Тут я слыхал много споров об этом и дискуссий разных. Все верно: вопрос этот заглавный. Но часто объясняли его, извините, несерьезно. Комсомольцы, к примеру, все на клуб валили. Ну, не прямо на клуб, а на то, что самодеятельность организовать трудно, не желает, мол, молодежь петь в хоре и все тут. Пассивная она у нас, хоть что хочешь! Пробовали мы комсомольскому комитету помочь, говорили парням, что вы, дескать, на концерт не идете, агитбригада из Шумихи приехала. А они: «Сегодня в это время по телевизору Райкин выступает!» Лектора из райцентра пригласили, о международном положении читать будет. А тут, как на грех, Валентина Зорина по тому же телевизору показывать обещали. Ну а в хоре петь — совсем гиблое дело…

Старик Чиняев Григорий Фролович однажды по этому делу очень резонно мне объяснил: «Силком мил не будешь. Хоть сто раз записывай в хор, не пойдет никто. Надо, чтоб человеку хотелось петь… Санька вон третий год угол снимает. А ты петь. Тут запоешь, только не те песни. А еще удивляешься: молодежь не держится…»

Конечно, Фролович Америки для нас не открыл. И без него мы все это прекрасно понимали, но все заедала текучка. У нас же практически круглый год страда. Однако планы пересмотрели. И вот за эти три года построили два шестнадцатиквартирных дома. Со всеми удобствами — вода, газ, канализация. Новую баню отгрохали. Для «кировцев» (их у нас тогда было 12, а сейчас 20) теплый гараж соорудили. Одним словом, создали, как это пишется в протоколах, все «нормальные жилищные, бытовые и производственные условия».

И все наладилось. Не сразу, не вдруг, но все пошло, как говорят, путем. Уже в прошлом году наша самодеятельность первое место взяла в районе. Баян нам тульский как премию дали. Совхозное руководство и местком на радостях, раз толк есть, дополнительно денег выделили. И наш комсомольский секретарь Клава Москаленко с «клубарем» Галей Токаревой тут же ими распорядились: купили музыкальные инструменты для оркестра, костюмы для постановок… — И, хитро улыбаясь, добавил: — Сам готов идти в самодеятельность, принца какого-нибудь или космонавта играть…

— А тракториста не хочешь?

— Тракториста?! Да я его каждую уборку играю. Причем не на сцене, а в естественной обстановке. Не каждый день, конечно, — райком не пустит на всю уборку на трактор.

В коридоре загрохотали сапоги, раздался приглушенный разговор, и в комнату, щурясь от света, зашел высокий длинношеий парень. Анатолий повернулся в мою сторону:

— Не узнал? Сын, Алексей. Тогда он совсем еще шкет был. А сейчас вот в техникуме связи учится. По стопам отца пошел…

— Да ладно, пап, — смущаясь, отмахнулся Алексей.

— Наташка седьмой заканчивает, а Нина уже в четвертый ходит.

Вошла Валентина.

— Толь, ты что, забыл? Тебе еще готовиться надо. Да и гость с дороги поди устал.

Анатолий засуетился:

— Извини, забыл. Давай укладывайся. А я малость посижу: завтра открытое партсобрание по севу…

Утром меня разбудил треск мотора. Шум его во дворе, под окном напоминал работу бензопилы. Я взглянул на свои часы — было 4 утра. Но вовремя вспомнил, что это в Москве четыре. А здесь уже шесть. Спать не было смысла. Я наскоро оделся и собирался выйти во двор, когда вдруг услышал, что звук у мотора удаляется. Во дворе были видны следы не то мотороллера, не то мотоцикла — сломан тонкий ледок и чуть заметны отпечатки мелкого протектора. Однако заметил, что мотороллер стоял во дворе, приткнувшись к стене.

А вот и снова послышался знакомый трескучий звук, и вскоре во двор вперевалочку вкатилось сооружение на трех колесах с прицепом.

Право, пролетарскому слесарю-интеллигенту из «12 стульев», соорудившему свою «Антилопу Гну» из частей велосипеда, примуса и швейной машины «Зингер», было далеко до стремяковского «изобретения». Сам Стремяков, поставив на вертикаль рычаги, заглушил моторчик и слез с седла.

Сравнить «механическую телегу» Стремякова не с чем. Надо ее видеть. Представьте небольшую металлическую раму на трех мотороллерных колесах. В середине ее открытый движок типа «ЗИФ», впереди седло для водителя. Руля, в обычном понятии этого слова, нет. Есть два длинных рычага. Как у трактора.

— И что же это за механика? Турболет?

Анатолий довольно улыбается:

— Если винт сверху приспособить, будет и турболет. А вообще это грузовой мотороллер. Вот вожу, когда отключается водопровод, воду. Могу подбросить любой груз — дровишки, кирпич, навоз в огород. А главное ее (а может, его) назначение — сенокосилка. Нацепил ножи — и пожалуйста — сенокось!

— И все это смастерил сам?

— А кто же еще? Конечно, сам.

Хитро этак улыбается:

— А хочешь узнать, почему я сочинил эту штуковину? Вот отчего, а? — допытывался он, хитро улыбаясь. А потом, выждав, признался: — От лени. Ей-богу, от лени! Надоело литовкой махать, руки и поясницу ломать (а у нас в хозяйстве своем как-никак корова и теленок, скотину кормить надо), вот и засел за железяки, стал голову ломать. И сделал. Отсюда делаю вывод: лень — двигатель прогресса!

Смеется, потом серьезно заключает:

— Времени, брат, не хватает. Сенокос пора горячая, спрашивают меня, то есть парторга, каждый день, везде нужен. А я, значит, как раньше бы было, неделю в это время косой должен махать. Не дело. И корову без корма оставлять нельзя. Вот и смастерил косилочку. Полтора метра захват. Ничего, да? Сейчас управляюсь с сенокосом за день.

Правда, теперь, особенно после речи Леонида Ильича на XVI съезде профсоюзов, к личному хозяйству селян отношение со стороны хозяйственников стало доброе — сено дают и соломы, комбикорма выделяют. В первую очередь, конечно, механизаторам и тем, кто непосредственно занят на полевых работах, а особенно на уборке. А личное хозяйство, известно же всем, это такой резерв!..

Удивительно мастеровой народ в Крутых Горках! Да и не только на центральной усадьбе, но и на отделениях — в Комсомольском, Котлике, Дубровном, Красном Холме.

Любопытная деталь: в каждом доме здесь (это естественно) телевизор и на каждой крыше не встретишь ни одной одинаковой телевизионной антенны — все разные.

— Да у нас чуть ли не в каждом мужике изобретатель сидит, — продолжает между тем Анатолий. — Вон сосед мой Дмитрий Иванович Шалагин мотонарты снарядил. Это, значит, если вдруг зимой ему потребность появилась в лес или степь съездить по делу, он и «запрягает» свою «мотокобылку»: сзади гусеницы, впереди две лыжи. И попер по любым суметам!

А я вспоминаю еще в тот раз встречу с инженером-электриком Сергеем Григорьевичем Подкорытовым.

И неважно, что все это изобретено было кем-то раньше их. Суть в том, что такие, как он, как Шалагин, Стремяков, увлеченные общим техническим прогрессом, сами подручными средствами двигают техническую революцию на селе.

Дом Стремяковых стоит почти на окраине Крутых Горок. Недалеко Миасс катит свои мутные весенние воды. А между селом и речкой уже зеленеет луг. Когда мы вышли после завтрака из дому, над лугом и над степью стояло яркое солнце и отчаянно заливались жаворонки. Было тепло и сухо. Как летом. За машинами, что беспрестанно проносились по центральной асфальтированной улице (а ведь три года назад асфальта здесь не было), поднимались серые шлейфики пыли. В апреле, пусть даже в конце, такое здесь увидишь нечасто. А вот на тебе — пыль, теплынь, жаворонки. Лето.

Расстегнув пиджаки, бодро шагаем в совхозную контору. Перед поворотом к пекарне нас обгоняет парень в сером пиджаке и в черных резиновых сапогах. Что-то знакомое показалось мне в его походке и фигуре. «Никак Володя? Асямолов?» — спрашиваю у Анатолия. «Он и есть, наш главный агроном».

— Володя! — кричу, радуясь встрече со старым знакомым. Асямолов останавливается, узнает и, улыбаясь, здоровается.