- Я только что убил полсотни человек, - ответил я. - Мне совсем хреново.

- Этого ведь хватит? - она привалилась ко мне, ее голова легла на мое плечо. Я поймал прядку с красной ниткой и вдохнул запах ее волос.

- Чтобы снять с нас обвинения - да, - ответил, наконец. - Сейчас дойдем до машины, надо вернуться в город. Завтра будет большая зачистка.

- Почему нас должны обвинить?

- Мы не смогли предотвратить вспышку. Это повод, - я опустил голову. - Имеет смысл немного соврать, что когда мы приехали, так все и было. Скажем, что весь день прятались от Одержимых, но под вечер они нас нашли. Не знаю... придумаю что-нибудь.

Ведьма дунула мне в ухо.

- Все будет хорошо, - сказала она. - Мы живы, и это главное.

- Скажи... - я тяжело вздохнул. - Тебе не противно находиться рядом со мной?

- Почему должно быть?

- На моих руках столько крови, - ответил яю

- Перестань. Ты все еще странноватый волшебник, который просто делает свою работу, и не более того.

Я рассмеялся.

- Пойдем. Надо пробиваться к машине.

Утро выдалось холодным и пасмурным. Солдаты в светящихся балахонах шагают справа и слева, сжимая винтовки. Выстрел за выстрелом, наше звено движется между домов, выбивая оставшихся Одержимых. Асая указывает, где еще кто-то прячется, ее лицо мрачное и усталое.

На соседних улицах тоже слышны выстрелы. Тут бродит почти две роты, ну или около двухсот человек. Между черными силуэтами домов мелькают фигуры солдат и волшебников, другие колдуны указывают новые цели.

Вчерашняя бойня хорошо сказалась на мнении Ассоциации - хоть мы и не смогли предотвратить вспышку, но вместо толпы Одержимых чистильщики встречают лишь отдельных заблудших. Кажется, нам простят наши ошибки.

Очередная дверь падает, выбитая ударом сапога. Солдаты врываются в дом, там слышен безумный женский крик и выстрел.

Проверено. Обнаружено. Уничтожено.

Зачищено.

Тяжелая и утомительная работа. Скрип снега под сапогами, запах пороховой гари, постоянная необходимость поливать балахоны водой. Асая жмется рядом, поглядывает иногда виновато.

Мы вышли к храму. Улица зачищена. Слева и справа выныривают другие звенья, старший волшебник обозначил рукой сбор.

- Ждите, - сказал я и направился к нему.

Доносятся голоса сержантов, мимо постоянно несут серые мешки, покрытые алыми пятнами. Трупы вываливают в одну кучу - будут жечь. Пока остальные собирались, я глянул на мост. Тут пока никто не совался, просто встали оцеплением. Тела разбросаны вокруг статуи, статуя стоит без половины головы. Отсюда не очень видно, но, кажется, я различаю разбитый череп в обрамлении камня. Оттуда доносятся редкие выстрелы - то ли чудится кому-то, то ли шевелится кто.

- Сейчас чистим храм, - сказал старший волшебник. Чистильщики, в отличие от членов Ассоциации, приписаны к армии, поэтому он одет в серую шинель и меховую шапку с круглой кокардой, как и большая часть собравшихся. - Действуем обычным образом. Там могли остаться Одержимые, поэтому осторожнее! Пошли!

Десяток солдат выстроился напротив дверей, щелкнули затворы винтовок. Мы встали за их спинами. Старший поднял руку, и я потянулся к Искре.

- Раз. Два. Три! - со взмахом руки сразу десяток магических ударов внес двери храма внутрь. Грохот стоял еще несколько секунд - посыпалась кладка проема, и облако серой пыли перекрыло обзор. Волшебник махнул рукой, и влажный воздух опустил пыль вниз. Мы ринулись внутрь, оставив солдат позади - простым смертным нечего соваться в такое густое облако.

Топот сапог по каменному полу гулко разносится под сводом. Тут никого нет, кроме двух покойников у алтаря. Все свечи погасли, и свет падает только через окна и дверной проем. Заметно тянет в груди, скверна тут неслабая.

Я подошел к покойникам, знакомые лица. Мальчишка из-под моста лежит с перерезанным горлом, рядом - Лукхарт, у него вскрыта грудная клетка. Зеленый камзол покрыт засохшей кровью.

Жертвоприношение. Как еще вернуть жизнь в старые кости?

Волшебники разобрались вдоль стен, старший встал в центре. Я спохватился, вскинул руки и снова потянулся к Искре.

- ...три!

И вал светящегося теплого воздуха наполнил помещение. Тепло быстро сменилось холодом, свечение угасло. Старший снова считает, на этот раз до восьми, - чтобы у всех успела откатиться Искра.

- Давай! - и я снова исторг потоки тепла.

Понадобилось примерно пять или шесть раз, чтобы тепло перестало рассеиваться. Всего одна древняя ведьма, а скверны на двадцать волшебников.

Следующим был мост. Нас пропустили вперед, я нашарил в кармане револьвер. Мой утонул вчера, этот взял у кого-то из солдат. Оцепление разошлось, пропуская нас, мы развернулись в цепь и пошли к месту побоища.

- Говорят, живых много! - крикнул старший. - Добивайте!

Скрипит снег под ногами, слева и справа идут другие волшебники, в шинелях и с пистолетами, с белыми повязками чистильщиков на плече. Под ногами лежат тела - мужчины, женщины, дети, старики. В тулупах, среди разбросанного инструмента и алых кристаллов замерзшей крови, они раскинулись в разных позах. Ветер треплет одежду, и снег обильно присыпал тела.

Подойти, пнуть, если шевелится - застрелить. Подойти, пнуть...

Звуки выстрелов и крики слышны с обеих сторон. Я иду, как механизм, отрешенно разглядывая убитых. Очередное тело дернулось, это мужчина с пальцами, почерневшими от обморожения. Темные мешки под глазами, желтушная кожа, звериный оскал. Он что-то завыл и попытался встать, но выстрел разнес ему череп. Тело упало, теплая, слегка дымящаяся кровь пропитывает снег. Я посмотрел немного и пошел дальше.

Следующий.

Мальчик лет десяти. В животе - дыра, покрытая ореолом заледеневшей крови, он свернулся в калачик, рот распахнут, а лицо покрыто инеем. Я пнул его, и чуть не отбил пальцы ноги, - труп остекленел от мороза.

Следующий. Следующий. Следующий.

Выстрел.

Следующий...

Мы прошли взад-вперед, чтобы наверняка. Тут не так уж разит - ветер уносит скверну, а ее источник угас, когда я снес статуе голову. Пока растаскивали трупы, освобождая место, я глянул на эту мерзость. Выражение лица изменилось с высокомерия на гнев, пальцы одной руки скребут другую, она так и застыла на полушаге, даже странно, что не повалилась.

Выстрел попал в бровь, и ей снесло четверть головы. Я заглянул в пробоину и увидел пожелтевшие кости и сухие черные волосы. Оттуда потянуло разложением, и я отошел.

В итоге ее повалили на расчищенную площадку, и кирками, которых тут валялось предостаточно, расколотили на части. А потом долго, по очереди, поливали каменно-костяное крошево искристой водой. Солдаты ходили вокруг, отлепляя тела от моста и заворачивая в мешки.

Потом мы вернулись к храму, тут уже складывают костер. Дров в дровницах опустевших домов нашлось достаточно, и каждый следующий слой тел перекладывают слоем поленьев. Солома летит сверху, снова стучат друг об друга деревяшки.

Я сказал старшему, где гробница, и пошел к Асае. Хватит с меня.

Девушка стоит возле одного из домов и смотрит на потускневшее медное солнце, что венчает шпиль храма. Ветер играет красными нитками, что перевязывают пряди, взгляд усталый и очень грустный.

- Так всегда бывает? - спросила она.

- Раз в год или два, - ответил я, встав рядом. - Тебе просто не повезло застать это на первой же работе.

Асая вздохнула.

- Это ужасно, - сказала она.

- Сегодня будем много пить, - ответил я. - И завтра тоже. И потом еще неделю.

Она кивнула и привалилась к моему плечу. Я увидел слезы на ее щеках и обнял за плечи.

- Деревня проверена, трупов больше нет! - доложил кто-то вдалеке.

Мы смотрели, как солдаты поливают тела маслом, найденным здесь же, и привезенным керосином. Огонь обратит скверну в ядовитый дым, и ветер рассеет его. Потом будут сжигать дома и растаскивать угли, а волшебники еще неделю будут бродить по пепелищу, выискивая остаточные очаги заразы. Всю деревню не очистишь - слишком много работы. Но когда-нибудь, через пару лет, скверна выветрится и из земли, и здесь снова будут жить люди - стране нужна медь.