Стив отводит глаза от экрана и вспоминает прошедший вечер – замерзший парень, ждущий его на улице, с такой надеждой и радостью смотрящий снизу вверх. Баки, доверчиво и решительно подаривший себя, – как такое вообще возможно?

– Приехали, – вырывает его из раздумий голос Клинта, и Стив вздрагивает. – Тебя подождать?

– Если не торопишься, – уже вылезая из машины, отвечает Роджерс.

– Покатаюсь по кварталу, – кивает Бартон и уезжает.

Маленькая кофейня выглядит, как всегда приветливо – оплетенная золотистыми огоньками витрина, аккуратная вывеска с витиеватыми серебряными буквами и уютный запах кофе, который чувствуется даже на улице. Только вот на двери висит табличка «Закрыто», несмотря на разгар дня, и это лучше всего подсказывает Стиву, что надеяться бесполезно. Он входит, и сидящая около стойки Ребекка вскакивает на ноги и бросается к нему.

– Не дозвонилась? – все-таки уточняет Роджерс.

Бекка вглядывается в его лицо и отрицательно качает головой. Стив проходит к ближайшему столику и садится. Коротко кивает на место напротив, и Ребекка тоже послушно опускается на стул, нервно теребя в пальцах длинную прядь рыжих волос. Стив на мгновение смотрит ей за спину на безмятежно подмигивающую огнями елочку на стойке. Три дня до Рождества. Проклятый праздник…

– Итак, – Стив сцепляет пальцы в замок и напоминает себе, что он полицейский; это помогает, действительно помогает, сосредоточиться и успокоиться. – Во-первых, Джеймс Бьюкенен Барнс, – он замечает, как Бекка нервно дергается. – Во-вторых, Иоганн Шмидт. В-третьих, ты сама. Я видел досье, у ДжейБи Барнса не было сестры. Да и вообще родственников, поэтому, если ты не призрак и не ангел-хранитель, то лучше тебе быть со мной откровенной.

Ребекка поджимает губы и напряженно о чем-то задумывается, а потом вздыхает и кивает:

– Твоя взяла, капитан полиции Нью-Йорка Стивен Роджерс, – приходит черед Стива вздернуть бровь. – Не удивляйся, я навела о тебе справки, как только стало понятно, что Баки к тебе не равнодушен.

– Уговорила, я передумал, – кивает капитан. – Давай начнем сразу с третьего пункта. Ребекка?

– Это не настоящее имя, как ты уже догадался, – девушка задумчиво постукивает по столу ногтем. – Кто такой Баки на самом деле, ты уже выяснил. А меня зовут Наташа. Я его опекун и в некотором роде телохранитель.

– Нянечка для избалованного богача? – хмыкает Стив; получается как-то непрофессионально обидчиво, и Наташа обжигает его взглядом.

– Не смей так говорить, – она почти шипит как разъяренная кошка. – Ты совсем не знаешь Баки. Он всегда был хорошим парнем, просто… Не всегда отдавал себе отчет в том, что делает.

– Зато журналисты хорошо в его делах разбирались, – упрямо гнет свое Роджерс, и Наташа вдруг расслабляется и, протянув руку, касается его запястья кончиками пальцев:

– Стив, он действительно очень изменился, поверь мне. Я знаю его практически с детства, мы выросли вместе. То, что он пережил…

С улицы доносятся шаги, и они оба одновременно разворачиваются к двери, руководствуясь одной надеждой на двоих, но это лишь какой-то случайный посетитель. Человек замечает табличку, разворачивается и уходит. Роджерс вновь смотрит на Наташу. Он очень хочет ей верить, всей душой хочет, но получается пока с трудом.

– Я хочу знать все, от начала до конца, – наконец, говорит он.

История, которую рассказывает Наташа, кажется более похожей на сюжет какой-то мыльной оперы или бульварного романчика. Богатая корпорация, единственный наследник-сирота, недобросовестные конкуренты. Пока достигший совершеннолетия и получивший, наконец, право распоряжаться собственным состоянием Джеймс развлекался и наслаждался жизнью, компанию расшатывали изнутри, а, когда спохватились, было уже почти поздно. А потом ДжейБи вдруг пропал – не вернулся с одной из вечеринок, хотя все были уверены, что он отправился домой. Поднялся шум, привлекли ФБР и поставили полицию на уши. А потом вдруг пришла наводка, где его искать. Источник информации не смогли обнаружить, но Джеймса успели спасти, а Иоганна Шмидта, садиста и маньяка, который угрожал его жизни, повязали. В протоколах задержания фигурировала информация о том, что Шмидт при аресте не сопротивлялся, но якобы сказал, что Барнса ему продали и что дело должно быть закончено, однако впоследствии все отрицал. Баки поместили в больницу: почти год он находился в коме. Его признали недееспособным и списали со счетов, – то, что он вообще в итоге выкарабкался, врачи сочли за чудо. Однако к этому моменту совет акционеров уже разделил компанию на части, и даже если бы Баки решил претендовать на остатки своего состояния, это было бы практически бессмысленно. В любом случае, особенно такую возможность никто и не рассматривал – Джеймс не помнил, кто он, ничего не знал о своем прошлом и том, что с ним произошло. Курс реабилитации занял еще полгода – он заново учился жить, и на это ушла большая часть назначенного ему пособия. Доктор Беннер, курирующий процесс лечения, посоветовал Наташе, – единственной, кто действительно был заинтересован в том, чтобы Джеймс поправился, – назваться его родственником – Баки был нужен кто-то родной и близкий. Так появилась Ребекка. И вместе с тем же доктором Беннером было решено потратить остатки денег, и большую часть сбережений Наташи, на обустройство и открытие кофейни – места, где Баки мог бы чувствовать себя в безопасности.

– Он действительно изменился за это время… А когда мы перебрались сюда, у него даже приступы почти прекратились, – заканчивает свой рассказ Наташа и прерывисто вздыхает.

– Приступы? – хмурится Стив.

– Остаточное явление… – пожимает плечами девушка. – Психологическая травма. Когда Баки волнуется или же вспоминает что-то, он иногда впадает в пограничное состояние, перестает воспринимать реальность. Я боялась, что это могло случиться, когда он был с тобой…

– Нет, все было хорошо, – откликается Роджерс, и его губы дергаются в подобии грустной улыбки; все было более чем хорошо, так, что лучше просто не бывает.

– Стив… – Наташа вдруг вскидывает голову, и ее взгляд становится умоляющим. – Ты нужен ему.

– Мы знакомы три дня, – напоминает Роджерс и устало трет лоб.

– На самом деле уже месяц… Он каждый день ждал твоего прихода так, будто нет и не может быть ничего важнее. Я уже и не надеялась увидеть его таким… Боже, Стив, неужели ты ничего не замечал? Два идиота… – девушка вдруг всхлипывает и зажимает себе рот рукой, сдерживая рыдания. – Господи, что же теперь делать…

Стив действительно чувствует себя идиотом – непроходимым и беспросветным. Идиотом и еще эгоистом, который не замечает того, что у него прямо под носом. Идиотом, погрязшим в серости и обыденности жизни настолько, что не заметил случившегося чуда. Упустил, не почувствовал, не сохранил. Стив не верит во вторые шансы, но в то же время – это его единственная надежда.

Когда он встает, Наташа вскидывает взгляд блестящих от слез глаз, и Стив легко треплет ее по плечу:

– Успокойся. Я найду его. Обязательно найду. Обещаю.

========== Часть 4 ==========

Стив не спит третьи сутки. У него мелко дрожат руки, а от постоянного кофе глухо стучит в висках. Наконец, от очередной чашки его просто выворачивает наизнанку, и он еле успевает добежать до туалета, а потом минут десять стоит над раковиной и пытается отдышаться. Затем выпрямляется, вытирает губы ладонью и внимательно разглядывает собственное отражение – покрасневшие воспаленные глаза, усталый взгляд, двухдневная щетина. Зрелище удручает, но максимум, который он может себе позволить, это обтереть лицо и шею ледяной водой. Он еще успеет отдохнуть, когда найдет Баки.

Стив просто не может позволить себе расслабиться. Ему постоянно кажется, что время утекает сквозь пальцы, что любая минута промедления может привести к непоправимому. Несколько раз его уже накрывало приступами паники, но пока он справляется. За эти дни он успел перевернуть вверх дном весь Нью-Йорк: наорал на Фьюри, заставив поднять по тревоге их округ и парочку соседних, надавил на все свои связи и контакты, собранные за время службы, даже позвонил Старку и, выслушав о себе порцию познавательной информации, попросил о помощи. Он почти переселился в участок – возвращаться домой после всего, что там произошло, оказалось совершенно невыносимо.