Он беспомощно оглянулся: искать здесь что-то, конечно, было бессмысленно. Они поднялись на второй этаж. Здесь дом выглядел более живым: на полу остался толстый тёмно-алый ковёр. В конце широкого коридора, по бокам, были два стрельчатых окна и что-то вроде стеклянного шкафа, а в нём… Что это?

— Открыть занавески? — спросила Нерданэль. Тяжелые занавеси-гобелены потянулись в стороны; одно кольцо со звоном лопнуло.

В коридор хлынул солнечный свет, и ему показалось, будто он смотрит в зажжённый камин, где клубятся и летают искры. Здесь действительно был ажурный шкаф из стекла и тончайших золотых ветвей и травинок, и в нём он увидел призрачные очертания какой-то фигуры. Присмотревшись, он понял, что здесь ничего нет — нет ни статуи, ни модели, ни портрета, но то, что было здесь, так чётко обрисовывало кого-то, что легко было ошибиться. Предметы словно парили в воздухе на стеклянных крюках и подставках. Это был роскошный, видимо, женский убор: венец с подвесками, серьги, ожерелье, браслеты на предплечьях и запястьях, два соединённых цепочкой медальона на груди, пояс с огромной пряжкой и подвесками, браслеты на щиколотках. Там, где должны были быть пальцы, были кольца — два на левой руке и только одно — на правой. Золото горело так ярко, что удивительной работы веточки, удерживавшие стекло шкафа, казались латунной проволокой; капли оранжевых, розовых, красных и прозрачно-голубых бриллиантов будто светились собственным светом. Несмотря на это невероятное изобилие камней, узоров, цепочек, звёзд казалось, что если тот, для кого был сделан убор, наденет его, он будет выглядеть так же просто и естественно, как нежная и тяжелая утренняя роса на молодой траве.

Он оглянулся и понял: нет, это не могло предназначаться для Нерданэль. Это всё не её.

— Это подарок Феанора, — сказала она. — Но я не знаю, откуда он взялся. Мне кажется, он этого не делал. Он давно у нас. Одно кольцо я отдала сыну, Макалаурэ: он почему-то любил эту вещь и увёз его с собой.

«Может быть, убийца потерял кольцо? — подумал он. — Может быть, это Макалаурэ? На кольце не должно было остаться следов — но вдруг оно разбилось?». Он стал перебирать про себя имена и прозвища внуков Финвэ, о которых он узнал из книги.

— Теперь мы пойдём к тёте Анайрэ?.. — спросил он.

— Давай. Мне сказали, что Финарфина сейчас, как всегда, нет в городе — он в доме на Тол Эрессеа, а его жена, видимо, вообще оттуда не выезжает. Так что выбора нет.

Они спустились вниз, и Нерданэль достала из шкафчика на кухне большую связку ключей.

Нерданэль открыла большим ключом тяжёлые, зелёные от времени бронзовые ворота. Вдали виднелся почерневший двухэтажный дом. Дорожки не было: вернее, приглядевшись, он увидел, что она есть, но камни так заросли травой, что ему приходилось раздвигать высокие стебли, которые приходились ему чуть ли не по пояс. Темное калиновое дерево выросло меж плит крыльца, и ступеньки были засыпаны прошлогодними ягодами и листьями; сейчас уже всё отцвело, но несколько лёгких розоватых лепестков прилипли к выцветшей серой двери.

Нерданэль вставила ключ и дёрнула за ручку. Дерево слегка треснуло, но дверь не открылась.

— Тут что, никого нет? — спросил он. Ему было не по себе. — Тебе помочь?

— Никого, — ответила она. — Я вообще её очень мало видела после всего. Финарфин всегда говорил, что к ней лучше не приходить. И у Индис она не бывала. До Анайрэ было не добраться, хотя я всегда любила её и хотела бы её видеть. А потом она исчезла.

— Куда она пропала? — Ему стало по-настоящему страшно; он ещё раз оглянулся на заброшенный сад, чёрный дом с запылёнными стёклами. Ворот отсюда уже не было видно.

— Не знаю, — ответила Нерданэль. — Знаешь же… Со временем мы можем терять жизненные силы и однажды — просто исчезнуть, если их больше нет. Правда, в Амане вроде бы такого не должно происходить. Вот со мной почему-то не происходит.

Нерданэль ещё раз повернула ключ; он аккуратно нажал на створки и ручку, стараясь не сломать замок. Дверь поддалась. Они оказались в высоком зале-прихожей, куда свет проникал через круглое окно в крыше. Два стекла вверху вылетели, и под ними на полу было грязное, заросшее лишайником пятно. Он оглянулся по сторонам, и вдруг Нерданэль вцепилась в его руку.

— Что это? — Нерданэль указала на огромное зеркало.

Он подошёл поближе и увидел на раме зеркала насечки, которые доходили ему примерно до подбородка.

— Это как будто… как будто измеряли рост ребёнка, — сказал он. — У нас дома тоже такое.

— Их не было… их не было раньше, не было! — воскликнула Нерданэль. — Не было! Здесь был ребёнок? Откуда ребёнок? Откуда?

Нерданэль побежала наверх, он — за ней. Она прошла в конец коридора; там оказалась большая комната с огромной постелью. Он понял, что это спальня Финголфина. Но тётя не пошла туда, а распахнула другую, маленькую белую дверь в углу. За ней узкая, выкрашенная в белый цвет лестница вела наверх. Наверху оказалось несколько дверей. Нерданэль открыла одну из них: она стояла на пороге небольшой, но уютной комнаты, в которой царил идеальный порядок.

В центре её стояла узкая кровать, предназначенная для ребёнка или подростка.

— Это была спальня Фингона, — сказала Нерданэль. — Вот его кровать, в углу, его письменный стол. Но ведь здесь ещё и другая кровать! И рядом с ней столик и чьи-то вещи. Чьи-то ещё вещи! Игрушки. Кукла. Деревянная птичка. Если это был ребёнок Анайрэ… то куда он делся?! — спросила Нерданэль, ни к кому не обращаясь. — Неужели она осталась из-за него?!

— Тётя, ты думаешь, это как-то связано с убийством?

— Не знаю… — сказала Нерданэль.

— Там, внизу, в спальне, что-то лежит на кровати, — сказал он дрожащим голосом.

Ветхие шторы были наполовину задёрнуты; комнату окутывал мутный свет из-за грязных стёкол, делавший всё серым. На кровати с алыми витыми деревянными столбиками было серебристое покрывало. Юный эльф слегка коснулся его пальцами — ткань поползла, разрываясь и скатываясь, как паутина. У подушки лежал какой-то спутанный комок ткани. Он осторожно взял его и перевернул.

Это был большой, толстый, когда-то светло-голубой шерстяной шарф, пропитанный сухими, тяжёлыми, густыми тёмно-коричневыми пятнами.

В уголке шарфа был вышит герб и монограмма Финголфина.

— Неужели там… кровь?

— Нет, — сказала Нерданэль мрачно, — это не кровь. Это красная глина. Я видела такую, когда Амрод и Амрас приезжали ко мне, у них на обуви и плащах. Такая глина есть в Форменосе. Они говорили, что там её много во дворе и рядом. Карантир даже что-то там пытался лепить для меня из неё.

Под шарфом лежала разбитая синяя тарелка — тоже с гербом и монограммой и разбитый, согнутый фонарик, в котором ещё была пара синих стёклышек.

— Это и есть улики, — сказал он тихо.

— Улики, — повторила Нерданэль. — Видимо, Ингвэ хотел сказать, что Финголфин был в Форменосе; там он уронил свой шарф, запачкал его. И, видимо, там же он оставил свой фонарик. Но при чём тут тарелка?

— Да какая разница! — услышали они в коридоре мягкий, слегка шепелявящий, как у всех ваньяр, голос Ингвэ. — Зачем вы сюда поехали? Чего вы добиваетесь? Ну теперь ты видишь, Нерданэль? Твой деверь убийца. Брат твоей матери — убийца, — сказал он, обращаясь к молодому эльфу. — Разве вы не понимаете: Финголфин убил своего отца, так как боялся, что ему придётся рано или поздно отдавать власть ему или Феанору. Неужели ты, племянник, хочешь быть связан с этим проклятым родом? Зачем ты с ней сюда поехал?

— Я хочу помнить, — сказал он. — Хочу. Я… я не могу так жить дальше.

— Значит, ты хочешь вновь стать мятежником, пошедшим против воли Валар? Вновь породниться с такой семьёй…

— Вот как ты заговорил, Ингвэ, — сказала Нерданэль. — А говорят, когда ты уламывал Финвэ жениться на твоей сестре, ты пел совсем другие песни. Тогда тебе казалось, что это для тебя честь быть родичем Финвэ. Объясни, пожалуйста, откуда всё это взялось, и почему оно лежит здесь?

— После того, как остальные нолдор ушли из Амана, — неохотно пояснил Ингвэ, — мы с Финарфином поехали в Форменос. И там он нашёл этот шарф — шарф Финголфина со следами крови и грязи. Потом, по дороге, мы переезжали по мосту русло высохшего ручья, и внизу увидели разбитую тарелку и фонарь. Если…