Судебный пристав прочистил горло и вновь зачитал приговор:

– Дин О’Горман, осужденный за убийство…

Эйдан больше не слушал его. Он пытался понять, как пережить то, что сейчас произойдет. Впрочем, Дин, кажется, тоже не слушал. Он смотрел куда-то за горизонт, будто бы наслаждался в последний раз чудесным видом. Легкий осенний ветер играл с его короткими золотистыми локонами. Он был таким прекрасным, благородным и бесстрашным.

«Мой архангел… мой святой…» – невольно подумал Эйдан.

– Испросишь ли ты у Господа прощения и покаешься в грехах? – спросил пастор, с то время как палач накинул петлю Дину на шею. Молодой мужчина не пытался сопротивляться.

– Господь знает, что я сожалею о всех своих грехах, – громко ответил Дин, высокомерно взглянув сверху вниз на толпу, но затем выражение его лица смягчилось; он нашел взглядом Эйдана и продолжил, склонив голову. – Кроме одного…

– И с ним ты сгоришь в аду! – ядовито закончил Блэкхок.

– Хорошо, – решительно ответил Дин, даже не глядя на пастора. – Там и встретимся, преподобный.

В этот момент Эйдану показалось, что лицо Дина излучает свет, будто на том портрете Святого Георгия. Блондин прямо смотрел в ореховые глаза возлюбленного так, будто преподобного Блэкхока вовсе нет на свете. На его губах цвела теплая улыбка, а на лице отражалась лишь любовь. Именно так он улыбался двенадцать лет назад, когда Эйдан в первый раз прижался к нему и сказал: «Я хочу быть твоим возлюбленным, Дин». Все смешалось в этой улыбке – тепло и аромат сена, счастье и невыразимая радость взаимности. Эта улыбка стала последним подарком Дина тому, кого он любил и кого защищал, даже ценой жизни.

Эйдан понял, что возлюбленный не позволит себе выказать страх у него на глазах. Что он будет улыбаться до последнего. Он все еще старался облегчить участь своего возлюбленного, смягчить ужас сцены, что разворачивалась сейчас. Дин всегда старался защитить его. Всю свою жизнь. Эйдан хотел бы, чтобы все эти люди, собравшиеся сейчас перед деревом, которое было свидетелем рождения их любви, а теперь и ее гибели, могли бы увидеть, каким на самом деле был Дин О’Горман. Он был не бездушным убийцей, а человеком, настолько самоотверженным и бескорыстным, что мог улыбаться даже с веревкой на шее, лишь бы поддержать того, кого любил. И оценив поступок возлюбленного, Эйдан все ж нашел в себе силы улыбнуться в ответ – пусть и сквозь слезы.

Палач затянул петлю и спустился с лестницы.

«Что-то не так», – внезапно понял Эйдан.

Он тревожно оглянулся, и тут же осознал, что его обеспокоило. Ветвь, через которую была перекинута петля, располагалась слишком низко, а веревка была слишком короткой. При таком раскладе, у Дина не было шансов, что его шея сломается при падении, как было бы на обычной виселице. Его ждали несколько минут мучительной боли, прежде чем его прикончит недостаток воздуха. Юноша вспомнил признание Дина в их последнюю встречу: «Я боюсь, что они будут убивать меня медленно. Я надеюсь, что все произойдет быстро». Эйдан почувствовал, как его охватывает паника.

Он обернулся и поймал взгляд преподобного Блэкхока. Пастор смотрел на него с победной улыбкой, и Эйдан понял, что именно таким был его план с самого начала. Он хотел, чтобы убийца его сына страдал как можно дольше. Глаза пастора все еще излучали то демоническое сияние, и Эйдану это показалось странно знакомым. В глазах Блэкхока он увидел пламя преисподней.

«Дракон! – мысленно воскликнул Эйдан. – Дракон с рисунка Дина. Сам дьявол!»

Он запаниковал, но не мог издать ни звука. Не мог даже пошевелиться.

– Приступайте, – распорядился судебный пристав.

Дин все еще смотрел на возлюбленного. Легкая улыбка, адресованная только ему, так и не сошла с его губ. Лишь когда его жизнь исчислялась уже секундами, он разомкнул их, чтобы прошептать последние три слова, всегда предназначавшиеся лишь одному человеку. Лишь Эйдану.

Я люблю тебя.

Палач выдернул лестницу из-под ног Дина, и сердце Эйдана остановилось. Он окаменел, широко расширившимися глазами наблюдая за происходящим.

Дин остался без опоры и рухнул вниз.

Крик, вырвавшийся у Эйдана, сложно было назвать человеческим. Это не были слова. Лишь боль. Боль, испытываемая существом, чью душу разрывают на части. Это даже с трудом можно было назвать его собственным голосом. Но этот крик был так похож на плач тех женщин из Вудхиллс.

Дин захрипел, задыхаясь, и Эйдану хотелось лишь сжаться в комок и закрыть глаза и уши, чтобы не слышать и не видеть этого. Это было невыносимо, но в то же время он понимал, что должен что-то предпринять. Он не мог позволить возлюбленному страдать.

Он бросился вперед, и никто не смог бы удержать его… но никто, к счастью, и не пытался.

Обхватив ноги Дина, но потянул его вниз, добавляя свой вес к весу возлюбленного. Эйдан понимал, что не сможет спасти его, но так он мог хотя бы ускорить его конец. Он не хотел, чтобы Дин страдал больше, чем это необходимо, и лишь надеялся, что Дин его поймет…

– Прости, Дин. Прости. Умоляю, прости меня… Любимый, прости… – захлебывался он слезами, обезумев от боли и ужаса, уткнувшись лицом в коленки Дина и крепко зажмурившись.

Он не знал, сколько времени он провел так – рыдая и обнимая безжизненное тело. Наконец, ему на плечо легла тяжелая крепкая рука. Он попытался высвободиться, но не смог, будто собственное тело было не в его власти.

– Эйдан… – раздался спокойный тихий голос.

Голос мистера Армитэджа.

–Тихо… Все кончилось, Эйдан… Все хорошо… Я с тобой…

Эйдан открыл глаза. Рука книготорговца лежала на его плече. Сквозь слезы он увидел, что свеча почти догорела.

====== Глава 6. Туман и пепел ======

Примечание переводчика:

В тексте используется отрывок из книги Томаса Мэлори «Смерть Артура» в переводе И.Берштейна, а также фрагмент стихотворения Роберта Бернса A Red, Red Rose в переводе Самуила Маршака.

– Тихо… Тихо, друг… все кончилось… – шептал Ричард, укачивая дрожащего юношу в объятиях.

Эйдан по-прежнему сидел на том же стуле, где его сморил сон. Мистер Армитэдж проснулся от его крика и прибежал убедиться, что он в порядке. Брюнет вцепился в его одежду и теперь отчаянно рыдал, уткнувшись лицом к плечо мужчины. Книготорговцу не требовалось спрашивать, что же ему приснилось. Достаточно было услышать, как Эйдан всхлипывает и безостановочно шепчет имя Дина. Они несколько недель жили в ожидании этого дня. Неудивительно, что накануне его бывшему ученику приснилась грядущая казнь. Это было ожидаемо, но от этого не становилось менее душераздирающим.

– Дин… прости меня, Дин… – захлебывался шепотом Эйдан, будто это могло стереть из его памяти ужасные картины, которые до сих пор стояли перед глазами.

– Я знаю, Эйдан… я знаю… – успокаивал его книготорговец, придерживая за плечи и осторожно поглаживая по волосам.

Страшно было видеть, как отчаяние превращает взрослого мужчину в беспомощного ребенка. Что он мог сказать сейчас, чтобы успокоить его? Что это был всего лишь плохой сон? Что с Дином все будет хорошо? Нет, это было бы равносильно оскорблению. Эйдан был достаточно умен, чтобы понимать истинное положение вещей. Сейчас вся его жизнь была сплошным кошмаром. Кошмаром, от которого нельзя было проснуться.

Время шло, и вот слезы Эйдана высохли, а дыхание выравнялось. Тогда книготорговец разжал объятия. Юношу все еще потряхивало. Он выглядел бледным и измученным. Он будто бы только что пришел в себя и не понимал, где находится и что происходит.

– Сколько я проспал? – наконец, хрипло спросил он.

– Я не знаю. Я спустился в магазин внизу. Не больше часа, я думаю.

– Сколько сейчас время? – задал он следующий вопрос, вытирая покрасневшие глаза рукавом.

– Примерно час до восхода, – осторожно ответил Армитэдж, не желая провоцировать приступ паники.

Эйдан вздрогнул, невидящим взглядом прикипев к выгоревшей свече, но ничего не ответил.

– Не думаю, что ждать в тишине, хорошая идея. Как считаешь? – спросил Ричард.