Зазвенела сетка, Кутырёв заворочался, открыл глаза.
— Привет, Кутырёк!
— Привет.
— Ну, как там твой Ингус поживает?
Кутырёв вздёрнул брови. Вспомнил. Засмеялся.
— Нормально! Нос холодный — значит, пёс здоров.
Игорь Данилович Козлов
Когда подрастет сын
Участок границы, который охраняла наша застава, проходил по вершине высокой горы Джамала. Вся равнина видна с неё как на ладони. На самой макушке горы стояла наша наблюдательная вышка. Устанавливали её с помощью вертолёта, потому что наш склон крутой, как трамплин, а противоположный — длинный и пологий, так что к вершине можно подъехать даже на машине. Используя эту особенность, «сопредельная сторона» — так пограничники называют соседнее государство — почти на линии границы тоже соорудила свою вышку, поставила на ней сильную оптическую трубу — прямо телескоп!
В ясные солнечные дни на этой вышке, кроме солдат пограничной охраны, появляются разведчики. Они ведут наблюдение, постоянно что-то отмечают на картах, фотографируют, делают записи в блокнотах. Одним словом — работа кипит!
Подниматься на гору тяжело, особенно зимой, когда склоны покрываются льдом. А самое главное, служба здесь требует особой бдительности и выдержки: расстояние между вышками невелико, каждое произнесённое вслух слово сразу улавливают «навострённые уши».
Так вот, в то утро всё было как обычно. Машина подвезла нас к подножию горы. Мы выпрыгнули из кузова, и я сразу заметил — на вершине блеснули стёкла «телескопа»…
Когда я первый раз по узкой крутой тропе поднимался к вышке, то где-то на полпути совсем выдохся, повалился на большой камень и пересохшими губами бормочу: «Не могу больше…» Нас, новичков, вёл тогда начальник заставы капитан Васильев. Он подошёл ко мне, положил руку на плечо и спокойно так говорит: «Рядовой Сухов, поймите меня правильно… Я знаю, что вам трудно. Можно, конечно, постепенно привыкать. Но оттуда, с вершины, наблюдают за каждым вашим шагом… Что они подумают, если увидят, как вы вниз покатитесь? Отдохните немного и пойдём…»
Капитан поднялся чуть выше — вся наша братия пластом лежала вдоль тропы, — стал что-то говорить другому солдату, у которого, наверно, самочувствие было не лучше. А ко мне, ловко прыгая по уступам, подлетел сержант Юра Попов — он шёл впереди, а начальник заставы замыкал цепочку. Сержант лёг рядом, усмехнулся, шутливо ткнул меня кулаком в бок и задорно сказал: «Вставай, пограничник, не позорь державу!»
С тех пор перед каждым восхождением я невольно вспоминал эти слова.
И на этот раз сержант Попов был старшим наряда. Когда машина, развернувшись, уехала, он посмотрел на вершину, нарочито громко вздохнул и привычно дал команду:
— Заряжай!
Голос у Попова — звонкий, озорной. Вроде произносит команды чётко, строго, а получается — весело…
У подножия горы, где дорога упирается в склон, на специальной подставке укреплён обрубок чугунной трубы. Сначала к нему неторопливо подошёл Федя Басаргин — третий из состава нашего наряда. Он деловито вставил в трубу ствол автомата, вытащил из подсумка магазин, лязгнул затвором.
— Оружие заряжено…
Федя — волжанин. Говорит на «о». Парень сильный, коренастый, а ходит немного вразвалочку, как медвежонок.
Потом сержант кивнул мне. Я подошёл к трубе и тоже зарядил автомат.
Теперь мы были готовы нести службу.
Началось восхождение. Тропа медленно плыла перед глазами. Был март: лёд кое-где подтаял, под подошвами сапог хрустел песок, шуршала прошлогодняя листва. Солнце припекало, но мы были в ватных куртках и зимних шапках, потому что там, наверху, всегда бушевал ветер. Несколько раз по пути я хватал горсть синего ноздреватого снега и бросал его за шиворот. Приятный, освежающий холодок полз по спине…
Наконец мы добрались до маленькой будочки. Она пряталась за бугром у самой вершины. Здесь, на всякий случай, хранился небольшой запас продовольствия, стояла самодельная печурка. Когда было особенно холодно, мы по одному спускались с вышки и заходили в будочку погреться.
Передохнув немного, мы не спеша, с достоинством вышли из-за бугра.
На вышке сопредельной стороны уже торчали три солдата. Увидев нас, они загалдели, послышался резкий, гортанный смех: их привезли сюда на машине, а с нас, пока мы поднялись, сошло семь потов.
Каждый раз повторялось одно и то же, и каждый раз такая «встреча» ужасно раздражала меня: «Как им не надоест?..»
Мы поднялись на смотровую площадку. Заняли обычные посты наблюдения. Солдаты сопредельной стороны, повесив автоматы на гвоздь, о чём-то болтали, показывали на нас руками. Потом закурили и стали соревноваться, кто дальше плюнет в сторону границы…
Прошло несколько часов. Утренний туман рассеялся, видимость стала отличная.
— Надо ждать гостей, — сказал Попов.
И он не ошибся: вскоре послышался гул мотора.
Услышав его, солдаты сопредельной стороны похватали свои автоматы и приняли позы, означающие бдительное несение службы.
По серпантину дороги к границе приближался легковой автомобиль. Скрипнули тормоза — из кабины вышел разведчик. Мы знали его в лицо и между собой звали «активный». Он хорошо говорил по-русски, всегда приветливо улыбался и давно пытался вступить с нами в контакт. Однажды принёс три шапки, сделанные из какого-то дорогого меха, стал предлагать:
— Берите! Что вы боитесь?.. Застава далеко, никто не узнает! Домой красивый поедешь!
Целый час старался тогда провокатор подкупить нас, охрип на ветру. Наконец, грязно выругался, кубарем скатился вниз, сел в машину, зло хлопнув дверцей…
На этот раз «активный» молча поднялся на вышку. Вид у него был хмурый, озабоченный. Не глядя на нас, он приник к окулярам оптической трубы, стал рассматривать наш участок. Потом достал из планшета карту. И тут случилось непредвиденное: подул сильный ветер — и карта буквально выпорхнула из рук разведчика. Подхваченная порывом ветра, она перелетела границу и прилипла к перилам нашей вышки.
Я оцепенел от неожиданности. Глаза «активного» от ужаса стали квадратными. И только сержант — нужно отдать ему должное — действовал решительно и хладнокровно. Он каким-то быстрым, я бы даже сказал — элегантным движением снял карту с перил, ловко свернул её несколько раз и спокойно положил за пазуху. Потом он облокотился на перила и стал смотреть на сопредельную сторону, как будто ничего не произошло, но краешком рта хрипло прошептал:
— Басаргин… доложи… на заставу…
Федя мгновенно слетел вниз и побежал к будочке, где у нас был телефон.
Наконец «активный» пришёл в себя.
— Сержант, отдай карту! — яростно заорал он. — Карту отдай! Отдай карту! Карту!.. — И вдруг умолк, снял с руки часы, протянул их и заискивающе сказал: — Это золотые… Верни карту, сержант, очень прошу…
Я посмотрел на Попова. Он закусил нижнюю губу.
«Активный» немного помолчал, выжидая, что будет делать сержант. Попов стоял в той же позе.
— Ну, пеняй на себя! — зло крикнул «активный». — Не отдашь по-хорошему — силой возьмём!
Он отдал солдатам команду. Те испуганно переглянулись, потом нехотя передёрнули затворы, улеглись на доски смотровой площадки, направив на нас оружие.
— Не отдашь — открываю огонь! — взвизгнул «активный».
Сержант посмотрел на меня. Мы молча опустили «флажки» предохранителей автоматов и тут же услышали резкий свист. Это был оговорённый сигнал — «спускайтесь вниз». Я посмотрел в сторону бугра, — там у нас был оборудован небольшой окоп, — Федя Басаргин, взяв на мушку наблюдательную вышку сопредельной стороны, готов был прикрыть нас.
— Медленно… спокойно… пошёл… — приказал мне Попов.
— Юра, давай ты первым. У тебя карта, — взволнованно прошептал я.
