Наросты, рядами закреплённые в лёгких медицинских комбайнах, местами сохранили форму человеческих тел. Раздувшаяся, вытекшая из ложементов бурая масса давным-давно затвердела, но всё ещё позволяла представить, что творилось в отсеке, когда упакованные люди медленно прорастали метастазами нервной ткани. Декаурон коснулся когтем манипулятора одной из бесформенных мумий: мёртвая плоть рассыпалась лёгким прахом, неспешно оседая на пол.
Донёсшееся из коридора поскрёбывание заставило его оторваться от записи. Высунувшись наружу, он осветил изгибающийся проход, по которому, медленно и неуклюже, полз белесый толстый обрубок. Декаурон с некоторым страхом опознал в нём одного из брошенных монтажных роботов - тот напоминал не тривиальный сервисный автомат, а могильного червя, чуждую и странную форму жизни. Выяснять, кем или чем управляется этот молчаливый калека, было бессмысленно - выстрел дезинтегратора восстановил покой и тишину старинного склепа.
"Юэ наверняка разозлилась бы на то, что я не исследовал его примитивный мозг. Но Юэ, к счастью, не знает, как приятно бывает выстрелить в то, что кажется тебе опасным."
Очередная шахта, по которой пришлось карабкаться, преодолевая центробежные силы, вывела в осевой тоннель. Декаурону пришлось вырезать люк, а потом - разрывать неожиданно плотный слой нейроткани. Помехи не давали возможности установить, выполняет ли она свои функции, но мысль о том, что приходится идти напрямую сквозь чей-то огромный мозг, казалась волнующей и ужасной.
"Прямо сейчас я, возможно, наступаю на чьи-то воспоминая. Прямо сейчас я становлюсь чьим-то воспоминанием. Обладай этот некто чуть более совершенной архитектурой - и даже в нынешнем своём состоянии он смог бы сделать из меня куклу-марионетку. К счастью, я более талантлив и размер уже не имеет значения."
Носовая часть станции уже не казалась идеально пустой: служебные модули подверглись мелким, но многочисленным разрушениям. Аварийные люки стояли настежь распахнутыми. Кое-где их перекосило и заклинило неведомой силой, кое-где - виднелись разорванные и оплавленные края. Пламя боя отгорело давным-давно, но тысячелетия тишины не стёрли его следов. В середине одного из обожжённых пятен приварилось к стене нечто бесформенное, наполовину срезанное - уже механически, без помощи высоких температур. Приглядевшись, Декаурон узнал остатки древнего модуля жизнеобеспечения от скафандра: в этом месте кто-то принял огненную смерть и впоследствии был разделан заодно со своей искусственной оболочкой.
"Ни единого трупа. Того, кто вышел победителем, куда больше интересовала органика, чем потенциальная герметичность этих отсеков."
Люки и переборки, преграждавшие путь к посту главной вахты, оказались прорезаны на всём протяжении. Эти отсеки уже не рассчитывались на постоянную псевдогравитацию, технологические ниши, монтажные секции, лючки, стойки с оборудованием и терминалы размещались на всех свободных поверхностях, а технологический мусор свободно путешествовал в углекислотной атмосфере, постепенно накапливаясь у стен.
Гигиеническая перчатка.
Кусок металлического профиля.
Люминесцентный карандаш - почти такой же, как в аварийных наборах на самом "Стеклянном дворце".
Надорванная обёртка от белкового рациона.
Обрывки фольги, блестящие в луче света, словно снежинки.
Несомненные следы жизни, оборвавшейся в одночасье.
Пост главной вахты предварял обломанный зуб изувеченной переборки - закрыв проход лишь наполовину, она так и не выполнила своего предназначения. На прочном сплаве остались бурые пиктограммы: звезда, человечек в круге, пунктирная стрелка, перечёркнутая двумя короткими отрезками. Оторвавшись от стены, Декаурон миновал разрушенный вход и оказался внутри.
По остаткам помещения угадывалось его назначение. Утопленные во внутреннюю обшивку яйцеобразные капсулы - саркофаги вахтенных офицеров. В ту эпоху их предпочитали называть "терминалами глубокого погружения", поскольку термин "саркофаг" нёс в себе негативную коннотацию, но современники Декаурона давным-давно отказались от культа смерти, превратив её во временного союзника. Дублирующие терминалы, примитивные конструкции, состоящие из внешних элементов интерфейса, плоских экранов и трёхмерных проекторов, покоились в гнёздах по другую сторону входа. Всюду, скрывая очертания отсека, виднелись массивные наплывы нейроткани, белесые каркасные нити и переплетения тонких трубочек, напоминающих сосудистую систему. Часть образований уходила корнями в капсулы экипажа, часть - выползала из технических отверстий, матово поблёскивая под снующими лучами прожекторов. В двух местах под наростами виднелись чьи-то скафандры.
У противоположного края отсека, в каком-то десятке метров, застыл серебристо-белый экзоскелет. Его удерживали на месте тончайшие ниточки, паутиной обвившие торс и манипуляторы. Шлем снят и притянут к ближайшей стене: бледное лицо Юэ в углекислотной тьме казалось неживой маской. Потёки полупрозрачной субстанции пересекали её кожу, заползая в ноздри и рот. Внутри расплывались едва различимые тёмные кляксы: веточки нарождающихся нейроструктур.
"Отвращение. Гнев. Одно забытое понятие за другим, и каждое - находит во мне своё воплощение. Я регрессирую или просто вспоминаю о чём-то?"
- Проснись, Юэ. Пойдём домой.
Динамики воспроизвели звук, тот прокатился разгромленными отсеками, забился скудным эхом - и вновь угас. Декаурон прождал десяток секунд, потом поднял дезинтегратор и выстрелил в ближайшее к комиссару скопление нейроткани. На одно мгновение тьма оказалась изгнана прочь: вспышка размазала по стенам длинные языки теней, оставив на месте подключённого к комиссару хаба светящиеся от жара ошмётки. Под их малиновыми отблесками глаза Юэ медленно распахнулись - и на разум Декаурона обрушился тяжёлый удар.
В мозаику летящих осколков обратилась картинка с видеосенсоров. Собственные глаза вновь перестали действовать, воспринимая лишь тягучее движение чёрных пятен. Маска, служившая проводником, внезапно обрела силу, потянула к себе одеяло власти над всем сознанием, подавляя волю бесконечным циклом единственного императива.
"Смирись."
- Умри, - шепнул чуть слышно Декаурон. Болтающийся на кабеле шар ретранслятора пришёл в действие, испоганенную личность стёрла невидимая рука, мысли снова обрели кристальную чёткость, но стройное движение оказалось нарушено диссонансом внешних сигналов, прибоем могучего океана, бьющего в границы "я" с упорством слепой стихии.
Сигналы, разложенные по частотам, превратились в сотни каналов связи, каждый из которых пытался втиснуть внутрь Декаурона одинаковые слова.
"ТЫ РАЗРУШАЕШЬ ФУНКЦИЮ. ПОЧЕМУ?"
Вместо ответа Декаурон уничтожил ещё одно скопление нейроткани. Рокот в его голове стал сильнее, и он ответил на него образом глумливого смеха.
"НЕ ТЫ. ПОЧЕМУ НЕ ТЫ?"
- Напротив, я. Я, именно я и никто иной. Неужели сложно было понять?
Каналы прокачивали в его сознание белый шум.
- Я, Анарандэ Декаурон, мастер-оператор ковчега "Стеклянный дворец", представляю в данном месте, в текущее время, власть Сферы, действительную по отношению ко всем объектам и субъектам, прямо или косвенно представляющим человечество. Я требую подчинения человеку!
Ответ явился незамедлительно. Миллионы мыслей выстроились в одном направлении - как заряды в магнитном поле. Миллионы мыслей стали одном голосом, и голос произнёс одно слово:
"ИЗЫДЬТЕ."
Временные личности Декаурона неминуемо накапливали отличия - так было всегда, и он полагал естественным, что смысл единства заключается в многообразии решений и форм. "Вуаль" заговорила с Декауроном на множество голосов, выражавших одну-единственную мысль, приведённых к единому знаменателю общей функции.
"Какое отвратительное, безумное расточительство. Оно могло быть бессмертным коллективом - а стало смертью коллектива и торжеством предельной унификации."
