– Эти люди оказались верны своему слову. – Я поднял глаза на бывшую няньку. – Расскажи мне все, что знаешь про того человека. Какие приказания он давал Дигвиду?
– Джек почти ничего о нем не рассказывал. Сказал лишь, что такие угрозы на ветер не бросают. Если Джек не сделал бы так, как они велели, они бы разыскали и убили его детей. Тот человек предупредил Джека: если он хоть слово скажет вашему отцу, они не просто убьют его детей, а сперва подвергнут долгим и мучительным пыткам. Тот человек рассказал Джеку, что́ они намерены сделать с домом. Мастер Хэйтем, клянусь собственной жизнью, они говорили, что никто не пострадает. Они тихо явятся под покровом ночи и тихо исчезнут.
Я насторожился:
– А зачем им вообще понадобился Дигвид?
Этот вопрос привел ее в замешательство.
– Как ты помнишь, в ночь перед нападением Дигвид уехал, – продолжал я. – В дом они проникли без его помощи. Они убили отца и увезли с собой Дженни. Зачем им понадобился Дигвид?
– Я не знаю, мастер Хэйтем, – прошептала Бетти. – Честное слово, не знаю.
Я смотрел на Бетти, ощущая странное оцепенение. Вечером, когда я коротал время до прихода сюда, гнев во мне так и бурлил. Основным топливом были мысли о вероломстве Дигвида, а мысли о возможной причастности Бетти только подливали масла в огонь.
Сейчас мне хотелось, чтобы моя старая нянька оказалась непричастной. Уж лучше бы она выбрала себе в любовники кого-то другого, а если ее избранником был Дигвид, я хотел, чтобы она ничего не знала о его гнусных делах. В противном случае она оказывалась его сообщницей, что вынуждало меня ее убить. Если она могла что-то сделать, дабы предотвратить бойню той ночи, но ничего не сделала, тогда она должна умереть. Это и называлось… справедливостью. Это было причиной и следствием, уравновешивающим принципом. Око за око. На этом строились мои убеждения. Это придавало смысл моему существованию, даже когда, как мне казалось, оно лишалось всякого смысла. Это был способ упорядочить хаос.
Однако меньше всего мне хотелось убивать Бетти.
– Где сейчас Дигвид? – тихо спросил я.
– Не знаю, мастер Хэйтем. – Голос Бетти дрожал от страха. – В то утро он исчез, и больше я его не видела.
– Кто еще знал, что вы с ним были любовниками?
– Никто. Мы всегда очень осторожничали.
– Если не считать промашки с его сапогами.
– Я потом сразу их убрала. – Глаза Бетти вновь стали жесткими. – И у слуг не было привычки подглядывать в замочную скважину.
Минута или две прошли в полном молчании.
– И что теперь, мастер Хэйтем? – сдавленно спросила Бетти.
– Я бы должен тебя убить, Бетти, – без обиняков ответил я, глядя ей в глаза.
До нее вдруг дошло: если я захочу, так оно и будет. Она поняла, что я способен ее убить.
Бетти всхлипнула.
– Но я не стану тебя убивать, – сказал я, поднимаясь. – Та ночь и так унесла немало жизней. Больше мы с тобой не встретимся. Я умею помнить хорошее, а от тебя в детстве я видел много доброты. Поэтому я оставляю тебя в живых, а уж как ты поладишь со своей совестью – меня не касается. Прощай.
14 июля 1747 г
1
Почти две недели я не притрагивался к дневнику. За это время многое успело произойти. Но прежде чем рассказывать об этом, необходимо вкратце написать о том, что произошло после моего ночного визита к Бетти.
Уйдя от нее, я вернулся к себе и лег спать. Однако проспал недолго. Утром, встав и одевшись, я нанял карету и вновь поехал к особняку, где служила Бетти. Кучеру я велел остановиться на некотором расстоянии, чтобы, не вызывая подозрений, вести наблюдение за домом. Этот малый тут же задремал, радуясь передышке, а я поудобнее устроился возле окошка и не спускал глаз с дома.
Что я ожидал увидеть? Этого я не знал. В очередной раз я решил довериться своей интуиции.
И она снова меня не подвела. Едва только рассвело, Бетти вышла из подвала.
Я отпустил карету и пешком двинулся за бывшей нянькой. Мои предположения оправдались: Бетти шла в сторону лондонского почтамта на Ломбард-стрит. Войдя в здание, она провела там всего несколько минут, после чего вышла на улицу и смешалась с толпой.
Я смотрел ей вслед, не испытывая никаких чувств. У меня не было жгучего желания догнать ее и перерезать горло, отплатив за предательство. Помню, в детстве я искренне любил Бетти, но от той любви не осталось и следа. В душе у меня была… пустота.
Я встал невдалеке от входа в почтамт и начал разглядывать окружающий мир, отгоняя тростью попрошаек и уличных торговцев. Ждал я около часа, а потом…
Из дверей появился почтальон с туго набитой сумкой и колокольчиком. Поигрывая тростью, я тут же двинулся следом за ним. Я не сомневался, что рано или поздно он уйдет с людных улиц. Так оно и случилось. Решив сократить себе путь, почтальон свернул в пустынный переулок…
Мне понадобилось лишь несколько секунд, и вскоре я уже склонялся над его окровавленным, бездыханным телом и открывал сумку. Вскоре я нашел письмо Бетти. Получателем значился Джек Дигвид. Вскрыв конверт, я пробежал глазами его содержание. Бетти писала, что по-прежнему его любит и что я пронюхал про их отношения. Все это было известно мне и прежде. Меня интересовало не содержание письма, а адрес, из которого следовало, что нынче Дигвид жил на юге Германии, в местности Шварцвальд. Он обосновался близ Фрайбурга, в городке Санкт-Петер.
Проведя почти две недели в пути, наконец сегодня утром мы с Реджинальдом прибыли в Санкт-Петер. Городок дремал на дне долины, окруженный зелеными полями и перелесками.
2
В сам Санкт-Петер мы въехали около полудня, запыленные и усталые от дороги. Здешние улочки были узкими, похожими на лабиринт. Пока мы неспешно ехали по ним, я не переставал удивляться поведению местных жителей. Завидев нас, прохожие тут же отворачивались, а жители окрестных домов закрывали окна и задергивали шторы. Иногда даже было слышно, как гремит дверной засов. Может быть, люди каким-то образом чувствовали, что мы явились в эти края с намерением убить. Возможно, жители Санкт-Петера отличались повышенной пугливостью. Тогда я еще не знал, что мы были не первыми иностранцами, появившимися сегодня в этом городишке. Получалось, кто-то успел напугать жителей до нас.
Письмо для Дигвида было отправлено на адрес центрального магазина Санкт-Петера. Выехав на небольшую площадь, где в тени каштанов журчал фонтан, мы остановили первую попавшуюся горожанку и спросили, где находится нужное нам здание. Молча указав направление, перепуганная почти до смерти женщина поспешила удалиться, глядя себе под ноги. Вскоре мы добрались до магазина, привязали лошадей и вошли. Единственный покупатель, увидев нас, решил зайти в другое время и опрометью выбежал наружу. Мы с Реджинальдом удивленно переглянулись.
Магазин был по-немецки основательным. Вдоль стены в три ряда тянулись высокие, крепкие дубовые полки, уставленные банками и пакетами, аккуратно перевязанными бечевкой. За прилавком, тоже высоким, стоял хозяин магазина в чистеньком фартуке. Он улыбался в широкие усы, однако стоило ему увидеть нас, как улыбка быстро погасла, словно догоревшая свеча.
Слева от меня, на громоздкой приставной лестнице, с помощью которой доставали товары с верхних полок, сидел мальчик лет десяти. Судя по всему, сын хозяина. При виде нас мальчишка спрыгнул с лестницы и выбежал на середину магазина, где и остался стоять, держа руки по швам и ожидая приказаний.
– Добрый день, господа, – приветствовал нас по-немецки хозяин магазина. – Похоже, вы немало времени провели в пути. Желаете пополнить запасы провианта, прежде чем отправиться дальше? Может, желаете освежиться? Чего-нибудь выпить? – И он указал на вместительный сосуд, стоящий на прилавке. Затем махнул рукой, подзывая сына. – Кристоф, ну что ты стоишь как изваяние? Где твоя вежливость? Прими плащи от господ путешественников… Прошу вас, господа, располагайтесь, – предложил хозяин, указывая на стоящие перед прилавком стулья.