— Ты — ЛедиБаг.

Маринетт замерла, прекратив дышать.

Врач смотрел на неё честно. Открыто.

Словно верил.

Чего не скажешь о бегающих взглядах медсестер.

— Где моя мама? — прохрипела она, собравшись с силами.

— Ты — ЛедиБаг, — вкрадчиво повторил доктор, не сводя с неё глаз.

Маринетт тяжело дышала, пытаясь успокоиться.

Поддержки ждать было не от кого.

Она была одна.

Снова.

Закованная в кожаные кандалы на каком-то непонятном столе.

Окруженная силуэтами в белых халатах.

С испариной по всему телу, из-за очередного повторившегося сна, связанного с собственной смертью.

Выбора просто нет.

И Маринетт кивнула.

Врач сделал очередную пометку.

— Ты разделила свою личность, — док снова глянул в бумаги, словно проверяя чьи-то сказанные под диктовку слова, — на два самостоятельных человека.

Абсурд.

Абсурд-абсурд. Чистой воды.

Голова закружилась пуще прежнего, перед глазами забегали искры, голоса окружавших её людей стали долбить в сознании ещё громче.

Они обманывают её — какой-то частью сознания она это понимала.

— Правду, Маринетт, — попросил доктор, опустив очки на переносице чуть ниже. — Ты в безопасности. Мы поможем тебе.

Ага, тридцать раз она в безопасности.

Со связанными-то руками.

Но не в её ситуации стоило бы спорить.

Ей никто не поможет.

Рассчитывать нужно только на себя.

И Маринетт едва заметно кивнула.

— Уводите, — выдохнул доктор, делая последнюю пометку и направляясь к выходу.

Два медбрата и две медсестры в мгновение ока ринулись к ней с какой-то белой рубашкой.

Брюнетка шокировано распахнула глаза, предпринимая бесполезные попытки вырываться.

— Нет, пожалуйста! — взмолилась она. — Я не сумасшедшая! Это правда! Она уничтожит город!

— Тебе помогут, Маринетт. Всё будет хорошо, — перед тем, как исчезнуть за дверью, бросил ей врач.

Они отстегнули ей ремни с запястий, — как и обещал док — да только после этого тут же — не без помощи физической силы — запихнули её руки в какую-то белую рубашку, скрестили их и завели за спину.

— Пожалуйста, хватит! Услышьте меня!

Слезы прожигали дорожки на её щеках, когда Маринетт резко подняли на ноги и, усадив в какое-то кресло, покатили в сторону другой двери.

Не в ту, из которой вышел док.

И Маринетт кинула туда взгляд, мгновенно забывая о том, что значит дышать.

Потому что в круглом окне мелькнула тень от зареванного лица её матери, которая, прижимая к губам платок, следила за тем, как дочь увозят в глубину отделения психбольницы.

— Мам! — крикнула Маринетт, заливаясь слезами пуще прежнего. — Мам, за что?!

И её тень скрылась за дверью, поскольку брюнетку уже повезли по длинному темному коридору в заготовленную заранее камеру.

Ей не дали объяснить.

Ей не захотели поверить.

Её не потрудились выслушать.

И теперь ЛжеБаг больше нет причин оставаться в тени.

Теперь она может смело осквернять имя ЛедиБаг, не беспокоясь о последствиях.

***

— Не смей осквернять её имя, Хлоя, — резко бросил Адриан, стоя с ней рядом на расстоянии вытянутой руки.

— Она — сумасшедшая, заголовки врать не будут. Я говорю то, что вижу, — дерзко бросила Буржуа, указывая пальцем на главную страницу свежей газеты и продолжая ухмыляться.

— Ты глупа, как пробка, — разозлился Агрест, вырывая из её рук выпуск и бросая его в мусорное ведро, предварительно скомкав.

Хлоя залилась от злости краской, уши стали пылать, кулаки сами собой сжались.

Прежняя ухмылка пропала с накрашенных губ, в глазах загорелись искры.

И снова мимо, Буржуа.

Думаешь, что таким способом добьешься его внимания?

Ошибаешься.

Ты только сильнее таким образом подливаешь масло в огонь.

Своими поступками ты отталкиваешь его только дальше.

Он не примет тебя такой, какая ты сейчас.

Никогда не примет.

Тебе не стать такой, как Маринетт. Даже не пытайся.

Ты никогда не сможешь стать её заменой для него.

— Почему ты её защищаешь?! Думаешь, я не вижу? — крикнула она не своим голосом. — Почему всегда она?! Чем она берет?!

Адриан засунул руки в карманы брюк и, закинув на плечо сумку, направился в сторону выхода из школы.

Он не мог поверить, что Хлоя это сделала.

О заключении Маринетт мог никто не узнать, поскольку всё это было строжайшим медицинским секретом, но сейчас…

Чертова стерва!

Буржуа проследила за машиной скорой помощи возле дома Дюпэн-Чэн.

Видела, как Маринетт без сознания затаскивали в машину на носилках.

Подкупила медбрата и тайком пробралась внутрь.

Узнала. Всё узнала.

И в тот же вечер раструбила на весь Париж, загрузив в социальную сеть ролик, где Дюпэн-Чэн умоляла врачей прекратить.

Адриан готов был собственноручно задушить Хлою за это.

А он было подумал, что она изменилась.

Ведь все восхваляли Буржуа, когда узнали, что она стала донором Алье.

Даже Адриан посмотрел на неё с другой стороны.

Но сейчас…

Черта с два.

— Адриан, ответь! Почему, черт возьми, она?!

Буржуа схватилась за его локоть, пытаясь развернуть к себе, но Адриан вывернул руку и всё же обернулся, остановившись, хотя и без особого желания.

— Какой же надо быть бессердечной стервой, чтобы так с ней поступить?

— Я пыталась доказать…

— Что доказать?! — прервал её Агрест. — Что ты самая-самая?! Открою тебе глаза…

Блондин подошел к ней ближе, опаляя разъяренным дыханием побледневшую и влажную от постоянной мороси на улице кожу.

— … это не так, — прошептал он, глядя на неё с толикой презрения. — Я ожидал от тебя всего. Но этого…

Он покачал головой из стороны в сторону, сжимая губы в тонкую полосу.

— Это слишком даже для тебя, Хлоя, — напоследок бросил он и, развернувшись, направился в сторону машины, которая уже за ним приехала.

Блондинка впервые на своей памяти не нашла, что ответить.

И просто стояла на одном месте — под дождем — и не шевелилась до тех пор, пока его машина не скрылась за поворотом.

Адриан запустил пальцы во влажные волосы, опустив голову на разведенные в стороны колени.

Нет. Тут явно что-то не так.

Маринетт не успела ему сказать…

Что-то важное, он был уверен.

Тогда, за партой после урока. Когда их прервала Буржуа.

Маринетт не может быть сумасшедшей.

Он помнил, что она что-то упомянула про раздвоение личности.

Да, смахивает на бред сумасшедшего, но…

Что-то было в её глазах такое, что Адриан вдруг поверил.

Что-то знакомое до боли. Светлое такое, даже любимое.

— Август, — окликнул Адриан водителя.

— Да, сэр, — отозвался он, опустив стекло, разделяющее салон и кабину водителя.

— Нужно кое-куда заехать. Можешь для меня это сделать? Только отцу не говори.

— Как пожелаете, сэр, — кивнул он и, выслушав просьбу Адриана, повернул в нужном направлении.

Автомобиль остановился возле массивных железных ворот, чуть тряхнув блондина вперед.

Дождь даже не думал прекращать лить, но впускать автомобили на территорию было запрещено.

Поэтому Адриан, собравшись с духом, приготовился идти.

— Жди меня здесь, — попросил он водителя. — Если отец позвонит, скажи, что всё ещё ждешь меня у школы, хорошо?

— Да, сэр.

И Адриан вышел на улицу, несильно хлопнув дверью и вжав голову в плечи, чтобы морось не попала за воротник.

Железные ворота противно заскрипели, когда он открыл их, чтобы войти на территорию больницы для душевнобольных Святой Марии.

Адриан припустился по размытой дороге в сторону пятиэтажного здания из темного красного кирпича, прикрывая голову сумкой.

Несильно нажав на маленьким звонок у стойки регистрации, Адриан тут же услышал негромкие шаги.

— Чего тебе, парень? — послышался грубый женский голос из дверей кабинета, что находился недалеко от стойки.

— Я пришел навестить, — он напоролся на взгляд женщины и сглотнул, — свою сестру Маринетт Дюпэн-Чэн.