяльце, чтобы Эйден смог разглядеть малютку. – До того… До твоей комы мы ездили в инкубатор отдавать образцы… А потом…

- Он же саб, да? – Эйден говорил практически шепотом, постоянно сглатывал, и, клянусь, я никогда не видел его столь удивленным.

- Ты чувствуешь? – он качнул головой. – Я пока что нет. У вас это больше развито, чем у нас.

- Ты ведь не шутишь надо мной? Шутишь же, да?

- Нет, малыш, не шучу.

- Да как так-то?.. Боже, у меня есть ребенок… Ребенок, живой ребенок! А я… А я даже не могу его взять на руки…

- Не можешь?

- Я…

- Пока не может, - в палату вновь вошел доктор Полш. – Вы не будете больше кидаться на меня? – Эйден немного виновато взглянул на врача и потупил взгляд. – Вот и прекрасно. Мы не знали, мистер Кивелл, что Вы могли так быстро очнуться. Я всегда поражался работе Вашего мозга, но чтобы так – такого я точно никогда еще не видел. Сейчас мышечный тонус Эйдена не совсем в норме, но, уверяю, это пройдет. Вместо привычных движений по телу проходят судороги, электрические разряды, не больше. Это нормально, с учетом того сколько мистер Кивелл провел времени лежа.

- Это… Навсегда? – мне было не важно останется ли Эйден с инвалидностью или нет, главное, что я просто могу хотя бы поговорить с ним.

- Нет, - Кенджи улыбнулся как-то по доброму, не по врачебному. - Через неделю мы Вас выпишем. Отдыхайте.

- Малыш? - около минуты мы глупо смотрели друг другу в глаза, пока по щекам Эйдена не потекли слезы. – Теперь все будет хорошо, - вновь прижав уставшего от всех передряг Джея к себе одной рукой, я присел на край больничной кушетки и убрал растрепавшиеся и отросшие волосы с лица Эйдена. – Я тебе обещаю, малыш, теперь я никогда больше не оставлю тебя. Никогда.

- Орайон… Орайон, Боже, что случилось?

- Знаешь, я поклянусь, что больше никогда не отдам тебе ни одного приказа, кроме…

- Приступов?

- Да, приступов. Только дай мне одно обещание.

- Да?

- Ты не помнишь, и это прекрасно. Никогда, Эйден, умоляю тебя, приказываю, прошу, никогда больше не задавай этот вопрос никому и не ищи сам на него ответа. Хорошо?

- Но…

- Случилось плохое, Эйден, но ты справился, - я провел большим пальцем под глазами моего мальчика, убирая с его щек слезы. – Не надо. Я не хочу, чтобы ты знал. Пообещаешь?

- Ты главный…

- Нет. Просто пообещай.

- Хорошо. Я обещаю.

Именно так начался новый – четвертый, период в моей… Нашей жизни.