В то время как британцы такой возможности оказывались лишены. Они обладали существенной рокадой у себя за спиной, морем, преобладающий фактор в условиях превосходства флота, но требовалось осуществлять перевалку войск и грузов в транзитных портах. С учётом же худшей организации и худшего командования на начальном этапе, данное их преимущество сходило на нет.
Из этого правила было сделано два существенных исключения.
Во-первых, сразу после войны, в 1749 году (когда французы вернулись в Луисбург, высадив там батальон морской пехоты (8 Вольных рот, роту артиллерии)), англичане возвели в двух днях пути свою крепость, крепость-противовес, Галифакс. Она была названа так по имени тогдашнего министра торговли графа Галифакса и находилась всего в двух днях пути по морю от французской твердыни. Бригада из трёх батальонов трёх полков (29-го, 45-го и 47-го Пеших), при поддержке роты артиллерии, сопровождая 1000 англосаксонских колонистов, высадилась здесь, основав город, порт и военно-морскую базу.
Теперь англичане могли напрямую контролировать французское население Акадии, угрожать Луисбургу, а также Квебеку. С базой развёртывания и зимовки в галифаксском порту, имея ближние подступы к жизненно важным центрам Новой Франции, они имели возможность блокировать пути сообщения врага с началом сезона навигации.
Во-вторых, в устье Осуиго англичане ещё в 1720-е построили сперва торговую факторию, а после – и каменный блокгауз. Стратегическое значение выхода врага на Онтарио, появление у них здесь опорного пункта, способного стать плацдармом при атаке путей сообщения с Дальним Западом, быстро оказалось понято французами. Правда, только в 1749 году они провели надлежащую инженерную разведку новой угрозы.
Тем самым, обороноспособность Канады снижалась, а враги подбирались всё ближе. Но это было ещё не всё.
Территориальное расширение французских владений создало новый источник напряжения в долине Огайо. Здесь французы столкнулись с интересами английских колонистов Вирджинии. Для последних новые земли были жизненно необходимы при росте населения колоний и истощения старых, занятых под разведение табака.
Это означало отвлечение скудных канадских сил с других направлений. В то время как у англичан всё новые ресурсы оказывались вовлечены в противостояние.
Стороны стремительно наращивали своё военное присутствие в регионе, присылая всё новые войска. В начале 1749 года англичане располагали на театре постоянными силами в 1000 человек (40-й Пеший полк Филиппса в Аннаполисе – Порт-Рояле, 7 Независимых рот из американских колонистов – 4 в Нью-Йорке и 3 Южной Каролине, по 70 человек каждая). После высадки «галифаксской бригады» это число оказалось доведено до 2500 штыков на континенте.
В 1750 году 29-й Пеший полк вернулся в Ирландию. Однако англичане по-прежнему располагали в Северной Америке более чем двухтысячным контингентом, состоящим из 3 линейных батальонов и 9 отдельных рот (в том числе двух артиллерийских – в Новой Шотландии и на Ньюфаундленде).
На первый взгляд, это было немного. Однако задействованный контингент оказывался больше, чем перед прежними войнами. Кроме того, располагались все три батальона в Новой Шотландии и могли быть быстро использованы для ликвидации одного из источников напряженности – французскую Акадию (что и было исполнено при эскалации военных действий самыми драконовскими мерами).
При доведении же полков и рот до штатной численности, их личный состав вырастал до 3500 человек. Больше, чем во всей Новой Франции, вместе взятой.
Французы аналогично увеличивали боевой потенциал. В июне 1749 года они высадились в Луисбурге с одним батальоном из восьми Вольных и одной артиллерийской рот. В 1754 году их число здесь, в крепости, составило кругленькую цифру в 24 Вольных роты по 50 человек в каждой (штатной численности) и артиллерийскую из 50 канониров (также штатно, с февраля 1758 года – две таких роты).
(Название «Вольные» и «морской пехоты» будут периодически чередоваться между собой. Будучи колониальными частями и находясь в ведении морского министерства, эти подразделения являлись по сути своей морской пехотой).
В Канаде тоже увеличивалось количество войск. Губернатор Дюкен своим указом довёл число Вольных канадских рот до 28 единиц по 50 солдат в каждой, усиленных в 1750 году корпусом из роты колониальных артиллеристов, именовавшихся канонирами-бомбардирами (в 1757 году прибыла ещё одна такая рота).
Стоило ли и говорить, что у противников были неравнозначные войска. Английские батальоны (10 рот, в том числе одна гренадёрская в каждом) представляли собой вымуштрованные части, с отличной строевой и огневой подготовкой, готовые для войны в европейском стиле. Французские – наёмные образования, из присылаемых из Европы служить по контракту или набираемых на месте за деньги солдат.
Последние, хотя и должны были проходить обучение согласно королевских ордонансов о пехоте, на местах, в зависимости от расквартирования, быстро трансформировались или в обычные гарнизонные войска, или в своеобразные подразделения, хорошо освоившие тактику малой войны. Эти силы оказывались приспособлены к неожиданным засадам и дальним рейдам в сводных отрядах с индейцами и «лесными бродягами», но гораздо менее подходили для «европейской» войны.
Достоинства этих войск во многом нивелировались слабой дисциплиной. В будущем их ждали и успехи форта Дюкен и разгромы Ла-Бель-Фамиль. Однако возможности их применения оставались весьма специфичными.
Французские части, кроме того, вечно оставались недоукомплектованными. Так, анализ состояния их регулярных сил до и в ходе войны с французами и индейцами 1754-1760 годов говорил о том, что фактически в ротах в среднем находилось по 30-40 человек.
Это было связано с многими причинами. Болезни уносили ценные жизни, подкрепления из Европы присылались недостаточные, практика получения жалования командирами за «мёртвые души» оставляла желать лучшего, как и низкое самосознание и дисциплина самих военнослужащих, периодически разбредавшихся по домам. Тот же гарнизон Луисбурга, при штатной численности в 1200 морских пехотинцев и 100 артиллеристов совокупно имел в строю чуть более тысячи человек крепостной стражи, из которых 100-200 служак каждую весну оказывались больны и, как следствие, полностью небоеспособны.
Сопоставимая ситуация прослеживалась в Канаде, где из числа в 1500 бойцов в строю наблюдалось порядка 1000 офицеров и солдат. Даже в 1759 году, когда колонии угрожала гибель, под ружьём имелось не более 1500 морских пехотинцев из 2600 человек, полагавшихся по штату.
Всего по подсчетам канадского историка Марселя Фурнье во всей Новой Франции на 1754 год было расположено 2779 человек. Вычитая из этого числа «мертвые души», временно неспособных к несению службы и часть гарнизонов Луизианы, никогда не попавших на театр военных действий, боеспособные силы Вольных рот можно оценить в 2000 человек.
Если у англичан в основе находились слаженные батальоны регулярной пехоты, то у французов можно было говорить лишь о россыпи мелких рот. «Батальоны» в контексте морской пехоты употреблялись лишь как соединения под чьим-либо началом. Стороны, тем самым, располагали примерно по 2000 человек к 1754 году.
Размещение сил было следующее. С англичанами всё было более-менее понятно: три четверти личного состава, все самые лучшие части, находились на полуострове Новая Шотландия, в Акадии. Канадцы (речь не про гарнизон Луисбурга, он оставался на месте) значительно более разбросали свои отряды.
Самая отборная, наиболее укомплектованная часть (4 Вольных роты, отряд канониров-бомбардиров капитанов Фидмона, Вильеруа, Ванне и Броссара) численностью около 200 человек под командованием офицера де Вергора (который в дальнейшем дважды «прославится» поражениями в Акадии в 1755 году и при высадке англичан Вулфа на равнинах Авраама в 1759 году) находилась в Акадии, занимая стратегически важный перешеек Чинекто. Ещё одна рота располагалась далеко-далеко на западе, в форте Детройт на южном берегу озера Мичиган, и ещё 6 рот и 216 человек под началом некоего Контрекёра (коего вскоре сменил Бюжо) дислоцировалось в долине Огайо (в том числе 3 роты в Дюкене, капитанов Дюма и Линьери, и 3 в промежуточных фортах на волоках к югу от Эри).
