– Неужели совсем нет выбора? – с последней надеждой в голосе проговорил наследник. – Я готов работать… Много работать, днями и ночами, хоть в кузне, хоть в шахте…
Но Торин лишь качнул головой, увенчанной тяжелым королевским венцом, и Фили замолк на полуслове. Если бы можно было услышать, как разбивается сердце, то это был бы звук горного хрусталя, разлетающегося на мелкие осколки. Сглотнув, молодой гном посмотрел на Торина полными отчаяния глазами, будто саму зеркальную гладь Келед-Зарам тронула тонкая рябь. Торин не выдержал и, быстро обогнув стол, приблизился к своему племяннику и сжал его плечи могучими руками:
– Прости, Фили, но я верю в твое благоразумие. Вступив в брак, ты дашь нам надежду на будущее. Подумай о брате. Какая жизнь будет уготована ему, если мы не сможем возродить Королевство?
Торин обнял его, но Фили отрешенно смотрел в пустоту, не понимая как вообще возможно такое, чтобы все в одночасье разрушилось. По-отечески приложив ладонь к щеке юного гнома, государь устало улыбнулся:
– Ты справишься. В твоей жизни появится любящая жена, и вы будете счастливы. Все вокруг будут счастливы.
Фили не разделял мнения дяди на этот счет, он вообще не представлял сможет ли теперь быть счастлив. Через некоторое время молодой гном уже стоял в коридоре, не помня, как вообще выходил из зала, и что сказал Торин ему вслед, когда тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за спиной. Он сделал несколько шагов и прислонился к ближайшей колонне, ощутив внезапную слабость. Опираясь на полированный камень, он медленно сполз вниз на холодный пол, одернул ворот рубахи, проводя пальцами по покрытой испариной шее, с силой сжал волосы на затылке. Хотелось выть от безысходности – от всех этих обязанностей, условностей и долга. Впервые он пожалел, что родился наследником. Сейчас ему хотелось просто прожить рядом с возлюбленным спокойную жизнь. Каждое утро пробуждаться от его поцелуя, а вечером засыпать, крепко сжимая его в объятиях. Теперь же у них осталось так мало времени, чтобы насладиться близостью, чтобы сказать все слова любви, которые так и рвались из груди.
Полуденное солнце мучило удушливым зноем, перед которым оказались бессильны даже склоны Одинокой горы. С вершины по камням и вдоль расщелин бежали ручьи талой воды, собираясь в бурные потоки и водопадами обрушиваясь с уступов. Мелодичное журчание эхом разносилось по горным галереям, и светловолосый гном, опустив голову на колени, слушал этот отзвук.
========== Зенит ==========
Саундтрек: Les Friction – Louder Than Words
Когда за Фили закрылась дверь, Торин со вздохом опустился на стул и положил голову на сцепленные замком руки. Одному Махалу ведомо, как тяжело ему далось это решение, чего он только не предпринял, чтобы убедить людей. Разве что отдать Аркенстон не пообещал. Но камень покоился в гробнице королей, а у Торина не было больше ничего, что он мог предложить. Гном тяжело вздохнул и рванул ворот королевского одеяния. Если бы он только мог, то всунул бы в эту петлю собственную шею, а потом отрекся от трона в пользу племянника. Но люди, похоже, предвидели такое развитие событий. А, быть может, их надоумили эльфы. Речь на переговорах шла исключительно о Фили. Впрочем, гномы бы не простили своему королю - единственному оставшемуся в живых потомку Дурина по мужской линии, – свадьбы с человеком, когда он столько лет пренебрегал своими сородичами. Фили стоял в шаге от трона, но для гномов этот шаг значил очень многое…
Вдруг Торин поднял голову. Кили! Братья всегда были очень близки, так что младший наверняка сможет поддержать старшего и помочь принять это нелегкое решение. Король поднялся и быстрым шагом направился к крылу, где жили братья.
***
Вопреки совету брата Кили, конечно же, вновь завалился в постель, стоило возлюбленному уйти. Впрочем, задремал он ненадолго и очень тревожно – какое-то смутное беспокойство засело в душе, когда он остался в одиночестве. Впрочем, когда принц открыл глаза окончательно, солнце стояло уже высоко. Пора было на встречу с братом. Хотя торопиться не стоило. Фили не любил ждать, но становился от этого таким страстным и нетерпеливым… Кили мечтательно улыбнулся и вылез из постели, подобрал штаны, натянул их на себя и тут же замер - в коридоре раздались шаги. Тяжелая мерная поступь - это точно был не брат. Шаги стихли и раздался стук в дверь - ночевали братья сегодня в комнате старшего, а гость, кем бы он ни был, пришел по душу младшего. Кили скрипнул зубами. Они давно сделали проход между своими комнатами - надо было только тихо пробраться туда. Гном осторожно потянул за рукав свою рубаху, брошенную на стул, не заметив, что на ней лежит один из многочисленных ножей Фили, который с громким лязгом не замедлил рухнуть на каменный пол. Кили в сердцах выругался, а через мгновение дверь, которую старший, уходя, оставил незапертой, распахнулась. На пороге стоял Торин.
По мере того, как король осознавал то, что видит перед собой, еще взгляд мрачнел от гнева, а кулаки сжимались. Кили попытался как-то прикрыть обнаженный торс рубахой, но было уже поздно. Торин стремительно подошел, перехватил его запястья и развел руки, впиваясь взглядом в алые следы, красующиеся на плечах и шее молодого гнома. Комната старшего, разбросанные тут и там вещи обоих братьев, разворошенная кровать, случайная недавняя оговорка Фили… Не нужно было много ума, чтобы сделать выводы.
– Дядя… – Кили поморщился от железной хватки сильных пальцев.
– Молчи, – рыкнул Торин дрожащим от гнева голосом. – Молчи и слушай. Я не хочу знать, что у вас тут происходит и как долго это продолжается… Но скоро у твоего брата появится жена. И, будь добр, веди себя достойно!
Высказавшись, Торин резко разжал руки, развернулся и стремительно вышел из комнаты, а Кили, как подкошенный, рухнул на кровать. Голова у молодого гнома шла кругом, и мысли метались безудержным вихрем. Торин за все проведенное в Эреборе время ни разу не выказал даже намека на то, чтобы зайти к братьям в гости, а тут вдруг… Это катастрофа. Настоящая катастрофа. Хотя… он говорил что-то важное. Что у брата будет жена… Какая к балрогу жена?! Кили пружиной взлетел на ноги и бросился за дядей, на бегу натягивая рубаху.
– Торин… Торин! – он догнал владыку в следующем коридоре, и, не слишком церемонясь, схватил за плечо. – Я не ослышался? Какая еще жена?
– Как у всех нормальных гномов! – Торин развернулся, сбрасывая удерживающую руку. – Фили женится через три дня.
– Как? На ком? – голос Кили зазвенел от отчаяния: брат не мог жениться, они же любят друг друга, они должны быть вместе. – Он же ни с кем…
– На Сигрид дочери Барда, – отрезал Торин, прожигая племянника взглядом.
– Что? Она же человек!
– Она – дочь правителя Дейла. Этот союз нужен нашему народу, – Торин передернул плечами и направился дальше по коридору.
– Настолько нужен, что ты готов продать людям своего наследника? – выкрикнул ему в спину Кили, и тут же отлетел в стене, сбитый ударом пудового кулака.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – прошипел ему в лицо Торин, одним движением вновь вздергивая племянника на ноги и встряхивая с каждым словом как щенка. – Фили. Женится. Через. Три. Дня. И если ты хоть как-то этому помешаешь – я тебя своими руками вышвырну из Эребора!
Вдруг Торин вздрогнул и отшатнулся, будто испугавшись собственных действий. Кили медленно отступил и прижался спиной к стене, глядя прямо перед собой широко распахнутыми глазами. Кровь отхлынула от лица молодого гнома, побелевшие губы кривились в попытке совладать с нахлынувшими эмоциями. Торин сделал к нему шаг, но замер и лишь повторил тусклым тихим голосом:
– Твой брат женится через три дня… Смирись…
Король развернулся и ушел – ссутулившись и склонив голову, будто вся тяжесть Горы давила ему на плечи, – а Кили лишь через несколько мгновений нашел в себе силы сдавленно выдохнуть сквозь зубы. В одночасье заледеневшее сердце билось медленно и будто бы нехотя… Хотя ради чего ему было теперь биться. Несмотря на жару, пробирающуюся в коридоры Эребора, Кили вдруг почувствовал нестерпимый холод. Так однажды уже было – когда прекрасная девушка с волосами как пламя умирала на его руках… Гном обхватив себя руками, а потом вдруг бросился к ближайшей стене, обрушивая кулаки на не в чем неповинный камень, не замечая как в кровь разбивает костяшки. По сравнению с той болью, что рвала сейчас его изнутри, это была сущая мелочь.
