Коред оглянулся, и выражение лица мальчишки заставило его усмехнуться.
Впрочем, конюшонок не стал спорить, а вместо этого сказал:
-- Они обе сильные. Не настолько, как была ваша, но любая из них без проблем довезёт вас куда угодно. Веспа, гнедая, она сильнее, но нрав у неё капризный. Она может и укусить, а иногда не слушает никакие команды.
-- А вторая? Рыжая кажется.
-- Лакси, -- ответил парнишка. -- Она покладиста и умна, но не так сильна и требует больше еды и заботы.
Кореду понравилось, как быстро из лопочущего сопляка Фалько превратился в уверенного в себе юношу, стоило зайти разговору о лошадях. Голос его окреп и он больше не прятал глаза, когда охотник смотрел на него.
-- Гослав не захочет отдавать кобылу, -- заметил Альбин. -- Их и так всего две.
-- Ну тогда я надену седло на твоего сына и он повезёт меня куда мне вздумается, -- сказал Коред. -- Меня не интересуют желания и невзгоды ни ваши, ни старосты, ни вашей проклятой деревни. По вашей вине я лишился коня -- вам и возмещать мне ущерб.
-- Я уговорю его отдать тебе одну клячу.
-- Лучше уговори его не вмешиваться, когда я буду её забирать. Целее будет.
Они сменили потухшие под долгим дождём факелы. До деревни оставалось не больше трёх миль.
-- Давно Младшие сёстры встали в вашей деревне? -- вдруг спросил Коред.
Отец и сын не спешили с ответом.
-- Их помнила ещё мать моей матери, а та почила не мало годков назад, -- сказал Альбин.
-- Зачем они здесь?
-- Они молятся днём и хранят наш очаг ночью. Молятся за наших сыновей и благословляют дочерей.
Кореду не нравились его слова. Если однажды один из его предшественников исполнял здесь свой долг, то после него сюда вполне могли прийти Сёстры. Но в таком случая их храм не стоял бы посреди деревни, а догнивал бы где-нибудь на окраине, а сами Сёстры были бы группой полубезумных старух.
Здесь всё было по-другому. Охотник ещё не встречал Младших Сестёр, которые бы принимали такое участие в жизни деревни.
"Ступай и расспроси верховную жрицу обо всём, глупец" -- сказал он сам себе. -- "Это твой долг. Чем тебе ещё заниматься?"
Вдалеке показались огни деревни. Увидев их, Фалько радостно вскрикнул, но отец велел ему замолчать.
Погода вдруг вновь стала портиться: сменившая проливной дождь морочь усилилась и превратился в ливень, небо напомнило о себе новыми громовыми раскатами.
Коред остановился как вкопанный. Что-то с невероятной быстротой и жужжащим звуком пронеслось в нескольких ярдах от него:
-- Что это?
Жужжащий, напоминающий сотню пчёл звук раздался вновь, но уже с другой стороны. Коред взглянул на Альбина и увидел застывшую гримас ужаса на его лице.
-- Бежим! -- крикнул он, сбросил с себя весь скарб и, схватив сына за руку, что есть мочи кинулся к деревне.
Кореду не нужно было повторять дважды. Чтобы не напугало Альбина, он вовсе не жаждал сталкиваться с этим, будучи безоружным и неподготовленным.
Они бежали сломя голову, держа факелы над головой. Рой невероятно быстрых пчёл, если это вообще были пчёлы, метался вокруг них, то слева, то справа, то опережал их, то заходил с тыла.
Альбин, чей факел и без того горел недостаточно ярко, поскользнулся на мокрой земле и выронил его из рук. Упав на залитую дождём землю, тот моментально погас. Коред хотел помочь Альбину подняться, но тут что-то с невероятной силой ударило его в бок, и он упал лицом в грязь. Его собственный факел упал в нескольких ярдах от него, но всё ещё продолжал гореть, хоть и очень слабо.
-- Отец! -- закричал Фалько. Его голос показался Кореду неестественным, словно губы парнишки онемели от холода. Охотник попытался встать, но ноги и руки налились свинцом и он с трудом мог приподняться на локтях.
Рой всё летал кругами под музыку разрывающихся небес.
"Нет", -- пронеслось в голове у Кореда. -- "Не здесь. Не снова". Он сделал над собой неимоверное усилие и смог передвинуться на фут вперёд. Затем ещё на один. Он пытался кричать, но язык прилип к нёбу, губы свело в спазме и даже веки стали такими тяжелыми, что Коред едва мог держать глаза открытыми.
Он сделал над собой ещё одно усилие. До почти потухшего факела оставалась всего пара футов. Всё его тело будто обращалось в камень. Двигаться было так тяжело, что от напряжения Коред обмочился. "Ещё одно усилие", -- говорил он себе. -- "Ещё одно...". Но прежде, чем он успел сомкнуть скрюченные окоченевшие пальцы на факельном древке, пламя погасло.
Жужжание стало оглушительным. Теперь оно доносилось отовсюду сразу, словно миллионы и миллиарды пчёл окружали охотника в кромешной тьме. Коред из последних сил пытался двигать руками и не позволял векам опуститься на глаза. От Альбина и Фалько не было слышно ни звука. "Они оба мертвы", -- решил для себя охотник.
Его разум начинал затухать. Он уже смутно понимал, где находится, и как он здесь оказался. Он знал, что нужно разжечь пламя, но его факел погас.
Еле шевеля рукой, мыча и пуская слюни, Коред смог дотянуться до мешочка, висящего у него на поясе. Запустив внутрь весь кулак, охотник тут же почувствовал, как кисть обволакивает колючий холод, словно он сунул руку в воду ледяной реки. Это чувство на миг придало ему силы. Подняв руку повыше, он несколько раз, что есть силы, ударил ладонью по земле и, наконец, добился своего -- его кисть загорелась.
Яркое, сильное, красное пламя осветило всё вокруг на несколько ярдов. Коред успел заметить, как сотни тончайших сполохов, словно сотканных из чёрной дымки, растаяли в свете пламени под оглушительный визг, донёсшийся из темноты.
Его рука пылала, и боль с каждой секундой становилась всё сильнее. Часть былой силы вернулась к нему, и он смог подняться на ноги. Уста его распахнулись, и он смог закричать.
В нескольких шагах от Кореда на земле барахтался Фалько, вцепившись в неподвижного отца. Альбин лежал, изломанный, с застывшим лицом и закрытыми глазами.
Огонь терзал плоть Кореда и тот не мог больше ждать. Схватив Фалько за ворот целой рукой, он оттащил его от окаменевшего тела отца и рывком поднял на ноги. Парнишка попытался было броситься обратно, но Коред заслонил ему путь и махнул перед лицом горящей рукой.
Боль становилась невыносимой. Коред сломя голову бросился к деревне, даже не думая проверять, бежит ли Фалько следом за ним. Он и так сделал для парня слишком много, а отдавать за него свою, пусть и возвращающуюся жизнь, он не намеревался.
Жужжание за спиной постепенно утихало, а пламя, сжегшее кисть Кореда до мяса, начало пожирать и предплечье. Сдерживаться он уже не мог и его крики, наверняка, было слышно на соседних материках.
Едва Коред пересёк границу деревни, обозначенную выставленными по периметру факельными столбиками, он рухнул наземь и стал кататься в разные стороны, молотя полом плаща по горящей руке, пытаясь сбить пламя. Он не обращал внимания на толпу кричащих и охающих перепуганных селян, на ревущих детей и визжащих младенцев, которых почуявшие беду матери вытащили из колыбелек, повинуясь инстинкту. Боль поглотила его целиком.
Кто-то плеснул на него ведро воды. Затем ещё раз, и ещё, пока его рука, наконец, не погасла. Кисть его выгорела до мяса, а в паре мест даже виднелись белые кости. Предплечье пострадало не так сильно, но кожа с него слезла и покрылась болезненными волдырями. Увидев у какой-то толстухи в руках ведро, Коред мигом отобрал его здоровой рукой и опустил обгоревшую в холодную воду. Облегчение было небольшим, но боль уже не затмевала его разум и он смог различить возвышающегося над ним старосту Гослава:
-- Я же вам говорил! Я же вам говорил! -- кричал он.
Вдруг его взгляд переменился, и он уставился туда, откуда минуту назад ввалился горящий и кричащий от боли Коред.
Фалько шел медленно, пошатываясь. Пройдя к собравшимся на крики жителям, он закружился и упал на колени, не произнеся ни слова. Некогда виноватый взгляд, лихо сменяющийся на воинственный, теперь не выражал ничего, кроме пустоты.
