– Я проверил замок на двери после того, как отнес ему ужин, сэр, – кивнул шотландец.

– Вы слышали крики или просьбы о помощи? – спросил пристав.

– Нет.

– Если позволите, пристав, я отмечу, что это обычное дело, – вмешался палач. – Время от времени заключенные совершают самоубийство. Страх и отчаяние толкают их на это.

Эйдан вздрогнул и непроизвольно тряхнул головой. Это было невозможно. Дин должен был встретить смерть достойно. Да, при их последней встрече он признался, что боится, но подобная трусость все равно была не в его характере.

– У него была возможность устроить пожар? – продолжил пристав.

– Да, сэр. Пол камеры был усыпан соломой, а также там стояла масляная лампа.

– Думаю, мы можем с чистой совестью признать, что О’Горман совершил самоубийство, – подвел итог палач.

Судебный пристав и тюремщик согласно кивнули, однако пастор выглядел неудовлетворенным.

– Как только огонь успокоится, мы осмотрим камеру на предмет останков. И если мы ничего не найдем… вы пожалеете об этом, Мактавиш, – пригрозил он, прежде чем отойти вместе со своими спутниками.

Эйдан остался один, безразлично наблюдая за тем, как начинается рассвет. У него больше не было сил кричать или плакать. Юноша чувствовал себя опустошенным и усталым. Вот все и кончилось – боль, страдания, отрицание. Дина больше нет. Но произошедшее казалось настолько невозможным, что Эйдан не мог заставить себя поверить. Нужно просто подождать, твердил он себе, и тогда кто-нибудь обязательно подойдет, положит руку на плечо и тихо скажет, что с Дином все в порядке, что он ждет в безопасном месте. И тогда он придет туда, поднимет возлюбленного на руки и отнесет обратно домой, укутает в одеяло и заставит выспаться, чтобы отдохнуть ото всех этих ужасов. Он будет сидеть рядом и гладить волосы Дина, пока тот будет спать. Да, именно так он и сделает, как только кто-то придет и скажет, где же его найти. Эйдан оглянулся. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько потерянным. Он стоял и ждал, но никто не приходил.

Потом он заметил мистера Армитэджа, молчаливого и печального. Мужчина встретил взгляд своего бывшего ученика и вздрогнул – ореховые глаза Эйдана, всегда такие живые и яркие несмотря на свой темный цвет, сейчас казались мертвыми. Последняя искра надежды, которая еще теплилась в нем, угасла.

Эйдан снял плащ, передал его учителю и закатал рукава рубахи. Так и не сказав ни слова, он нашел лопату и отправился помогать другим горожанам. Он слышал, как люди за его спиной шепчутся о том, что смерть Дина на его совести, ведь они были любовниками. Они искали козла отпущения, но Эйдану было все равно, даже если бы они решили забить его камнями до смерти. Больше ничего не имело смысла. Он помогал рыть траншею, отделяющую огонь от других построек, раз за разом яростно вбивая лопату в землю, пока не выбился из сил.

Через два часа после рассвета, небо заволокло тучами и начался дождь. Многие горожане вздохнули с облегчением. Эйдан продолжал рыть, хоть это было уже бессмысленно, ведь дождь вернее расправился бы с огнем, но он не мог остановиться, как будто копал собственную могилу. Ему необходимо было что-то делать. У него больше не было цели. Никто больше не ждал его. Ему некуда было идти. Под осенним дождем он быстро замерз, но будто не чувствовал этого.

К полудню огонь погас. Тюрьма была сложена из камня, и дерева там было не много. К счастью, пламя не перекинулось на соседние постройки.

Эйдан выбрался на поверхность. Его темные кудри слиплись от дождя и пота, а лицо и руки покрывала грязь и сажа. Армитэдж накинул на его плечи плащ.

– Нам стоит пойти ко мне домой. Тебе нужно принять горячую ванну, – мягко предложил он. – Здесь больше нечего делать.

– Нет, – твердо ответил Эйдан. – Я должен его увидеть.

– Эйдан… – книготорговец не сразу понял, о ком говорит юноша, а, догадавшись, вздохнул. – Я не думаю, что… – он попытался подобрать слова, но все равно не смог смягчить смысл. – Я не думаю, что от его тела что-то осталось…

Но Эйдан его не слышал. Он во все глаза смотрел на противоположную сторону площади, где стоял мужчина в коричневом плаще и женщина с длинными темными кудрями с легкой сединой. Женщина напряженно вцепилась в накинутую на плечи серую шаль, а мужчина нервно крутил в руках шляпу. Эйдану показалось, что он не видел их целую вечность. Они выглядели почти чужими людьми. Мистер и миссис Тернер – его родители.

Мистер Армитэдж шумно вздохнул, проследив взгляд юноши. Они пока сына не заметили, а он не решил, хочет встречаться с ними или нет. Додумать эту мысль он не успел, так как на площадь влетела карета, которую Эйдан немедленно узнал. Он принадлежала О’Горманам.

Кучер остановил лошадей рядом с Эйданом и Ричардом, так что им пришлось отскочить, чтобы не попасть под плеснувшую из-под колес грязь.

Первой из кареты вышла леди О’Горман, и Эйдан буквально не поверил своим глазам. Он никогда ранее не видел ее настолько усталой, бледной и… некрасивой. Мать Дина всегда отличалась приятной внешностью, но скорбь и боль уничтожили ее красоту. Она определенно очень много плакала, хоть и пыталась скрыть это косметикой и пудрой. Она была одета в черное платье, и Эйдану вдруг стало интересно, надела ли она траур сейчас или сразу, как Дина арестовали.

Женщина сделала несколько шагов к сгоревшей тюрьме, и люди стали собираться вокруг, перешептываясь.

Эйдан взглянул на карету. Там внутри был кто-то еще – он слышал женский плач. Кучер открыл вторую дверцу и помог выйти Мэгги – старой нянечке Дина. Она неуклюже выбралась и остановилась. Ее руки дрожали, а лицо была наполовину закрыто платком, с помощью которого она пыталась сдержать всхлипы.

– Мисс Маргарет… – прошептал Эйдан.

Он был очень привязан к старой экономке О’Горманов и ему было больно видеть ее в таком состоянии.

Увидев выжженную пустошь перед собой, она замерла в ужасе. Кажется, именно в этот момент она осознала произошедшее – то, что Дин больше не вернется домой, не поцелует ее в щеку перед сном, не посмешит шуткой и не похвалит ее стряпню. Больше никогда.

Из ее горла вырвался вскрик отчаяния и боли:

– Нет!!! Нет, мой малыш!!! НЕТ!!!!

Она попыталась броситься к останкам тюрьмы, но запуталась в подоле длинного платья и упала на мокрую землю. Не раздумывая, Эйдан бросился к ней, чтобы помочь. Пожилая женщина подняла на него взгляд и, узнав, крепко обняла, утыкаясь лицом в его влажный плащ:

– Ох, мистер Эйдан, это так ужасно… он… они… – она вновь расплакалась. – Он же был таким милым и добрым… это же ошибка… Он не мог убить тех мужчин. Мой бедный господин, он был так молод… Мой мальчик, мой малыш…

– Я знаю, знаю… – Эйдан ласково погладил ее по волосам, не представляя, что еще сказать.

Он поднял голову и огляделся, понимая, что в этот момент все на площади смотрят на него, в том числе его собственные родители. На лицах мистера и миссис Тернер застыло удивление.

– Мэгги! Отойди от этого человека! У нас с ним больше нет никаких отношений, я запрещаю тебе находиться в его компании, – распорядилась леди О’Горман. – Хадлоу, уведи ее обратно в карету, если ее не держат ноги, – приказала она кучеру, и тот осторожно, но уверено забрал женщину из рук Эйдана.

Леди О’Горман одарила его взглядом, полным презрения и ненависти. Она резко отвернулась, но тут заметила в толпе его родителей.

– Это все ваша вина! – воскликнула она, указывая на них трясущимся от ярости пальцем. – Я правильно воспитывала сына. Он таким не был. Он не был убийцей и на других мужчин не заглядывался. Это ваш сын соблазнил его как настоящий демон, которым он и является. Он никогда бы не ввязался в эти отвратительные вещи по собственной воле. Если бы вы только лучше воспитывали своего ребенка. Если бы вы привили ему добродетель и праведность. Если бы вы вырастили его достойным. Так нет же! Он преступник и извращенец. Смерть моего сына на его совести!

Мистер Тернер выслушал эту отповедь, не отводя взгляд.