- Согласен.

И добавил:

- Но угощаете вы. Пусть это послужит уроком.

- Кто я такой, чтобы спорить с моим куратором?

Они рассмеялись. Баки довольно прищурился, и Стив воочию увидел юношу со снимка из личного дела. Отличника, члена дискуссионного клуба, молодого солдата с перспективой на повышение в звании.

Он не собирался спрашивать - опасался, что ответ не понравится, - но неожиданно для себя произнес:

- Вы изменились за эти дни. Интересно было бы узнать, что на вас так повлияло.

Улыбка Баки угасла, но дружелюбная теплота из его взгляда не исчезла.

- Вы. А точнее, ваши слова. Сначала я пытался себя убедить, что вы наговорили комплиментов из желания утешить…

- Вы, наверное, уже поняли, что я не расточаю утешения направо и налево.

- Точно, это не ваш стиль. Вы предпочитаете шоковую терапию.

Он опустил ресницы.

- И ваш метод работает. Думаю, пора подвести итоги нашего спора.

- Я выиграл?

Баки повел ладонью.

- Вы выиграли. Я останусь в центре. По крайней мере, на какое-то время.

Стив не смог удержать радостной улыбки. Смущенно потер переносицу, пряча улыбку за ладонью.

- И я прошу вас быть моим куратором, - церемонно продолжил Баки. - И продолжать индивидуальные занятия. Тот, кто говорил, что вы психолог от Бога, был прав, Стив.

- Боюсь, что это прозвучит пафосно, но мне приятно ваше доверие.

Стив произнес это с улыбкой, но глаза остались серьезными.

- Я заплачу вам кофе и кексами, - пообещал Баки.

- Договорились.

Он поднялся, и Баки - вслед за ним. При ходьбе он все еще немного сутулился, пытаясь скрыть физический недостаток. Стив пропустил его в двери первым и уже в коридоре занял место слева.

***

- Признайтесь, сегодня вы расстроились, когда не нашли меня на привычном месте? - спросил Баки, кроша половину кекса уткам. Стив пожертвовал вторую половину от своего, и птицы кинулись к берегу, отпихивая друг друга, в восторге от дармового угощения.

- Немного. Я переживаю за каждого из тех, кто входит в группу поддержки. Вас мне особенно не хотелось терять. Я рассчитывал на мой кекс.

Баки усмехнулся.

- Признаюсь, я не ожидал пользы. Вы третий куратор, и это третья группа поддержки. Во всех одно и то же: разговоры, разговоры, позитивные установки, от которых так и веет ложью… Расскажи то, расскажи это, а что ты чувствуешь, как ты живешь…

Стив пожал плечами.

- А может, это нам и нужно? Выговориться. Быть услышанными и понятыми. Вы говорили с кем-нибудь о том, что было там?

Стив выделил голосом последнее слово.

- Только с братом. То есть, одним из братьев, у меня их двое… Но это не то, он…

Баки замолчал, ища подходящие слова. Стив подождал и закончил за него:

- Не понимает, каково это – вернуться.

- Да, наверное. И не знает, что значит быть… К черту эвфемизмы. Он не знает, что значит быть на войне. Для него это газетные статьи, репортажи, фильмы… Страшные, но всего лишь картинки и буквы. Не… кровь. Не убийства.

Баки резко замолчал, восстанавливая сбившееся дыхание. Стив не стал настаивать на продолжении. Они сидели, глядя на воду, на бегунов, наворачивающих круги по дорожкам, на неторопливо гуляющих горожан, для которых война, как и для брата Баки Барнса, сводилась к заголовкам на газетных страницах.

Стиву захотелось взять Баки за руку в знак поддержки, но он не решился.

Тот заговорил снова, негромко и с печалью, а не с болью:

- Я все чаще жалею, что записался добровольцем. У меня даже не было настоящего желания стать солдатом.

- Почему же вы пошли?

- Патриотизм и романтика. Хотелось защищать свою страну и нравиться мальчикам.

После последних слов он вопросительно посмотрел на Стива, готовый остановиться, но тот кивнул, поощряя продолжать.

- А получилось все совсем наоборот. Это как с профессией врача: видишь лишь белый халат и стерильность, а кровь и испражнения остаются за кадром. И цена за профессиональное мастерство слишком высока… В первое время я думал, что уж лучше бы мне умереть, чем вернуться калекой.

- Не говорите так, - резко сказал Стив и добавил в ответ на удивленный взгляд Баки:

- Вы живы - и это счастье. Размышления о том, что было бы, если, тут не помогут. Вы научитесь жить со своими физическими особенностями. Заметьте, я не говорю «недостатками», потому что отсутствие руки не делает вас хуже. И поверьте, жить вы будете ничуть не хуже, чем раньше.

- Ваша вера в меня безгранична, - усмехнулся Баки, но было видно, что ему приятно.

- Ради интереса: чем бы вы занимались сейчас, если бы все пошло по-другому?

- Клеил вас, - честно ответил Баки.

Стив смешался и потупился, словно школьница во время первого признания. Потом, разозлившись на себя, посмотрел на Баки и смутился еще больше.

- Правда, клеил бы, - подтвердил тот. - Вы в моем вкусе, я бы не упустил такого красавца.

Стив смущенно кашлянул.

- Это предупреждение?

- Ну что вы. Всего лишь фантазия.

Баки пригубил кофе.

- Я не в том состоянии, чтобы ухлестывать за кем бы то ни было.

- Почему? Вы очень…

“…симпатичный”,- хотел сказать Стив, но слово застряло в горле. Произнести его вслух было бы равносильно признанию. Кроме того, “симпатичный” - слабый комплимент для Баки Барнса. Слова “изумительный” или “особенный” подошли бы больше.

Но сам Баки придерживался другого мнения:

- Я калека. Кто захочет спать с парнем, который даже штаны застегивает с трудом? Что вы делаете?

Баки дернулся, но Стив удержал его, не позволяя встать. А потом сдвинул руку с плеча ниже, на культю. Прижал крепче, чувствуя под одеждой движение искалеченного плеча и неестественно-гладкую поверхность. Это было непривычно, странно, но вовсе не отвратительно. Прикасаясь к Баки, Стив чувствовал щемящую жалость; не унизительное, а искреннее сожаление, приправленное бесплодным желанием все исправить.

Баки побледнел, словно ему стало дурно. Он выглядел так, что Стив забеспокоился:

- Вам больно?

- Нет, но…

- Хорошо, - перебил Стив, легонько, словно зверька, погладив изуродованное плечо.

Баки больше не пытался вырваться. Он напрягся и почти не дышал, пока Стив ощупывал его плечо. Но отодвинулся, стоило тому разжать руки. Его заметно трясло, он казался одновременно рассерженным и испуганным.

- Какого черта? – беспомощности в голосе Баки было больше, чем злости, которую он хотел изобразить.

- Хотел показать, что эта травма не так страшна, как ты думаешь, - сказал Стив, не замечая, что переходит на личное обращение. - Да, ты потерял подвижность и частично – работоспособность, но не привлекательность. Я прикоснулся к тебе и не сбежал в ужасе. Не сбегут и другие. То, что у тебя нет руки, это как…

Стив помолчал, подыскивая нужное слово.

- Как заячья губа. Или огромный нос! Люди всегда замечают такие недостатки при первой встрече, но потом они становятся неважными. Думаешь, они будут думать: какой урод? Нет. Сначала они подумают: боже, бедняга, ну и досталось же ему. А потом будут вспоминать только о том, какой красивый и обаятельный парень встретился им на пути. И ни слова про руку. Они просто про нее забудут.

Баки слушал его, сжимая левое плечо ладонью правой руки. Его напряженное внимание подгоняло Стива, и он торопился высказать все, о чем думал до этого. Пусть это было непрофессионально, не входило в инструкции, и он обещал себе не допускать такую ошибку впредь, но Баки слушал его с таким жадным вниманием. И когда Стив выдохся и замолчал, не разозлился и не выглядел расстроенным. Он коснулся руки Стива, и тот едва не вцепился в его ладонь от накатившего облегчения: только сейчас до него дошло, что своей сбивчивой речью он мог нарушить появившееся между ними хрупкое доверие.

Впрочем, Баки тут же убрал руку и смущенно сказал, глядя в сторону:

- Будем считать, что ты меня убедил. Не такой уж я урод.

- Спасибо.

- На здоровье.