Джули направилась ко мне. Возможно, она хотела еще раз извиниться за то, что втянула в это дело моих родителей. Но я была не готова сказать ей, что все снова тип-топ. Я чувствовала себя преданной. Я знала, что, скорее всего, это пройдет. Но не сейчас.

Захлопнув дверцу шкафчика, я торопливо зашагала в противоположном направлении, оставив их обеих позади с отвисшими челюстями. Я вошла в класс и осмотрелась в поисках Блэйда. Ты станешь меня за это винить?

Раньше он уже удивил меня, явившись в школу, в тот день, когда я пыталась прочесть свое эссе о скрипке. У меня не было гарантий, что он не вернется мучить меня. Не было гарантий, что он не будет поджидать меня, поджидать, чтобы схватить, на уроках английского, математики или в библиотеке, в учебном зале которой у меня проходит четвертый урок.

Я знала, Дневник, что весь день должна быть настороже. Это было нелегко. Ужасный способ провести день — постоянно чего-то бояться, не иметь возможности расслабиться или подумать о чем-то другом хоть на секунду.

Во время ланча я взяла в столовой сэндвич с тунцом и пошла с ним наружу, на парковку. Я не хотела столкнуться с Джули или с Мирандой. Мы всегда сидели вместе за столиком в дальнем конце, и я решила, что для всех троих из нас будет менее неловко, если я поем одна на улице.

Был теплый день, солнце светило так ярко, что по ощущениям было скорее лето, чем весна. Позади школы легкий ветерок колыхал одуванчики, яркие, как солнце. Вдоль края парковки носились друг за другом две белки.

Я прислонилась к багажнику машины и попыталась съесть свой сэндвич. Но у меня пересохло в горле, а попить я ничего не взяла. Да я все равно не была голодна. Мой желудок словно сжала невидимая рука.

Внезапно я поняла, что мне делать. Если я продолжу ожидать увидеть Блэйда, остаток школьного дня превратится в кошмар. Я не могла вернуться обратно.

Я залезла в машину и швырнула так и не съеденный сэндвич на пассажирское сиденье. Вытащила ключи из сумки и завела двигатель.

Часовня Норт-Хилз была недалеко от школы. Я решила заехать в часовню и убедиться, что Блэйд на месте. Если я буду знать это наверняка, я смогу вернуться в школу и, возможно… только возможно… моя жизнь снова станет нормальной.

Приехав в часовню, я обнаружила входную дверь открытой. Рабочие в голубых униформах устанавливали к одной из стен стремянки, собираясь мыть грязные окна высотой до самого потолка.

Я подошла ко входу в поисках кого-нибудь, кто сможет мне помочь. И чуть не запуталась в широком брезенте, которые двое мужчин растягивали над проходом.

— Здесь есть кто-нибудь? — спросила я громче, чем предполагала. Несколько рабочих повернулись в мою сторону.

За алтарем пряталась седая женщина в униформе горничной. Она высунула голову, держа в руке метелку для пыли.

— Могу я вам помочь?

Я кивнула.

— Да. Мне нужно получить кое-какую информацию.

Прежде чем она успела ответить, в задней части часовни показался священник. Преподобный Преллер был одет все в ту же коричневую спортивную куртку, которая была на нем на похоронах Блэйда. В руке у него был планшет, а за ухом был заткнут карандаш.

Он, прищурившись, посмотрел на меня.

— Да?

Я подпрыгнула из-за раздавшегося за спиной грохота. Обернувшись, я увидела, что один из рабочих уронил ведро. Мыльная вода растеклась по устланному ковром проходу.

Священник почесал затылок.

— Как видишь, сегодня мы закрыты. Но если тебе нужна информация…

Я вдруг поняла, что не знаю, как задать свой вопрос. Я же не могла просто выпалить «А Блэйд Хэмптон в своем гробу?» Я стояла с открытым ртом, лихорадочно соображая.

— Я… Я пришла спросить о Блэйде Хэмптоне, — наконец произнесла я.

Глаза священника сверкнули. Лицо напряглось. Я определенно завладела его вниманием.

— Похороны были в прошлую субботу. Ты его родственница? — спросил он, внимательно изучая меня.

— Да, — солгала я. — Он… он мой двоюродный брат.

Мое сердце заколотилось. Он мне поверил?

— Что ж, вообще-то я не могу тебе сказать… — начал он.

— Мне просто нужно знать, где он похоронен, — перебила я. — Я… Моя семья приехала в Шейдисайд поздно. И нам нужно знать…

Он снова поскреб затылок.

— Похоронен?

Я кивнула, закусив нижнюю губу.

Пожалуйста, ответь. Пожалуйста, скажи мне, что его похоронили.

— Мисс, вы говорили с родителями Блэйда? Если так, то вы знаете, что они в шоке. Знаете, что они не в себе от горя.

— М-мы… мы только что приехали, — прозаикалась я. — У нас не было возможности…

— Блэйд не был похоронен, — сказал Преллер. — Потому что его тело украли.

44

— Ого, — я не смогла скрыть ужаса и разочарования. Я чувствовала, как к моему лицу прилила кровь. Мои колени стали подкашиваться. Дина не вернула его в гроб.

Я не знала, что подумал преподобный Преллер. Да и мне было все равно. Блэйд был где-то на свободе. И я знала, что он не успокоится, пока не утянет меня с собой, пока не доведет меня до смерти.

— Прости, что шокировал, — сказал священник. Но я уже развернулась и на полной скорости побежала мимо удивленных рабочих.

К машине. Я захлопнула дверь. Завела двигатель. Нажала на газ, заставив двигатель взреветь. Мне хотелось реветь вместе с ним. Хотелось реветь, кричать и выть, как дикое животное.

Я не хочу умирать, Блэйд. Не хочу присоединяться к тебе.

Но я знала, что он где-то ждет меня. Дина Фиар оказалась лгуньей. Она не просто лгунья, она — само зло. Она не собиралась отказываться от своей отчаянной надежды, что Блэйд передумает и выберет ее вместо меня.

Она не собиралась сдаваться…

Я забарабанила кулаками по рулю. Барабанила, пока у меня не заболели руки. Один из рабочих остановился и уставился на меня. Я отвернулась, и он пошел дальше.

Я не знала, что сильнее: мой страх или моя злость. Я только знала, что почти сошла с ума, потеряла контроль.

Пришла пора рассказать родителям. У меня не было выбора. Пришла пора рассказать им все. Я знала, что они ни за что не поверят в то, что случилось в последние пару недель.

Но я должна была попытаться…

Я знала, что они оба дома. Мама подумала, что, наверное, заболевает гриппом, а папа взял отгул, чтобы о ней позаботиться.

Я ворвалась в дом с тысячей мыслей в голове. С чего мне начать? Как мне рассказать им, что случилось?

Я не хотела разрыдаться и потерять способность говорить. Но, вбежав в дом, я поняла, что не уверена, что смогу сдержаться.

— Мам? Пап?

Я нашла их сидящими рядышком на диване в кабинете. Ворвалась в комнату. Открыла рот, чтобы начать рассказывать им свою историю. И остановилась, когда увидела, что они держат на коленях.

Я в ужасе закричала:

— Что вы с ним делаете?

45

Я стояла и дрожащим пальцем показывала на свой дневник. Раскрытый дневник, лежащий перед ними.

— Где вы его взяли? Что вы с ним делаете? — закричала я.

Папа побледнел. Мама заговорила первой.

— Кэти-Энн, я знаю, что мы не должны были его читать. Знаю, что мы нарушили твое право на частную жизнь. Но он лежал открытым у тебя на столе и… и…

— Мы так о тебе беспокоились, — закончил предложение папа.

— Н-н-но… — запинаясь, пробормотала я.

— Мы должны были понять, что с тобой происходит, — сказала мама. — Кэти-Энн, мы понятия не имели. Читая твой дневник… Столько насилия. И убийства. И безумие.

— Твой дневник похож на ужастик, — сказал папа. У него на глаза навернулись слезы. Его подбородок дрожал. Он был бледным, как диванная подушка.

— Это и есть ужастик! — закричала я, подбегая к ним и нависая над ними.

— Зачем ты изменила свое имя? — спросила мама. — Почему ты назвала себя Кейтлин?

Я вздохнула.

— Потому что это всего лишь история, мам. Это не мой дневник. Это вообще не дневник.