Думал: «Посмотрю Якутию и поеду дальше». Но всё получилось не так, как он хотел. Когда пришли в геологическое управление, Мишку направили в поисковую экспедицию, а там определили в Рудную партию. К его удивлению, геологи встретили их, как старых знакомых, которых ждали всю жизнь. Фёдору это понравилось, и неожиданно для себя он решил остаться в этой партии. Практику прошёл в Верхоянье, в отряде, занимавшиеся геохимическими поисками оловянной руды. На следующий год Закатов попал туда снова, а окончив университет, приехал уже молодым специалистом.

После первого полевого сезона Фёдор с головой ушёл в работу: изучал и систематизировал полученные материалы, составлял карты. Временами он даже забывал обо всех мирских проблемах и радовался, как ребёнок, когда чистый лист бумаги заполнялся его точками наблюдений и линиями пройденных маршрутов. Вначале карта приобретала вид загадочного рисунка с замысловатыми значками, обозначавшими какие-то породы или отобранные пробы. Потом наполнялась разными цветными пятнами, разделенными между собой чёткими границами, которые были проведены на основании наблюдений и исследований, выполненных в маршрутах. Свободного времени почти не оставалось, а хотелось сделать ещё больше.

До завершения очередного отчёта всё шло как всегда, а потом будто что-то сломалось. Это оказался третий отчёт, в котором он принимал участие. Над каждым обычно корпела целая партия, но самая тяжёлая ноша доставалась ответственному исполнителю. Перелопатив собранные материалы, тот сводил всё воедино, делал выводы и писал окончательный текст отчёта.

Именно ответственному исполнителю полагалось превратить результаты усилий всего коллектива в законченный труд и на основании полученного материала доказать факт открытия нового объекта или обосновать проведение дальнейших исследований. А случалось, из-за бесперспективности рекомендовал поставить крест.

Всю чёрную работу, как говорили в экспедиции, выполняли специалисты рангом пониже. К ним относился и Фёдор. На их плечи ложилось то, до чего не доходили руки главного исполнителя: подготовка проб к анализам для лаборатории, сбор фондовых материалов, построение карт и многое другое. К проведению аналитических работ, как правило, подключались минералоги, петрографы, спектральщики, петрофизики, химики-аналитики и другие специалисты, помогавшие решать поставленные задачи.

Полученные результаты Фёдор приводил к логическому завершению. После этого они попадали на стол начальника, и тот уже решал, как ими распорядиться. Перегружать свои отчёты «фактурой» Шурковский не любил, поэтому собранные материалы нередко так и оставались в его объёмных папках, дожидаясь своей очереди, а толстые книги заполнялись переработанной информацией, которую можно было понимать только так, как преподнёс её автор. Вернуться к исходным данным уже не получилось бы.

– Всего должно быть в меру. За излишки спасибо не скажут, – любил повторять шеф. – Диссертации пусть пишут на собственном материале, а наша задача – хорошо отчитаться и списать затраты. Но, конечно, не в ущерб делу.

Автором всех отчётов всегда становился только Шурковский и очень редко кто-нибудь ещё. О других исполнителях можно было узнать из краткого предисловия, в котором он благодарил их за помощь. Мысли Фёдора постоянно возвращались к начальнику. Хотел он этого или нет, а слова Ачагырова не выходили из головы: «Он поможет, даст самостоятельную научную тему, у него огромные связи. Нужно только хорошо подготовиться к разговору, чтобы вызвать его интерес».

Закатов не собирался заниматься научной деятельностью, защищать диссертацию, издавать научные труды, он хотел только докопаться до истины, а если повезёт – открыть месторождение, но для этого требовалось, чтобы идею поддержали и дали добро на проведение работы. Помочь мог только шеф, и Фёдор с нетерпением ждал завершения его отчёта.

Закончив «отчётные» дела, Фёдор решил разобраться с музейными пробами. После непростого разговора с директором краеведческого музея он встретился с главным хранителем – Александрой Гавриловной Беловой.

Это оказалась невысокая женщина с чёрными как смоль волосами и тёмными глазами. В её пытливом взгляде Фёдор не увидел удивления. По-видимому, к ней часто обращались с разными вопросами по экспозиции музея и истории края. Говорила она по-якутски и по-русски одинаково хорошо. Присмотревшись, Закатов определил в её внешности якутские черты.

«Теперь даже многие коренные якуты забыли свой родной язык, а она шпарит, как по писаному».

Александра Гавриловна оказалась кладезем информации. Многое из интересовавшего Фёдора она знала на память. Вспомнила она и про эти пробы золота, ради которых он пришёл.

– Ну, как же, конечно, я о них знаю! – сказала она улыбаясь. – Это золото хранится в музейном фонде с 1927 года. Его однажды у нас уже брали для проведения научных исследований, и вот теперь вы его изучаете повторно.

В подтверждение своих слов хранительница музея принесла потрепанную амбарную книгу.

– В журнале учёта пробы золота оприходованы и на них есть акты выдачи и списания металла, ушедшего на исследования. – Она открыла толстую тетрадь и, полистав, быстро нашла. – Смотрите, вот запись. Я прочту.

– «Порядковый номер 5948, инвентарный номер 4021. Золотой песок жёлтого цвета в пакете из плотной бумаги коричневого цвета. Масса 112 граммов. Дата поступления 10 октября 1927 года. Поступил из Комитета по земельным отношениям. Оприходован Е. К. Чуриковым. Председатель С. А. Егоров. Ключ Незаметный.

Примечание: Был передан охотником Егором Охлопковым, проживающим в деревне Учур Алданского района Якутской АССР».

Далее. «Порядковый номер 5949, инвентарный номер 4022. Золотой песок жёлтого цвета в пакете…»

Она остановилась и, посмотрев на Закатова, сказала:

– Тут та же информация, только указан другой вес. Кстати, в этом пакете сто двадцать граммов. И в других пакетах примерно столько же. Итого более пятисот граммов золотого песка. Представляете, какая ценность!

– А что ещё там написано?

– Всё, больше ничего.

От досады глаза Фёдора погасли. Он рассчитывал узнать новую информацию, а, оказалось, её нет.

– К сожалению, я вам больше ничем не помогу. Мы не проводим исследований по каждому экспонату своих фондов. Для этого есть историки, краеведы. Пообщайтесь с ними, может, они что-нибудь подскажут.

Сознание отказывалось верить, что это тупик, из которого нет выхода, и неожиданно для себя Фёдор спросил:

– Александра Гавриловна, а почему это золото поступило в ваш музей?

Этот вопрос застал хранительницу музея врасплох, но, быстро справившись с собой, она сказала, что затрудняется что-либо ответить.

– Комитет передал на хранение. Вероятно, не придумали, куда его деть. Сами понимаете, драгоценные металлы требуют определённого учёта и хранения. Да-а, скорей всего, что так и было. – Посмотрев на Фёдора, она на мгновенье замолчала, а потом, будто схватившись за спасительную соломинку, быстро выпалила: – Понимаете, золотой песок поступил к нам с Алдана, а в то время там открыли золотые россыпи.

– Ну и что?

– Как что? Неужели вы не понимаете, это важнейшее историческое событие в жизни страны! Для индустриализации не хватало валюты, а тут нашли крупнейшее месторождение. Золото – это же валюта! Вот комитетчики, видно, в подтверждение этого знаменательного исторического события отправили золотой песок в музей. В качестве новых экспонатов, так сказать. Правда, этот Егор Охлопков, который передал золотой песок, жил в далёкой таёжной деревне, расположенной в устье Учура. Это намного восточней Алдана, – она показала рукой на окно. – Где-то в тех местах в то время тоже добывали золото. Так что этот золотой песок, может быть, и не из самого ключа Незаметного, на котором впоследствии вырос город, однако этот район всё равно считается Алданом.

– А почему именно Охлопков числится сдатчиком золотого песка, а не какое-то предприятие? Ну, например, артель «Амга», «Тимптон» и тому подобное.