Каждую пятницу на виллу к Грозе привозили проституток, которых выбирали наугад в Англии, США, Бразилии, Японии, Таиланде и других странах. Они не знали, куда и к кому поедут. Их встречали в аэропорту, везли прямо на виллу, а через несколько часов отвозили обратно и сажали в самолет. Каждую пятницу по ночам были слышны крики Грозы. Все полагали, что Марин извращенец, и единственным человеком, кто знал, что именно происходит за дверями его спальни, был Лев Пастернак. Ночные визиты проституток не имели ничего общего с сексуальными утехами, а являлись своеобразным актом покаяния. Каждую пятницу Гроза раздевался догола, а очередная жрица любви привязывала его к стулу и хлестала до крови хлыстом. Всякий раз, когда Гроза подвергался такому избиению, он представлял сцену насилия над женой и дочерью и начинал кричать: «Простите! Я все расскажу! Господи, сделай так, чтобы я им все рассказал…» Тем временем Ангел пытался найти брешь в системе безопасности Марина Грозы и в поисках нужной информации стал захаживать в один из баров, где часто после дежурств отдыхали охранники с его виллы. Устав после напряженной службы, они много пили, и языки развязывались. Ангел выбрал столик, чтобы можно было хорошо слышать разговоры окружающих, и вот что в итоге узнал, подслушав разговор болтливых секьюрити.

— Не знаю, чем занимается Гроза с этими шлюхами, но уверен, что хлещут они его нещадно. Ты бы только слышал, как он кричит. На прошлой неделе я как-то заглянул в комнату, где он держит свои хлысты…

На другой день Ангелу удалось услышать следующее.

— У нашего бесстрашного лидера все шлюхи, как на подбор, красавицы. Их привозят со всего света. Лев сам этим занимается. Он парень не промах. Никогда не берет одну и ту же девочку два раза. Поэтому через них нельзя добраться до Марина Грозы^[53].

Больше Ангелу ничего было не нужно. На следующее утро он зашел в один из интим-салонов, выбрал подходящий хлыст, а чуть позднее через тот же салон отослал его на виллу Марина Грозы. Охранник на вилле, получив хлыст, тщательно проверил его, а потом отнес в спальню Грозы и поставил в шкаф рядом с другими хлыстами.

В пятницу к Марину Грозе, как обычно, привели проститутку. На этот раз югославку Бисеру. Гроза достал из ящика хлыст («подарок» Ангела) и приказал Бисере хлестать его по спине изо всех сил. Бисера выполнила приказание, и вдруг Гроза рухнул на пол.

— На помощь! На помощь! — закричала Бисера.

Лев Пастернак вбежал с пистолетом в руке. Он увидел лежащее на полу тело.

— Что случилось?

Бисера билась в истерике.

— Он умер! Он мертв! Я ничего не делала. Я только хлестала его, как он просил. Клянусь!

Живший на вилле врач появился через несколько секунд. Он нагнулся, чтобы осмотреть тело Марина Грозы. Мышцы были твердыми, а кожа посинела.

Он поднял хлыст и понюхал его.

— Ну что?

— Черт возьми! Кураре. Это экстракт из одного южноамериканского растения. Инки смазывали им свои стрелы, чтобы убивать врагов. Через три минуты нервная система полностью парализуется^[54].

При посредственном исполнении не исключены случаи, когда лицо в качестве оружия преступления использует самого потерпевшего. Иллюстрацией может послужить высказывание Клавдия о том, как он намерен раз и навсегда избавиться от Гамлета.

К о р о л ь

<…> Он вернулся

И вновь его так просто не ушлешь.

Поэтому я новое придумал.

Я так его заставлю рисковать,

Что он погибнет сам по доброй воле.

Его конец не поразит молвы,

И даже мать, не заподозрив козней,

Во всем увидит случай

^[55]

.

В данном случае, как нетрудно заметить, виновный умышленно заставляет потерпевшего подвергать самого себя смертельному риску с целью лишения его жизни.

Подстрекательство

Подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления. Арсенал подстрекателя достаточно широк: уговор, подкуп, угрозы, обещания. В пьесе Шекспира «Макбет» ярчайший пример: леди Макбет подстрекает своего супруга, родственника короля Дункана, к убийству королевской особы, чтобы получить его трон. Макбет сначала сам выдает жене свой черный замысел, но некоторое время спустя начинает колебаться, его одолевают страх перед возмездием, жалость к королю, и леди Макбет приходится потрудиться, чтобы вновь зажечь в его душе огонь преступной решимости.

М а к б е т

Добро б удар, и делу бы конец

И с плеч долой! Минуты бы не медлил,

Когда б вся трудность заключалась в том,

Чтоб скрыть следы и чтоб достичь удачи,

Я б здесь, на этой отмели времен,

Пожертвовал загробным воздаяньем.

Но нас возмездье ждет и на земле.

Чуть жизни ты подашь пример кровавый,

Она тебе такой же даст урок.

Ты в кубок яду льешь, а справедливость

Подносит этот яд к твоим губам. —

Король ночует под двойной охраной.

Я — родственник и подданный его.

И это затрудняет покушенье.

Затем, он — гость. Я должен был бы дверь

В его покой стеречь от нападений,

А не подкрадываться к ней с ножом.

И, наконец, Дункан был как правитель

Так чист и добр, что доблести его,

Как ангелы, затрубят об отмщенье.

И в буре жалости родится вихрь,

И явит облако с нагим младенцем,

И, с этой вестью облетев весь мир,

Затопит морем слез его. Не вижу,

Чем мне разжечь себя. Как малый конь,

Взовьется на дыбы желанье власти

И валится, споткнувшись, в тот же миг.

Входит леди Макбет.

Ну, как дела?

<…>

М а к б е т

Откажемся от замысла.

Я всем Ему обязан.

Я в народном мненье

Стою так высоко, что я б хотел

Пожить немного этой доброй славой.

Л е д и М а к б е т

А что ж твоя мечта? Была пьяна,

Не выспалась и видит в черном свете

Что до похмелья радовало взор?

Так вот цена твоей любви? В желаниях

Ты смел, а как дошло до дела — ослаб.