Когда Эйдан встал, книготорговец стряхнул грязь с его плаща, и потянул за собой к городу.

– Послезавтра ты уедешь из Санкт-Петера, – сообщил книготорговец, когда они пришли домой, и Эйдан поменял промокшую одежду на свежую и выпил чашку горячего чая. – Тебе стоит на некоторое время исчезнуть из города.

– Куда уеду? – спросил юноша, плотнее закутываясь в теплое одеяло.

– Поживешь в доме моей сестры Дианы. Он все еще живет в моем родном городе. Она была замужем за бристольцем, но теперь овдовела. Детей у нее нет, так что она будет рада мужчине, который сможет помочь по дому и в саду, – объяснил Ричард, наливая ему еще чая. – Я напишу тебе сопроводительное письмо. Моя сестра очень добрая и милая. Ты ей будешь как сын.

Эйдан поднял голову и внимательно посмотрел на бывшего учителя.

– Спасибо вам… за все, – тихо проговорил он.

– На здоровье, – кивнул мужчина. – Это я должен тебя благодарить. Твоя радость, открытость и ваша с Дином любовь залечили глубокую рану в моей душе. Это меньшее, что я могу сделать.

Эйдан встал из-за стола и потер лоб внутренней стороной запястья. Он чувствовал себя истощенным. Положив руку на плечо книготорговца, он заставил себя улыбнуться:

– Спокойной ночи, Ричард.

– Спокойной ночи, Эйдан, – ответил мужчина, на мгновение нежно коснувшись его шеи.

Когда он выходил из комнаты и оглянулся на мгновение, то увидел, что Эйдан вновь сидит на полу перед очагом, глядя на огонь. Он и подумать не мог, что видит Эйдана Тернера в последний раз.

Проснувшись за час до рассвета, он обнаружил, что дом пуст, а в центре стола лежит «Смерть Артура». Открыв книгу на первой странице, он нашел записку.

Я не могу жить без него. Просто не могу. Простите меня. Прошу, не считайте себя виноватым. Это только мое решение. Прощайте, друг.

Э. Тернер

====== Глава 7. Последний полет ворона ======

Санкт-Петер,

Ноябрь 1707 года

Эйдану было стыдно. Ему вовсе нечем было гордиться, а особенно тем, что он собирался сделать. И даже не по тому, что это было грехом – их достаточно накопилось на его счету за короткую жизнь. Вряд ли еще один изменил бы что-то в глазах Господа. Ему было стыдно за то, как он попрощался со своим бывшим учителем и другом. За эту короткую записку из нескольких слов, которую он оставил вложенной в «Смерть Артура». У него не было выбора. Да, мистер Армитэдж хотел преподнести книгу ему в подарок, но там, куда собирался Эйдан, книги ему уже не понадобятся. Даже любимые. Впрочем, он забрал фолио Дина и, покидая книжный магазин за полтора часа до рассвета, крепко прижимал кожаную папку к груди.

48 часами ранее

Дин стоял, не в силах пошевелиться, и с трудом сдерживал дрожь, наблюдая, как его возлюбленный выходит из комнаты в сопровождении Мактавиша.

Вновь он остался один в холодной тюремной камере.

Он вытер слезы и лег на кучу соломы. Кажется, последний раз он плакал в незапамятные времена. Вероятно, это было в поместье Эдкинсов, когда ему был 21 год. Тогда он заснул в слезах, вспоминая взгляд Эйдана. Взгляд человека, которого предали. Дину не хватило сил защитить возлюбленного, но он был рад, что тот хотя бы не видит его в слезах. Он не стыдился проявления эмоций, но не хотел выглядеть слабым перед любимым. Он знал, что его внутренняя сила – это то, что, в числе прочего, любит в нем Эйдан. То, чем он восхищается. И Дин не мог его разочаровать.

Но сегодня, впервые за долгие годы, Дин позволил слабости взять верх. Не должен был, но не смог сдержаться. И все ж он оплакивал не собственную участь. Он оплакивал Эйдана. Больше всего он боялся, что любимый совершит нечто непоправимое в попытке воссоединиться с ним.

«Вероятно, я не должен был так его опекать. Относиться к нему, будто он птенец, выпавший из гнезда, – с сожалением думал он, и тут же понимал, что не смог бы устоять; Эйдана хотелось защищать всей душой. – Наверное, я должен был любить его как-то по-другому. Не так, будто он хрупкая фарфоровая статуэтка. Я должен был сделать его сильнее. Но теперь уже поздно. Я слишком избаловал его».

И вот жизненный путь Дина дошел до той точки, где он был вынужден подвергнуть своего вороненка ужасу публичной казни. Если бы у него только был способ избежать этого…

Он чувствовал себя виноватым. В этой ужасной пьесе ему досталась самая простая роль. Представляя себе перспективу увидеть бездыханное тело возлюбленного, он чувствовал невероятное отчаяние. А ведь теперь Эйдану придется столкнуться с этой болью. Безусловно, участь Дина была незавидной, но быть повешенным все равно было в сотни раз проще, чем наблюдать, как вешают твоего возлюбленного. Дину становилось почти физически больно, когда он думал об этом. Он прожил хорошую жизнь. У него были лошади и эскизы. Его вырастила и воспитала самая любящая и добрая нянечка в Англии – при воспоминании о Мэгги сердце Дина забилось быстрее. У него было беззаботное детство и лучший друг, о котором только можно мечтать. Лучший друг, который с годами превратился в самого умного и привлекательного мужчину в стране. Лучший друг, отказавшийся от всех возможностей учебы и семейной жизни, чтобы стать для него единственным. Дин невольно улыбнулся. Судьба действительно была добра к нему.

Блондин закрыл глаза. Его тело все еще помнило то, как они занимались любовью. Он до сих пор чувствовал, где его касались пальцы Эйдана, где они впивались в его кожу. Терпкий запах Эйдана все еще витал в воздухе. Он хотел бы сохранить его и умереть с памятью о страсти возлюбленного. Он умер бы без раскаяния в грехе, о котором так и не смог заставить себя пожалеть. Жаль, что у него не осталось лоскутка одежды Эйдана – он бы сейчас зарылся в него лицом. Этот запах всегда поддерживал и успокаивал. Для Дина он являлся неотъемлемым атрибутом любви, привязанности, счастья. Всего того, в чем он так нуждался сейчас. Мужчина вздохнул, и по его лицу вновь покатились непрошенные слезы.

Когда тишину прорезал звук открывающейся двери, он поднял голову. В комнату зашел Мактавиш с миской еды в руках. Блондин встал, наблюдая, как шотландец возится с замком. Когда дверь открылась, он принял угощение из рук тюремщика, и Мактавиш запер за собой дверь.

Мужчины посмотрели друг на друга.

– Благодарю, – произнес Дин. – Но я не голоден.

С этими словами он поставил миску на пол, не притронувшись к еде.

Шотландец скептично хмыкнул и окинул его внимательным взглядом. Дин невольно почувствовал себя маленьким и беззащитным.

– Сколько времени? – спросил он, чтобы нарушить молчание.

– Примерно три с половиной часа после полуночи, – ответил Мактавиш непроницаемым голосом.

Дин вновь поблагодарил его, но шотландец не ушел из камеры, а наоборот взял стоящее поблизости ведро, перевернул его и сел, продолжая рассматривать заключенного.

– Ты действительно хладнокровно убил трех человек? – наконец, спросил он. – То, что говорят о тебе, правда? То, что ты делишь постель с молодым Тернером?

Дин нахмурился, но промолчал.

– Приятель, лучше расскажи все и будь честен, – предложил тюремщик. – Я не просто хочу узнать правду. Я хочу услышать ее именно от тебя.

Погода по-прежнему была промозглой и холодной. Спящий в такое время город заволокло тонкой дымкой тумана. Эйдан прошел по улице, но затем остановился и обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на книжную лавку. Очертания здания терялись в темноте, но он и так помнил все до последней мелочи, особенно вывеску, на которой зелеными и золотыми буквами была выведена надпись «Книжная лавка Армитэджа» и изображен барсук, держащий в лапах открытую книгу. Несмотря на подавленное состояние, Эйдан тепло улыбнулся. А ведь сейчас он прощался не только с той жизнь, которая у него была, но и с той, которая могла бы быть. Вероятно, он провел бы несколько месяцев или лет у сестры мистера Армитэджа, а затем вернулся бы в Санкт-Петер, когда все улеглось. Вероятно, он мог бы стать совладельцем магазина вместе с Ричардом, а потом, со временем, они бы даже стали любовниками – он пошел бы на это, стремясь залечить раны, нанесенные потерей Дина. Он бы привык к такой жизни и даже, наверное, научился бы ей радоваться, научился бы получать удовольствие от иллюзии, что его душа не умерла вместе с возлюбленным. Да, вероятно, все это было возможно. Но Эйдан выбрал другой путь.