К октябрю 1747 года в Америке была собрана огромная по меркам театра военных действий 30-тысячная британская армия (состоящая из 8000 английских регулярных солдат и 22000 американцев из провинциальных полков), снабжённая всем необходимым. Следующие две кампании, казалось, англосаксы перейдут в решающее наступление и окончательно сокрушат французскую Канаду.

Мир 1748 года опять спас положение. Французам вернули всё (в том числе с таким трудом захваченный и удержанный Луисбург, в обмен на город Мадрас в Индии (Баллард утверждает, что юридически это не был обмен захваченных сторонами городов в разных полушариях – просто разные статьи договора предусматривали возвращение Мадраса британской Ост-Индской компании, а Луисбурга – Франции – но это, по существу, казуистика)), был восстановлен довоенный статус-кво.

Американские колонисты вернулись домой разозлённые. Война была кровопролитна, погибли две тысячи только массачусетцев. В Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии зрело недовольство действиями центрального правительства, лелеялись мечты о реванше.

В Квебеке, Труа-Ривьере и Монреале теперь сформировались совсем другие настроения. Губернаторы менялись один за другим, Галиссоньер, Ла Жонкьер, Дюкен, все они были временщики, им мало было дела до Канады, в колонии умами правящей элиты (военных и высшего духовенства) постепенно овладевали отчаяние и уныние.

Становилось ясно, что новая схватка не за горами. Что в случае новой войны Новая Франция может и не устоять. И стороны яростно готовились к новому конфликту.

Отдав Луисбург французам, англичане, тем не менее, совершили ход конём и в 1748 году основали город-порт Галифакс, опорную военно-морскую базу на северо-востоке Новой Шотландии неподалёку от оставленной французской крепости. Теперь они ещё более укрепились в Акадии и получили возможность в два-три дня блокировать Луисбург (раньше выдвигаться приходилось далеко с юга, из Бостона и Нью-Йорка) и в две недели – устье реки Святого Лаврентия, закрыв пути следования продуктовых конвоев для полуголодной Канады.

Французы также действовали решительно. Замирившись с ирокезами в 1748 году, они постепенно переманили на свою сторону некоторых их вождей и начали проникновение в долину Огайо (срезая угол транспортной коммуникации, раньше шедшей через Детройт), а в 1753 году состоялась настоящая военная экспедиция из 1000 канадцев и 300 индейцев, в ходе которой на слиянии двух рек, Аллегейни и Мононгахелы (образующем собственно реку Огайо) был основан форт Дюкен (современный Питтсбург). Теперь «французские отцы», как их называли местные племена, могли угрожать своими набегами не только северным, но и южным американским колониям (например, Вирджинии).

В Акадии на стратегически важном перешейке Чебукто, где поперечный хребет спускался к морю, в 1751 году началось строительство форта Босежур. Именно отсюда де Виллье в 1747 году атаковал Гран-При и именно здесь находилась главная база канадских партизан в кампаниях 1746-1748 годов.

Навстречу двигались англичане. Для колонизации Огайо в 1747 году была основана целая компания, предполагавшая освоение края путём переселения примерно 200 семейств. В Акадии же вблизи Босежура состоялась целая мини-война, чуть было не переросшая в глобальную схватку между колониями. В ходе этой кампании карательная партия из Галифакса разорила и сожгла франкоязычное поселение Бобассен или Минас (так называемый «Бобассенский кризис»), вынудив его жителей искать спасения за перешейком Чинекто.

Старые враги и не собирались мириться. Война в Европе могла вновь столкнуть их лбами, но она уже фактически разгоралась здесь, в Северной Америке, без всякого участия Старого Света.

И Белой Лилии (официальному символу французских канадцев) ещё предстояло удивить весь мир своими победами…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕТЫРЕ УДАРА.

ГЛАВА I. НА ПОДСТУПАХ.

1.1. Описание французской Канады.

Канада… Бескрайние просторы лесов, озёр и рек… Бесконечные горы, формирующие неведомые хребты и плато с непроходимыми дебрями… Холодные суровые зимы, осень с её туманами и промозглыми ветрами, лето, тёплое, уютное, но (по европейским меркам) короткое, и весна, когда таял снег, вокруг всё оживало и бурные потоки вод устремлялись вниз, к океану.

Водоёмы здесь кишели рыбой, реки были бурны и изобиловали множеством перекатов и порогов, а в лесу водилось множество всякой пушной живности. Человеческое население оставалось малочисленно, теряясь на фоне огромной страны, будто бы и не было его вовсе.

Такими увидели Канаду первые европейцы, когда, страдая от качки и авитаминоза, сопровождавшего их во время долгого перехода через океан, прибыли к берегам этой страны. Длинные бесконечные берега высились вдоль полного мелких островов и опасного для навигации залива, сужающегося к истоку и незаметно переходящего в Реку, самую огромную из всех видимых ранее.

Река эта тянулась, подобно дороге, далеко в глубь материка и, подобно водам Нила в Египте, давала жизнь протяжённой долине, широкой и тёплой, раскинувшейся между двумя горными цепями на северо-востоке и юго-западе от неё. На расстоянии 400 километров от Залива Святого Лаврентия, в узкой теснине между двумя крутыми скалами, был воздвигнут Квебек, прошедший с 1608 года путь от небольшого форта-поселения на месте индейской деревушки до города-крепости, Нового Гибралтара, охраняющего покой уходящей на юго-запад страны от.

Непросто было выжить в этом краю, холодном и суровом. Зимние холода были трескучими, а снегу выпадало столько, что не имело смысла выходить из дома. Весной же, когда приходили корабли из Европы, начинались болезни, нередко выкашивавшие поселения первых колонистов почти целиком…

С середины ноября по середину апреля (иногда позже, иногда раньше) эти земли были отрезаны от Европы: лёд доходил до двух метров толщиной, иногда больше, судоходство в такой период становилось невозможным. За месяц до и после ледостава безопасность навигации оставляла желать лучшего из-за ветров, штормов и туманов, а весной ещё и из-за остаточных плавучих льдов. Тем самым, до половины года обитатели Канады оставались изолированы от Старого Света, существуя тем, что было им припасено заранее.

«Не более нескольких арпанов снега!» – восклицал французский просветитель Вольтер, подразумевая прежде всего экономическую целесообразность Канады. И действительно, существование колонии, как и в прежние времена, определялось завозом из Европы, по морскому пути жизни, шедшему мимо островов Ньюфаундленд, Иль Рояль (современный Кейп-Бретон) и Сен Жан (современный остров Принца Эдуарда) – прямо к устью реки Святого Лаврентия и далее к Квебеку, являвшемуся столицей и главным портом Канады.

Располагавшиеся выше по течению Труа-Ривьер и Монреаль снабжались из столицы по Реке на меньших судах из-за сложной навигации. Имелся ещё Великий тракт (или Королевская дорога) со столбовой разметкой, открывавший сухопутное сообщение между Квебеком и Монреалем. Он был открыт в 1741 году, использовался преимущественно для почтового сообщения (цена доставки корреспонденции колебалась от 5 до 10 су), мелкие водные преграды (например, реку Кап-Руж, в 15 километрах выше Квебека) пересекал мостами, через более крупные (ту же реку Батискан) оказывались переброшены паромные переправы.

Экономическую жизнь королевской колонии можно определить к середине 18 века двумя словами: меха и коррупция. Большими достижениями французской Канаде, увы, похвастаться было нечем.

Как мы помним, первые экспедиции, от которых по примеру испанцев ожидали золотых рек, разочаровали тогдашних правителей Франции. Но вскоре некоторые купцы были заинтересованы сравнительной легкостью добычи мехов в этой суровой стране.

Первые поселенцы занимались меновой торговлей с индейцами, обходившейся сравнительно дешево. И спустя полтора века основным предметом экспорта Канады – теперь королевской колонии, – продолжали оставаться меха, чья доля достигала 70%, обеспечивая не только французские шляпные мастерские, но и, через посредничество голландцев, другие страны Европы. Результатом ориентированности колонии на добычу и торговлю мехами стало слабое развитие или пренебрежение другими отраслями.