Екатеринбург встречать Новый год (а я – еще и день рождения). И вдруг второго числа – звонок из

Иркутска: так, мол, и так, срочно выезжайте – яблоки поморожены. Как, что?! И при чем здесь

мы?!!

Но делать нечего – вылетаю. И выясняю, что около трех вагонов яблок ночью заморозили – был

перерыв в подаче тепла. Уже на складе выяснил (одна добрая душа подсказала): никаких перебоев

не было. Просто накануне партнеры на просьбу рабочих, среди которых был и кочегар, дать им по

пяток килограммов яблок на праздник, ответили отказом. Те в отместку отключили на несколько

часов радиаторы отопления. Ничего не попишешь: демократия!

Дальше – хуже. Партнеры, ввиду такого ЧП, просят все яблоки… забрать обратно. Несмотря на то, что злополучные плоды по документам юридически принадлежат уже им. Я уперся: приняли

фрукты по накладной, вот и выкручивайтесь. Те отвечать за случившееся наотрез отказываются.

Звоню своему шефу в Екатеринбург и предлагаю подать на обнаглевших партнеров в суд. Оценив

ситуацию, он сказал, что срочно вылетает ко мне. На месте выясняется еще одна деталь: фирма

эта, кроме трех копеек уставного фонда, стола и двух стульев, ничего за душой не имеет.

Шеф на мои «судебные закидоны» резонно замечает: что с них возьмешь – стол да колченогий

стул в арендованном кабинете? Да и во врагах, хотя и экс-начальника УГРО, в столь сложное

время лучше не иметь. Поэтому лучше выходить из ситуации вместе.

Несостоявшиеся партнеры нашли желающего забрать по бросовой цене подмороженную

продукцию под реализацию. На что мы вынуждены были согласиться.

***

Спустя неделю я вылетел в Иркутск за первой порцией денег. И начались трехмесячные мучения.

Прихожу на 9.00 – директор, азербайджанец, просит подойти к 14.00. Появляюсь, – звучит просьба

прибыть к 17.00. А тут же следует приглашение на завтра к 9.00. Эти «хождения по мукам»

(особенно с учетом трескучих сибирских морозов) длились всю зиму – около трех месяцев. Вместе

со мной в очереди под дверью бизнесмена каждый день стояло в среднем десять человек. Причем

большинство из прилетевшие из Азербайджана. И все без исключения директор вот так манил.

Несколько раз ко мне на подмогу прилетал мой шеф. И его драгоценный земляк не оказывал. Вот-

вот он возьмет кредит в Москве и сразу со всеми рассчитается. Ждали у моря погоды.

Ребята, которые у моего шефа в Екатеринбурге были «крышей», предлагали отрезать наглецу для

начала одно ухо, а потом убить. Шеф не соглашался:

– Ну и что с того, что он останется без уха или ляжет в сырую землю?! Деньги-то все равно не

появятся. А так остается хоть какая-то надежда их получить!

***

Еще одно подтверждение, что, несмотря на все трудности, нас преследующие, мы поступили

правильно, уехав из ставшей в одночасье чужой Средней Азии. В Ашхабаде пропала одна из

лучших журналисток Наталья Соснина (добрый десяток лет мы работали вместе в «Туркменской

искре»). Была в отпуске, по сути, рядом со столицей. Закончилась путевка, она ушла из санатория, а домой не приехала. Есть свидетели, как Наталья садилась в зеленый «Москвич». И – все. Со

стороны правоохранительных органов – ни малейших телодвижений. Более того, заниматься

поисками истины запретили и журналистам. Даже опубликовать объявления о пропаже человека

не разрешили. Естественно, на уровне главы государства.

И это, убежден, не случайно. Наталья, владеющая острым пером, за свою журналистскую карьера

вывела на чистую воду не одного высокопоставленного проходимца. Особенно доставалось

сановным особам в годы перестройки. Вот они и дождались своего часа, расправившись с много

возомнившей о себе чужестранкой. А Горбачева, чтобы заступиться, уже нет. Самого гоняют, как

кота шелудивого.

***

Шило на мыло менять выгодно, если вы не сапожник, а спина – грязная.

***

Командировка в Ивдель. Наша фирма отправила в ИТК усиленного режима, находящуюся в этом

городе, цистерну хлопкового масла. И я должен оформить соответствующие документы, добиться

скорейшего перечисления денег.

Меня встретил майор внутренней службы на УАЗике. Холодрыга – даже в машине – ужасающая: термометр показывает минус 37. По дороге в гостиницу интересуюсь, слили ли масло, нет ли

недостачи?

– Какой там слили?! – говорит майор.

– Как так? Ведь железная дорога за простой дерет три шкуры.

– Так сделать ничего нельзя!

– Почему нельзя?! Что это значит?!

– А то, что растительное масло из-за мороза превратилось в подобие сливочного.

– Не может быть!

– Еще как! Перекусим и поедем смотреть вместе. Мы сами не знаем, что делать. Немного его

наколупали через горловину – и все.

Наскоро завтракаем и едем на станцию. Вот и злополучная цистерна смотрит на нас закопченными

боками.

– Вы что, пытались масло разогреть?

– Да!

– А вы знаете, какой штраф теперь кому-то из нас придется за подобную самодеятельность

заплатить?!

– Уже знаем! Но платить не придется, – тут же успокоил меня майор.

И пояснил:

– Мы тут все – в одной лодке, так что всегда идем друг другу навстречу, независимо от

ведомства, в котором трудимся.

Лезу на цистерну. Действительно, растительное масло на 37-градусном морозе превратилось в

некий комбижир. Куда его слить? Топором разве что вырубать.

– Что же предпринять? – с тревогой спрашиваю сопровождающего.

– Ждать потепления!

– А когда оно будет? – поеживаюсь я от едкого, словно серная кислота, ветерка, несмотря на то, что одет в приличный кожух.

– Это одному богу известно! – философствует майор.

– Вылетим в трубу! И вы, и мы!

– Не бойся, как минимум, застрянем!

– Может, есть возможность загнать цистерну в какое-тор депо? – не оставляю надежды на

скорейшую разгрузку.

– А что, это идея! – радуется служивый моей находчивости. – Как мы сами не догадались?! Едем в

гостиницу, я звоню железнодорожникам – и дело в шляпе.

Вечером – а он наступил уже около 14.00 – майор пригласил меня в гости домой. В коммерческом

киоске (и сюда, по сути, на зону, предприимчивые ребята добрались!) взяли ликера, коробку

конфет – для хозяйки и детей. И отправились на его же служебном «козле». Ивдель произвел на

меня гнетущее впечатление. Напоминает он любой сибирский поселок времен декабристов.

Сплошь черные, будто после пожара, деревянные дома, узкие улочки. И – ни души. Тишину

нарушает лишь потрескивание ветвей, измордованных несусветными холодами.

Квартира майора лишь ненамного отличается от камер, в которых сидят зэки. Бедность, если не

сказать убогость. Теснота. И никакого, как сказала его жена, просвета впереди. Добавив:

– Не удивляйтесь, все мы тут – заключенные. Только преступники по приговору, наши мужья – по

приказу, а мы – добровольно. Вот только детей жаль: они почему страдают?

Надрались с хозяином мы изрядно. Провожая меня к подъехавшей УАЗику, который должен был

отвезти гостя в местный «отель», майор подарил мне изготовленный зэками и конфискованный у

них во время очередного шмона выкидной нож. И горько заметил:

– Других сувениров у нас нет. Да и детских игрушек – тоже…

***

Два предприятия одного министерства – одно в Азербайджане, другое – в Армении. В бытность

СССР директора десятки раз встречались на различного рода совещаниях, вместе пьянствовали.

Война развела их по разные стороны баррикад. Однако никакой вражды друг к другу

руководители, съевшие вместе не один пуд осетрины, не испытывают.

Вдруг на армянской фабрике – ревизия. А разворовано-то – о-го-го! Что делать? Директор звонит