— А что же будет с пейзанами? И с фанами? — тоскливо заметил Хагедорн.

Ксантен грустно покачал головой.

— Теперь мы все должны стать Искупающими — слишком много грехов.

— Меки продержатся не более двух месяцев, я уверен в этом. — Клагорн попытался как-то приободрить окружающих.

Но прошло почти полгода, пока однажды утром отворились ворота замка и наружу выбрался изможденный мек.

— Люди! — просигналил он. — Мы умираем от голода. Мы не тронули ваших сокровищ, выпустите нас или мы все уничтожим.

— Наши условия таковы, — отвечал ему Клагорн. — Мы сохраним вам жизнь, если вы приведете в порядок замок, соберете и похороните убитых. Потом вы почините корабли, и мы доставим вас обратно на Этамин.

— Ваши условия приняты.

Пять лет спустя Ксантен и его жена, Глис Лугоросная, находились по своим делам в окрестностях реки Сенц. Двое детей сопровождали их. Воспользовавшись возможностью, они посетили замок Хагедорн, в котором жили теперь всего несколько десятков человек. Среди них был и Хагедорн.

Он сильно постарел за эти годы. Волосы поседели, щеки ввалились. Трудно было определить его настроение.

Они стояли вблизи скалы с возвышающимся на ней замком, укрывшись в тени орехового дерева.

— Теперь это просто музей, — рассказывал Хагедорн, — а я в нем смотритель. Этим же, по-видимому, будут заниматься последующие Хагедорны. Ведь здесь собраны бесчисленные сокровища, их нужно беречь. Замок дряхлеет, уже появились призраки. Я сам не раз их видел по ночам. Эге-ге, какие были времена, правда, Ксантен?

— Да, — согласился тот, — но я бы не хотел их вернуть. Теперь мы стали хозяевами земли, а кем мы были раньше?

Они помолчали, оглядывая громаду замка, будто видели его впервые.

— Грядущие поколения — что они будут думать о нас? О наших сокровищах, книгах, искусных вышивках?

— Они будут приходить сюда наслаждаться, как это делаем мы сегодня, — задумчиво ответил Ксантен.

— Да, там есть, чем полюбоваться. Не пойдешь ли ты со мной, Ксантен? У меня еще сохранился запас старого благородного вина.

— Благодарю тебя, но мне не хочется тревожить старые воспоминания. Мы продолжим наш путь.

— Я понимаю тебя, Ксантен. Ну что ж, прощай, счастливого пути.

— Прощай, Хагедорн! — И они с сыном зашагали обратно в мир, снова принадлежащий людям.

— Ты знаешь, меня в самом деле очень беспокоит Четвертое Измерение, — произнес с подобающей моменту серьезностью светловолосый молодой человек.

— Угу, — ответил его товарищ, глядя в ночное небо.

— В последнее время оно ощущается на каждом шагу — взять, к примеру, рисунки Обри Бердслея. Тебе не кажется?

— Угу, — повторил его товарищ.

Молодые люди стояли на вершине невысокого холма в полутора милях к востоку от Коттерсолла — ничем не примечательного городка Восточной Англии, — глядели на звезды и поеживались на холодном февральском ветру.

Обоим — лет по двадцать с небольшим. Имя высокого светловолосого парня, чьи мысли заняты Четвертым Измерением, — Брюс Фокс; он служит младшим клерком в адвокатской конторе «Прендергаст и Таут» в Норидже. Другого, удостоившего нас пока лишь двумя «угу» (хотя именно ему предназначено стать главным героем нашего повествования), зовут Грегори Роллс. Он тоже высокого роста, у него темные волосы, серые глаза и красивое, одухотворенное лицо. Роллс и Фокс дали клятву посвятить свою жизнь Великим Идеям. Тем самым они отличались — во всяком случае, по их собственному мнению — от всех обывателей, живущих в Коттерсолле в эти последние годы девятнадцатого столетия.

— Смотри, еще один! — воскликнул Грегори, освободившись наконец от плена междометий и указывая рукой в перчатке на созвездие Возничего. По небу пронесся метеор — будто капля, оторвавшаяся от Млечного Пути, — и скрылся за горизонтом.

— Красота! — восхищенно вздохнули оба.

— Забавно, — сказал Фокс, высказывания которого часто начинались с этого слова. — Забавно, но между звездами и человеческим разумом существует некая взаимосвязь; так было всегда, даже в невежественные времена до Чарлза Дарвина. У меня такое чувство, что в делах человеческих звезды постоянно играют какую-то непонятную людям роль. К тому же звезды помогают мне размышлять о Великих Идеях. А тебе, Грег?

— Ты же знаешь, о чем я думаю, — о том, что некоторые из этих звезд могут быть заселены… Людьми, я имею в виду. — Он глубоко вздохнул, взволнованный собственными словами. — Людьми, которые… наверное, они лучше нас, они живут в справедливом обществе, они прекрасны…

— Ну понятно, социалисты! — фыркнул Фокс: в этом вопросе он не разделял идей своего друга. Он постоянно слушал разговоры мистера Таута в конторе и считал, что лучше, чем его богатый друг, осведомлен о том, какую смуту в размеренную жизнь общества вносят эти самые социалисты, о которых столько говорят в последнее время. — Звезды, где полно социалистов!

— По-моему, это лучше, чем звезды, где полно христиан! Да что говорить, если бы там жили христиане, они давно послали бы сюда миссионеров, чтобы проповедовать нам свои идеи.

— Интересно, будут ли когда-либо возможны межпланетные путешествия, о которых писали Нансоу Грин и месье Жюль Верн… — начал Фокс, но появление нового метеора прервало его на полуслове.

Как и предыдущий, этот метеор появился со стороны созвездия Возничего. Ярко-красный, он величественно плыл по небосклону, медленно приближаясь к тому месту, где стояли двое друзей. Юноши вскрикнули и схватились за руки. В небе вспыхнуло, разгораясь, ослепительное оранжевое сияние. Метеор пролетел над их головами (позднее они так и не смогли прийти к единому мнению о том, издавал ли он какой-либо звук), и исчез за ивовой рощицей. Окрестности озарила яркая вспышка. Ясно было, что он упал неподалеку.

Грегори первым нарушил тишину.

— Брюс, Брюс, ты видел? Это не обычный болид!

— Такой большой! Что это было?

— Может быть, нас наконец посетили гости с небес?

— Эй, Грег, он, похоже, приземлился на ферме у твоих друзей, Грендонов!

— Верно! Надо будет завтра нанести визит старику Грендону и выяснить, не видел ли кто из домочадцев, как это произошло.

Они топтались на одном месте, возбужденно обмениваясь мнениями и вовсю упражняя свои голосовые связки. Это была беседа молодых оптимистов со множеством умозрительных заключений, которые начинались с «Хорошо, если бы…» или «Ты только представь себе…».

Потом оба успокоились и посмеялись над своими фантастическими идеями.

— Почти девять, — сказал наконец Фокс. — Я не думал, что уже так поздно. Забавно, как быстро все-таки идет время. Грег, давай лучше вернемся.

Фонаря они с собой не взяли, поскольку вечер выдался ясный и безоблачный. До окраины Коттерсолла, если идти по дороге, было около двух миль. Они бодро шагали, крепко взявшись за руки, чтобы не споткнуться о дорожные выбоины. Завтра Фоксу надо было вставать в пять утра, чтобы вовремя добраться на велосипеде до работы. В городке было тихо — или почти тихо. В доме пекаря, где Грегори снимал комнату, горел газовый рожок и слышались звуки пианино. Когда они остановились у дверей, Фокс лукаво спросил:

— Значит, завтра собираешься к Грендонам?

— Скорее всего… если только этот раскаленный докрасна межпланетный корабль не унес их в иной мир.

— Признайся, Грег, ведь на самом деле ты хочешь увидеть хорошенькую Нэнси Грендон, а?

Грегори шутливо хлопнул друга по плечу.

— Брось ревновать, Брюс! Я собираюсь встретиться с отцом, а не с дочерью. Может, она и принадлежит к прекрасной половине рода человеческого, но ее отец олицетворяет собой прогресс, а в данный момент это меня интересует куда больше. У Нэнси есть свои достоинства, верно, но у ее отца… о, у ее отца есть электричество!