— Ну, если ты так говоришь… — неловко бормочет он и думает, что если она продолжит в том же духе, он сбежит из машины на первом же светофоре. Но Наташа, к счастью, знает, когда стоит остановиться.

— Эй, это что, сарказм? — возмущается она и толкает его в плечо.

— Ну что ты, — возражает Стив, — он же, в конце концов, пытался тебя убить.

Нет, ну когда он научится разговаривать с девушками?

— Ага, дважды, — легко отмахивается Наташа. — И оба раза это был не он. И сейчас не он — в этом и проблема, да, Кэп?

Или нет. Вовремя остановиться она все же не умеет.

— Не надо, — устало просит он. — Пожалуйста.

Наташа молчит, и только у кабинета Фьюри хватает его за руку и с улыбкой говорит:

— Если захочешь посплетничать о чем-нибудь — например, о том, какие вы, мужики, козлы, — ты знаешь, где меня найти. — И Стив не может не улыбнуться ей в ответ.

Фьюри набрасывается на флешку, как нищий на кусок хлеба, бормотнув мимолетом:

— Молодцы, на сегодня свободны.

Стив топчется у окна в холле и раздумывает, что ему делать: то ли и правда ехать домой, то ли дождаться Джеймса, но потом выбирает первое. Сейчас, когда схлынул адреналин, спать хочется просто зверски, и у него есть в запасе часа два в тишине и покое.

Он быстро забрасывает в себя пару бутербродов и ложится. Ворочается с боку на бок, хотя глаза как два раскаленных уголька и челюсть вот-вот заклинит от зевков, а потом плетется в гостиную. Находит на одном из каналов какое-то ток-шоу — самый верный способ заснуть — и, подивившись немного глупости современных телепрограмм, наконец-то отключается.

Просыпается он, когда уже темно. Телеведущий весело несет какой-то бред, за окном радужно сияют рекламные щиты, а в кресле напротив сидит Джеймс и смотрит на Стива.

Он даже не снял куртку и не стащил с себя тяжелые ботинки. В неоновом свете вывесок он кажется особенно бледным и измученным, и у Стива сжимает горло. Он садится, трет все еще слипающиеся глаза и спрашивает:

— Ты в порядке?

Джеймс, помедлив, кивает, и Стив саркастически бормочет:

— Ну да, конечно, оно и видно.

— Отъебись, Роджерс, — устало говорит Джеймс, и Стив думает, что точно так же звучал его собственный голос, когда он просил Наташу: «Не надо».

— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — все-таки спрашивает он, хотя, наверное, это верх цинизма — предлагать помощь человеку, у чьей кровати сидишь по ночам и думаешь: «Пожалуйста, пусть его не будет, пусть вернется Баки».

— Для спарринга я слишком устал, — отзывается Джеймс, — а вот потрахаться не отказался бы.

— О господи… — стонет Стив. — Ты вообще способен думать о чем-нибудь другом? Жеребец озабоченный.

— А что? — хмыкает Джеймс. — Это же классный способ расслабиться, Роджерс. Зря ты отказываешься. — Он облизывает губы и почти шепчет: — Сегодня я был бы снизу. Лежал бы и позволял делать с собой все, что тебе захотелось бы. Абсолютно все, представляешь?

Стив представляет, еще как. Сильное тело под собой, теплые ладони на своей спине, пульсирующий жар вокруг члена. Стив сглатывает и закрывает глаза, и если бы это не выглядело по-детски, то еще и заткнул бы уши.

— Ты был бы со мной нежным, Роджерс? Ну конечно, ты был бы нежным. Ласкал бы меня так, что крышу сносило бы. И растягивал бы тоже нежно и бережно. И трахал бы так же, правда?

— Прекрати, — обрывает его Стив, потому что слушать все это совершенно невыносимо и молния на ширинке неприятно давит на пах.

— Ты же хочешь, Роджерс, — звучит неожиданно близко, и Стив, дернувшись, открывает глаза. Джеймс нависает над ним — когда только успел подобраться? — и в его взгляде тоска. — Я же вижу, что хочешь. Так не отказывайся.

Теплые губы щекотно мажут по щеке, и Джеймс выдыхает ему в самое ухо:

— Давай, Кэп. Хотя бы попробуем.

Стряхнуть с себя наваждение — вязкое, тягучее, как патока в пироге — стоит Стиву усилий. Он не должен, он, черт побери, не должен, не имеет права — и Стив твердо говорит:

— Нет.

Джеймс обессиленно утыкается носом ему в плечо и зло шепчет:

— Ну и хрен с тобой, Роджерс. Хрен с тобой.

Стива трясет еще долго после того, как он уходит. И хотя он уверен, что поступил правильно, что не должен спать с Джеймсом — с человеком, которого он порой ненавидит, с человеком, занявшим место его Баки, — он ощущает себя дураком. Старым измученным унылым идиотом.

Он терпеливо выжидает, когда Джеймс примет душ и закроется у себя. Тупо таращится в экран телевизора, отсчитывая секунды, минуты, часы, и старается не заснуть. И только когда не спать больше невозможно, плетется в спальню Джеймса, спотыкается обо что-то — снова! — и замирает, услышав с кровати жалобное:

— Стив.

— Я здесь, — шепчет он и привычно устраивается на полу. Находит на ощупь теплую руку — и охает от того, с какой силой Баки цепляется за его ладонь.

— Не уходи, — просит Баки и вдруг всхлипывает: — Мне страшно.

Сонливость сдувает, как паутинку ветром.

— Я не уйду, — обещает Стив, поглаживая судорожно сжатые пальцы. — Я здесь. Чего ты боишься?

— Они неживые, — задыхаясь, говорит Баки, и у Стива бегут мурашки по спине: в голосе Баки звенит самый настоящий ужас. — Люди без глаз. Без ртов. Без лиц. Неживые.

Стиву даже думать не хочется, где Баки видел такое. Он прижимает его ладонь к своим губам и шепчет:

— Тихо-тихо, я здесь, с тобой. Все будет хорошо, Баки.

========== Часть 4 ==========

— Эй, Роджерс!..

— Скажешь: «Давай трахнемся» — и я тебя убью, — перебивает Джеймса Стив.

Голова как чугунная, даже кофе не помогает: Стив опять почти не спал ночью. Лишь подремывал, вскидываясь, как только Баки дергался и шептал о мертвецах без лиц, снова и снова, и от страха в его голосе Стива продирало холодом по позвоночнику.

— Вообще-то я хотел поговорить о твоей бессоннице, но если ты хочешь о трахе… — тянет Джеймс.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — цедит Стив, и руки дрожат от желания врезать ему по носу.

С Джеймсом вчера весь день работали психиатры, наверняка зачищали память от лишнего. От Баки. Наверное, поэтому Баки и было так страшно, и хоть Джеймс не виноват — врезать ему все равно хочется.

— В покое? — медленно переспрашивает Джеймс и вдруг свирепеет. Одним прыжком оказывается рядом, встряхивает за плечи и — Стив даже опомниться не успевает — волочет его за ворот футболки из кухни. Все происходит настолько неожиданно, что Стив позволяет ему это, и только на пороге в ванную приходит в себя и вырывается из хватки металлической руки.

— Ты рехнулся? — орет он, а Джеймс орет в ответ:

— Да неужели? Это я-то рехнулся? Ты, мать твою, себя в зеркале видел? Ты посмотри, посмотри, гребаный ты придурок! — и толкает Стива внутрь, к умывальнику.

Стив смотрит. Глаза покрасневшие и воспаленные, взгляд совершенно безумный, лицо бледное, словно Стив не выходил на солнце добрый месяц. Сколько он уже не спал? Он старательно высчитывает — получается, что сна ему перепало чуть больше четырех часов за последние трое суток.

— Какого хуя с тобой происходит, а? — рычит Джеймс, когда Стив со стоном закрывает лицо руками. — Это, блядь, точно бессонница? Потому что ты похож на ебаного наркошу.

— Меня не берут наркотики, — зачем-то оправдывается Стив. — Слишком высокий метаболизм. Ни алкоголь, ни наркотики не действуют.

Джеймс сверлит его недоверчивым взглядом и наконец заявляет:

— Ты сегодня же пойдешь в медблок — и нехуй головой мотать, как миленький потопаешь. Или я сдам тебя Фьюри, пока ты не угробил себя на хрен!

Он выходит и громко захлопывает за собой дверь, а Стив упирается лбом о холодное зеркало.

«Ты что это удумал? — шипел Баки, когда обнаружил, что Стив пытается побороть приступ астмы без ингалятора, чтобы не привыкать к лекарствам. — Сдохнуть хочешь, придурок? Вот только еще раз попробуй, герой несчастный, уши так надеру, что мало не покажется».

Но это не Баки.