Все внутри замирало, заполненное странным, сладким ощущением. Любовь струилась по жилам, заставляя отойти еще на несколько шагов назад от пропасти… Та окончательно исчезала во мгле. Вопреки ожиданиям, «Дом-1» не был очередной изощренной тюрьмой, которую ей подготовил Вейдер. Его она не видела с тех самых пор, как ударила той ночью – ситх исчез, растворяясь в ночи, однако, по-прежнему находился слишком близко, заставляя дрожать каждую клеточку тела. Иногда, когда Падме чувствовала, что он находится совсем близко, ее просто колотило, до дрожи в зубах, до истерики… А друзья только подливали масла в огонь. Впрочем, если сначала любое напоминание о «муже» вызывало болезненный, сковывающий ужас, затем выливающийся в панику, то теперь… Теперь Падме просто пыталась объяснить свою точку зрения, однако, никто ее даже не слушал, убеждая в обратном.
Казалось, она единственный человек на борту, который понимает, что к чему… Но по прошествии несколько дней даже стремление доказать всем свою правоту сошло на нет. От физической боли, которую Амидала испытывала в казематах Сидиуса, не осталось и следа… А вот душевная по-прежнему выворачивала все внутренности, изо дня в день она разрывая душу и сердце на маленькие кусочки. Казалось, что Падме потеряла что-то важное, частичку самой себя, которую невозможно было заменить. Она тянулась к свету звезд, будто надеясь, что они раскроют ей тайны, которое таило сердце, но они лишь холодно и величественно сверкали, заполняя своим светом спальню.
Наплевав на все воспитание и кусая ногти, Падме пришла к одному простому выводу. В казематах Сидиуса с ней что-то произошло. Какая-то часть души была безвозвратно утеряна, и теперь, не находя ее, все существо молило вернуть утерянное. О том, что именно это было, Амидала старалась даже не думать, догадываясь, что ответ ей не понравится.
Сворачиваясь в комочек, она легла на кровать, вновь разглядывая огни за иллюминатором. Волнами, которые скоро обещали прилив, на нее накидывалась сонливость… Она поглощала, заставляя глаза слипаться, но Амидала держалась из последних сил, краем сознания вновь чувствуя присутствие Вейдера. Он был совсем близко… И от этого ощущения с ней происходило что-то странное. Тело дрожало, разум охватывал панический страх. На глаза сами собой наворачивались слезы, но странным, сошедшим с ума краешком души ей хотелось, чтобы он оказался ближе, вошел в эту комнату…
Накрываясь с головой покрывалом, Падме закрыла глаза, пытаясь понять, разобраться в том, что испытывала.
Еще несколько дней назад ей казалось, что камера выжгла все эмоции, все чувства к тому монстру, которым являлся ее муж. Разум осознал всю степень глупости этого губительного пристрастия. Он предал ее. Использовал… Однако, что-то внутри все равно не хотело уходить от прошлого. Картинки, что она видела в камере, с каждым днем все больше выцветали под воздействием боли, растущей внутри. Лишь одна оставалась четкой, как никогда, каждый день приходя во сне.
Смерть, наполняющая Храм. Детские крики… Убийство, которое совершал Вейдер таким знакомым голубым лезвием.
Закусив губу едва ли не до крови, Падме закрыла глаза, пытаясь отпустить воспоминания. Сон был целительным… Только в нем она не чувствовала той боли, что каждую секунду преследовала каждую клеточку измученной донельзя души, только в нем к ней приходил тот, кто спасал от падения в пропасть. Как жаль, что визиты незваного гостя, оставляющего за собой любовь были так редки. Последний раз Амидала чувствовала его в камере, перед тем, как попасть сюда…
Медленно, даже не замечая самого факта, она провалилась в сон, растворяясь в окружающей мгле.
Каждую ночь Падме снился один и тот же сон. Он был одинаковым до невозможности, повторяясь снова и снова…
Непроглядная мгла, окружающая все пространство вокруг. В ней не было видно даже своей руки, ничего, из того, что было рядом. Лишь когда она подходила к очередному дереву, едва не врезаясь в него, тонкий, почти незаметный силуэт выплывал из тьмы…
Туман был наполнен болью, приправленной щедрой долей Темной Стороны. Просыпаясь каждую ночь в этом диком месте, Падме знала, что должна идти вперед, минуя листву и острые еловые иглы под ногами, режущие кожу… В конце пути было то, что она потеряла и так страстно желала вернуть. Из ночи в ночь Амидала шагала сквозь лес, затянутый непроглядным туманом, однако, так и не приближалась к разгадке ни на шаг. Стоило открыть глаза, как любые воспоминания о видении исчезали, будто их и не было, однако, во сне они вновь возвращались, давя на плечи колоссальным грузом.
Сегодня что-то изменилось. Мгла была еще темнее, еще гуще… В ней была собрана вся Тьма, которой так боялась Амидала, но даже не это пугало ее, выворачивая все внутренности. Боль, страшная, как будто она потеряла все, что имела, глухо, волнами накатывалась на разум, будто бы хороня ее заживо. Будучи не в силах справиться с рыданиями, она упала на острые еловые иглы, устилающие землю. Сердце сжалось, будто отказываясь гнать кровь по венам.
Отсюда не было выхода… С каждым днем сон только становился кошмарнее. Под кожу пробирался странный, потусторонний холодок, прогоняя по телу волну мурашек. Из глаз сами собой потекли слезы, застилая окружающий мир сплошной пеленой.
«Что я потеряла? Что я могла потерять?»
Ответа на столь простой вопрос не было. Лишь сердце разрывалось на кусочки от невыносимой боли… Казалось, что она рассталась с какой-то частью своей души, которую уже нельзя вернуть ни при каком раскладе. Перебирая пальцами пожухлые иголки, Падме просто рыдала, захлебываясь непонятным горем. Эта боль была похожа на утрату самого дорого, что только могло быть в жизни. Так чувствуешь себя, когда теряешь ребенка, мать, или человека, без которого не мыслил жизни…
С каждым вздохом становилось только тяжелее. Массивная, будто могильная плита давила на грудь немыслимым грузом, будто желая отправить ее в мир иной. Даже в камере, пытаясь прогнать от себя те воспоминания, показанные Палпатином, Падме не чувствовала себя более несчастной.
«Самый жуткий час – перед рассветом», - вспомнились ей слова матери.
Но разве это была правда? Последний месяц ее жизни сам по себе был самым жутким в жизни. И чем дальше, тем больше боли…
Все тело дрожало, будто от абсолютного холода. Падме казалось, что ее сердце сейчас разорвется на мелкие, кровавые тряпочки, не выдержав такой боли…
«Что я потеряла?! Что?» …
Захлебываясь в слезах, она начала задыхаться. Казалось, тело просто не выдержит такого испытания…
Внезапно, будто подарок из рая, вместо боли на нее обрушилась другая противоположность. Теперь каждая клеточка плавилась от всепоглощающей любви. Ни разу в жизни Падме не чувствовала такой силы, даже когда спала в камере Сидиуса. С ней будто прощались… На губах после очередного судорожного вдоха остался вкус горечи.
«Я люблю тебя».
Резко, будто робот, Падме открыла глаза, всматриваясь в окружающий ее туман. Сердце разрывалось на кусочки… Пожалуй, даже не скажешь, что хуже – боль или абсолютная, полнейшая любовь. Что от той, что от другой, она будто бы умирала, сгорая заживо…
«Кто ты?!»
Вопрос безмолвно повис в воздухе, теряясь в окружающей ее мгле. Медленно, будто нарочно желая оттянуть миг прощания, нежность исчезала, вновь оставляя ее в мире странной, неестественной боли. Не желая прощаться с таинственным гостем, Падме бросилась вперед, обдирая ноги в кровь об иглы.
Она не обращала внимания на голоса в тумане, не обращала внимания на вернувшуюся боль, которая разрывала пополам… Все существование сосредоточилось на одной простой цели. Она должна, обязана найти этого человека. Он тоже умирал, тоже мучился, как и Амидала, однако, пытался помочь, справиться с болью.
Губы что-то шептали, однако, в тумане не разносилось ни звука. Вокруг была лишь тишина, давящая, безмолвная тишина, нарушаемая лишь шорохом сбитого дыхания. Ноги болели, будто в них вонзили тысячи кинжалов, однако, Падме продолжала бежать.
