— Это ты кузнец Аарон Уизли? — спросил его Годрик. — Правду говорят, что ты колдун?

Кузнец с достоинством наклонил голову.

— А то как же, колдун, — ответил он. — И отец мой был колдуном, и дед. А вот, поглядите, коли не верите: я на улице прохлаждаюсь, на стуле качаюсь, а между тем в кузнице меха сами раздуваются и молот сам по наковальне бьет, — и верно: заглянув в кузницу, Годрик и его спутники увидели, как меха и молот, соединенные со стулом кузнеца некими мудреными рычагами, размеренно двигаются.

— И в самом деле, колдовство! — восхитился Годрик. — Видал я магов, но такого могущественного никогда прежде не встречал.

Аарон Уизли был явно польщен, а Реувен засомневалась.

— Разве это магия? Больше напоминает механику, — сказала она Элазару вполголоса.

— Какая нам разница, Реувен? Меня скорее заботит, сможет ли этот доморощенный колдун починить нашу повозку, — отозвался он и спросил кузнеца: — Посмотришь ли ты нашу повозку, мастер Аарон? У нас испортилась ось.

— Аарон Уизли к вашим услугам, сударь, — проговорил тот, поднимаясь со стула. Работа в кузнице тотчас замерла.

Уизли залез под повозку, полежал там, что-то бормоча и цокая языком, а потом, встав, констатировал:

— Ось вашу уже не поправить, любезные господа. Придется новую ставить. Да и кобылу неплохо бы подковать, не то она у вас вскорости захромает.

— Уж не думаешь ли ты нас провести, мастер Уизли? — насторожился прижимистый Элазар. — Хочешь получить побольше работы, чтобы взять с нас побольше денег?

Кузнец укоризненно взглянул на Элазара через странное приспособление, сидящее у него на носу — две стекляшки, соединенные металлической скобой.

— Ты чужестранец, господин, раз так говоришь, — сказал он. — Будь ты из наших мест, то знал бы, что если кому и можно верить на этом грешном свете, так это Аарону Уизли. Оставьте свою повозку вон там, под навесом, достопочтенные господа. Переночуете ночь-другую в моем доме — а там и повозка ваша будет готова.

— Как это ночь-другую? — опешил Элазар. — Ты не сменишь нам ось прямо сейчас?

— Так сегодня ж суббота, — напомнил Уизли наставительным тоном. — Я думал, уж кому-кому, а тебе, господин, про то ведомо.

Элазар поморщился.

— Разве ты не христианин, мастер Уизли?

— Истинно так, господин мой: христианин, добрый христианин, — ответил кузнец. — Еще батюшка мой, Натан Визель, выкрестился, когда задумал в этих местах обосноваться и выкупить здешнюю кузню. Но кто скажет, что христианину негоже блюсти субботу? Старые обычаи новым не мешают, — и Аарон лукаво подмигнул.

— А это? — Элазар кивнул на кузницу. — Когда мы пришли, меха в твоей кузнице раздувались и молот бил по наковальне. Если ты не работаешь в субботу, то как тогда…

Уизли замахал на него руками.

— Милостивый господин, да какая же это работа? Это развлечение! Я ведь ни к мехам, ни к молоту не прикасаюсь, а только на стуле в свое удовольствие качаюсь.

— Значит, ты сможешь починить нашу повозку завтра? — вмешался Годрик: он быстрее, чем расчетливый Элазар, терял терпение.

— Завтра воскресенье. Грех работать в воскресенье, сэр рыцарь, — нисколько не смущаясь возразил Аарон.

Годрик фыркнул от смеха.

— Экий ты хитрец, мастер Уизли! Тебе уже впору, подобно неверным, и пятницу блюсти!

Кузнец навострил уши.

— А что, есть такие, что и пятницу блюдут? — на миг он задумался, но потом вспомнил о гостеприимстве и благодушно сказал Элазару и остальным: — Да что же я, болван, стою, в дом вас не приглашаю? О пятнице после подумаем. Пожалуйте, пожалуйте, господа. Моя Мэгги, верно, уже обед стряпает, — и, поманив Элазара и остальных за собой, Аарон Уизли нырнул в одну из дверей, едва не споткнувшись о бродившую по двору пеструю курицу (Аарон сильно прихрамывал).

Пройдя через низкий дверной проем, Элазар и его спутники оказались в полутемной комнате, тесной из-за множества причудливых предметов. Через комнату и по стенам тянулись толстые веревки, с потолка спускались неизвестного назначения трубки, на полу в беспорядке валялись детали каких-то механизмов. У очага, над висящим над огнем котелком, суетилась маленькая кругленькая женщина на сносях — такая же рыжая, она всё же была полной противоположностью своему супругу. Беспрерывно ворча себе под нос, она то крошила что-то в котелок, то ворошила горящий хворост, то бегала к люльке, качая хнычущего младенца. Услышав чужие шаги, она повернулась и, уперев руки в бока и выпятив живот, разъяренно уставилась на Аарона.

— Это еще что такое, Рони?! — напустилась она на мужа. — И без того хлопот полон рот, а ты еще гостей привел! Куда мне их сажать? Чем мне их кормить? На самих еды не напасешься, а тут такая орава… Не принимайте на свой счет, почтенные господа, — мгновенно переменив тон, радушно улыбнулась она Элазару и его спутникам. — Уж вас-то я ни в чем не упрекаю. Не ваша вина, что мой муж, чтоб ему пусто было — слышишь, Рони?! — пригласил вас в дом, когда у нас на всех — корка хлеба да пустая похлебка. А всё из-за этого бездельника, — снова начала распаляться Мэгги, — всё из-за этого христопродавца, чтоб его черт взял совсем! Каждый Божий день возится со своими железками, выдумывает что-то, делает-переделывает, — вместо того чтоб работать! Вон, полюбуйтесь, — Мэгги презрительно кивнула на некое приспособление, стоящее в углу. — Муженька моего работа. Опять взялся делать пыточную машину для лорда. Сколько раз тебе говорила, Рони, не берись! Не берись, дурень! Сам же в нее попадешь, в дьявольскую свою машину, — мало тебя, что ли, на дознания к лорду тягали?

Аарон, который, не успев войти, сразу же кинулся к своей пыточной машине — что-то подправлять да подкручивать — примирительно улыбнулся.

— Полно, полно тебе, женушка, совсем расходилась, — мягко сказал он. — Тягали, ну так что ж? Потом же всегда отпускали. Да и мне польза: я прямо там, на месте, свои изобретения на себе и проверял — хорошо ли работают, не надо ли что переделать…

— Скажешь тоже! Польза! — никак не могла угомониться Мэгги. — Да ты же тогда еле до дому добрел! А потом еще с месяц с лежанки не поднимался! И до сих пор хромаешь. Вы бы его видели, любезные господа, — повернулась она к Элазару и остальным. — Смотреть и то страшно! Весь истерзанный, израненный… А всё из-за твоих глупостей, Рони, из-за придумок твоих вот этих, — опять накинулась она на мужа. — Я тут с ног сбиваюсь, глаз не смыкаю, с раннего утречка до поздней ночи по дому хлопочу — а он знай только железки свои собирает! У, глаза бы мои на них не глядели!

Аарон продолжал возиться со своей машиной для пыток.

— Да разве мои механизмы кому мешают? — возразил он по-прежнему мягко. — Я вон и тебе в помощь разные приспособления придумал, только ты ими пользоваться не желаешь — ума не приложу, отчего. Поглядите, почтенные господа, разве не удобно? — Аарон Уизли поднялся с пола, вывел на середину комнаты нечто вроде метлы на колесах и, усевшись на нее, принялся крутить педали. Метла поехала вперед, а ее «хвост» замотался из стороны в сторону, не столько подметая, сколько поднимая тучи пыли. — А вот еще, — кузнец подошел к стене и покрутил ручку — в следующее мгновение в полу распахнулась дверца погреба, и оттуда начали вываливаться овощи. — Здорово, разве нет?

Реувен с сомнением посмотрела на механизм.

— Твоя изобретательность, разумеется, весьма похвальна, мастер Аарон, — сдержанно ответила она, — но, к твоему сведению, это вовсе не магия, а простейший винт Архимеда.

— Как же не магия? — искренне удивился Уизли. — Гляди: я кручу ручку — и овощи сами снизу поднимаются. Если уж это не волшебство, то что тогда магия?

Аарон Уизли суетливо пересек комнату, влез в некое подобие колеса в человеческий рост и зашагал, приводя колесо в действие. Вокруг застучало и заскрипело; в кадушке, словно по волшебству, щетка сама начала отмывать горшки, люлька закачалась, деревянная ложка закрутилась в котелке, помешивая похлебку, а металлический ковш, появившись из стены, начал загребать овощи и метать их в котел.