– Я надеюсь, – сказала Хенка.

– Замечательно. Что касается условий, вам о них, кажется, уже сообщили. Будете за свой труд получать восемьдесят пять литов в месяц плюс бесплатная еда. Вас такая сумма устраивает?

– Да.

О таких деньгах она и не мечтала.

– Значит, по главному пункту мы с вами вроде бы договорились. – Арон крепким рукопожатием словно поздравил её с вступлением в должность. – С едой, по-моему, тоже ясно. То, чем будем питаться мы, будете есть и вы за общим столом без всяких ограничений. После полугода службы – двухнедельный оплачиваемый отпуск. Во все еврейские праздники вы свободны. Не исключаются и другие льготы и поощрения. Когда вы можете приступить?

– Хоть сейчас, – пролепетала Хенка. От слов Арона Кремницера у неё слегка закружилась голова. Казалось, всё, что она слышит, ей только снится, через мгновение этот прекрасный сон закончится, и сказанные фразы разлетятся, как напуганные ястребом голуби.

– Сейчас так сейчас. Проснётся Рафаэль, и мы вас познакомим. Он у нас славный малый, но соня. А пока я расскажу вам о его игрушках, которые станут вашими верными помощниками. Я всегда ему что-нибудь привожу. Игрушек у нас в доме накопилось столько, что хватило бы на легион его сверстников. Когда Рафаэль подрастёт, мы вас попросим, чтобы вы их раздали детишкам из нуждающихся семей. Таких семей в Йонаве немало. Вы нам поможете?

– Конечно. Мне ещё самой нравятся игрушки, – сказала Хенка и впервые робко улыбнулась в этом доме, испытывая к нему и зависть, и смешанное с испугом восхищение.

– Кстати, всех медведей, клоунов, гномиков, все машинки, шарманки, свистульки, пастушеские рожки вместе со стадами плюшевых овечек и козочек я привёз ему из Европы. Вы сами скоро увидите весь этот зверинец, этот музыкальный и автосалон Рафаэля, а пока часик-другой погуляете с ним по здешнему парку.

– Хорошо.

– Сейчас мы пойдём к Рафаэлю, Хенка, – сказал Арон, впервые обратившись к ней по имени.

Кстати, громкий титул «парк» местные жители, скорее, в насмешку, чем всерьёз, присвоили заброшенному, заросшему густым репейником и чертополохом пустырю за кирпичным зданием почты. По обе его стороны росли в два ряда хилые, с обломанными ветками клёны – они, как шутили в местечке, дарили свою тень ещё войску Наполеона, которому хоть и удалось спалить Москву, победой это не обернулось. Кое-где под клёнами стояли сколоченные наспех некрашеные скамейки, но на них чаще, чем жители Йонавы, стайками садились съёжившиеся от собственной малости и бесприютности вечно голодные воробьи.

Не успела Хенка порадоваться нежданному успеху, как её стали одолевать сомнения. Долго ли она прослужит у Кремницеров, не уволят ли её раньше срока? Одно дело – нянчить своих простых и непритязательных, как она сама, сестёр, а другое – избалованного Рафаэля. Его, конечно, с детства учат не идишу, а французскому языку, ведь Арон Кремницер получил образование в Париже. И Этель не овец в деревне пасла и не кухарила в «ресторане» у Ицика Бердичевского. Что им стоило выписать няньку из Парижа или на худой конец из Каунаса? Единственное, что Хенка может предложить им вместо учёности, – это её любовь к мальчику. Безмолвный язык любви понимают все, даже кошки и собаки.

Утешив себя мыслью, что сразу от её услуг всё-таки не откажутся, что до увольнения она сможет получить огромное жалованье хотя бы за три трудовых месяца, Хенка вслед за Кремницером отправилась к Рафаэлю.

Мальчик ей очень понравился. Как и его папа, Рафаэль был элегантно одет – короткие вельветовые штанишки на лямках, голубая, в едва заметную полоску, шелковая рубашечка с галстуком в горошек, на ногах – лёгкие кожаные ботиночки с застёжками. Малыша причесали на прямой пробор, и его чёрные кудрявые волосы блестели так, словно ему только что вымыли голову.

– Знакомься, Рафаэль, – словно к взрослому, обратился к сыну сановный Арон. – Будь джентльменом – протяни тёте ручку.

Мальчик не пошевелился. Он смотрел на Хенку, как на большую говорящую куклу, с которой ему не совладать.

– Ну чего ты боишься? Тётя будет каждый день петь тебе песенки, рассказывать сказки, водить в парк. Вы с ней станете птичек кормить, – уговаривал Арон сына.

Рафаэль спрятался за отцовскую спину, но продолжал поглядывать оттуда на незнакомку с испуганным любопытством.

– Ручаюсь, он скоро к вам привяжется, – успокоила Хенку Этель. – На первых порах мы будем его нянчить все вместе. Не волнуйтесь, пожалуйста, всё наладится. От любви ни дети, ни взрослые не шарахаются.

Всё на самом деле наладилось. Опасения Хенки, что её вскоре уволят, оказались напрасными, и заслуга в этом принадлежала Этель. Диковатая Хенка не только прижилась у Кремницеров, но и подружилась с хозяйкой, которая была не намного старше новоявленной няньки и к тому же не могла похвастаться большим числом знакомых сверстниц в Йонаве. Все они жили либо в Каунасе, либо за границей. Этель, правда, иногда встречалась со своими подругами, когда сопровождала Арона во время его недолгих поездок в Каунас или в Германию, где она и родилась в семье потомственных коммивояжеров. Йонаву Этель считала вынужденной ссылкой. Арон Кремницер, удачливый лесоторговец, давно хотел перевести дело в какой-нибудь портовый город – Марсель или Киль, но его отец реб Ешуа наотрез отказался расстаться со своими замками, гвоздями и защёлками. Могилы родителей, как он всех уверял, добровольно, да ещё ради мамоны, не оставляют.

Рафаэль привык к няньке. Вначале, только завидев её, он, бывало, бросался наутёк, по-детски бесхитростно прятался там, где найти его не составляло никакого труда, а когда Этель и Арон уходили и Хенка оставалась со своим подопечным наедине, капризничал, куксился и даже горько плакал. Но однажды, на исходе второй недели её службы, в их отношениях произошёл неожиданный переворот. Рафаэль притащил из детской куклу – длинноносого ушастого клоуна с обвислыми усами в смешном картузе с нарисованными на козырьке якорями и, спешно вручив свою игрушку ей, громко возгласил:

– Енька! Енька! Пи-пи!..

Мальчик пальцем ткнул в низ живота, в свой краник.

Хенка взяла его за ручку, отвела в туалет и посадила на горшок. Когда через минуту струйка иссякла и малыш снова закричал «Енька!», она поняла, что с этого исторического «пи-пи» начинается их настоящая дружба.

Она возилась с Рафаэлем целыми днями, придумывая всякие игры и развлечения. Чтобы рассмешить его, Хенка принималась изображать то мекающую в огороде козочку, то квакающую в болоте лягушку, то кукарекающего в соседнем дворе петуха, то чирикающего в палисаднике голодного воробушка. Рафаэль слушал и заливался счастливым смехом.

После дневного сна Хенка водила его на прогулку – в запущенный парк, где мальчик отчаянно гонялся за нищенствующими воробьями либо красавицами бабочками, или в осиротевший, давно не плодоносящий яблоневый сад возле местечкового костёла со стреловидным куполом, вонзённым – не в память ли о распятом Христе? – в синее небо. Иногда они забредали на Ковенскую улицу. Там Хенка непременно останавливалась и, не смея войти с мальчиком внутрь, издали показывала ему родной скособочившийся дом, из которого доносился стук неутомимого молотка.

– Тут живут мои родители, – говорила она малышу.

Рафаэль таращил глазёнки на небольшие оконца и, вцепившись в руку няньки, тянул её назад – в двухэтажный особняк, к своей маме.

По пути Хенка обычно заглядывала с карапузом к его деду и своему благодетелю реб Ешуа Кремницеру в пустую лавку – царство замков и задвижек. Рафаэль во время этого краткого визита получал без счёта ласк и поцелуев.

Прогуливаясь за ручку с мальчиком по местечку, Хенка в один прекрасный день столкнулась с Рохой-самураем. Та торопилась к резнику с белым гусем, беспечно прикорнувшим перед скорой и беспощадной казнью в большой корзине.

– Писем нет? – спросила Хенка, поздоровавшись.

– Что-то наш кавалерист давно нам не пишет, – пожаловалась Роха, кивнув в ответ. – Может, он тебе пишет?