Но не для него, который по лѣтамъ могъ бы быть его сыномъ... котораго бы онъ такъ охотно... нѣтъ, нѣтъ! это не такъ; но онъ любилъ его за то, что онъ такъ добръ и благороденъ, любилъ его, какъ только можетъ человѣкъ любить другаго человѣка, моложе себя, котораго онъ видитъ колеблющимся на томъ самомъ мѣстѣ затруднительнаго жизненнаго пути, гдѣ нѣкогда лилась кровь его собственнаго сердца... Для него вѣдь еще ничего не было рѣшено. Развѣ не можетъ рѣшиться такъ, чтобы сердце не истекало кровью, прежде чѣмъ успокоится настолько чтобы понимать голосъ разсудка? Онъ отъ души желаетъ ему счастья, отъ котораго самъ долженъ былъ отказаться! Вѣдь теперь для него ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть полнаго счастья... слишкомъ много прожито такого, что бросаетъ свою тяжелую тѣнь на самое свѣтлое будущее... Но судя но формѣ этого лба, по выраженію этихъ глазъ,-- для него можетъ быть существуетъ только единственное возможное счастіе. Оно коренится въ расѣ, въ складѣ мысли, чувства, унаслѣдованныхъ изъ поколѣнія въ поколѣніе отъ тѣхъ древнихъ германцевъ, одѣвавшихся въ медвѣжьи кожи, которые -- вмѣсто того чтобы улучшать свое бѣдное отечество -- запросто бросали его, сражались, приковавъ себя другъ къ другу цѣпями, а въ игрѣ скорѣе соглашались проиграть самихъ себя, чѣмъ сдѣлать уступку несчастію. Да, таковъ и онъ, сынъ такого же отца, такой же матери, которые оба погибли подъ напоромъ чувствъ, недопускающихъ торга и сдѣлки! Конечно, тутъ положеніе дѣла совсѣмъ не то; тутъ играютъ роль такія обстоятельства, какихъ тогда совершенно не существовало,-- обстоятельства, дѣлающія, повидимому, то, что онъ иначе рѣшительно осудилъ бы какъ преступленіе противъ общества, почти подвигомъ человѣколюбія -- необходимостью; а все-таки въ его глазахъ это была печальная необходимость.
Конечно съ этой стороны почти все ограничивалось предположеніемъ -- и должно было оставаться предположеніемъ, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока жертвы того несчастнаго приключенія на пустоши не будутъ въ состояніи сказать, что они знали сами, что они могли замѣтить прежде и послѣ этого. Правда, показаніямъ асессора можно было придать только самое ничтожное значеніе,-- изъ немногихъ словъ, сказанныхъ Готтгольдомъ въ первый вечеръ, было достаточно ясно, что его спутникъ находился почти что въ безсознательномъ состояніи, и дѣйствительно, когда онъ уже могъ ясно думать и говорить, то остался при рѣшительномъ показаніи, что ровно ничего не знаетъ и по всей вѣроятности крѣпко спалъ до самой катастрофы. Но Готтгольдъ, который съ своимъ трезвымъ, тонкимъ чувствомъ художника, безъ сомнѣнія все видѣлъ, слышалъ и наблюдалъ, если только вообще было что видѣть, слышать и наблюдать... онъ навѣрное могъ дать такіе матеріалы, какими съумѣлъ бы воспользоваться умный, дѣятельный слѣдователь.
Но къ числу такихъ слѣдователей едва ли можно было причислить совѣтника юстиціи фонъ Цаденига изъ главнаго города на островѣ, въ чьемъ округѣ случилось происшествіе. Господинъ совѣтникъ юстиціи ни съ какой стороны не видѣлъ въ этомъ случаѣ ничего особеннаго. Что экипажи опрокидываются въ болѣе или менѣе опасныхъ мѣстахъ и при этомъ теряются бумажники, съ этимъ долженъ согласиться всякій; а что по дорогѣ черезъ долланскую пустошь есть такія мѣста, извѣстное дѣло, по крайней мѣрѣ для него -- совѣтника юстиціи фонъ Цаденига -- онъ знаетъ исторію двоюродныхъ братьевъ Венгофовъ, театромъ которой вѣдь отчасти была и долланская пустошь,-- отлично знаетъ, какъ и всякій другой, кто подобно ему, происходитъ изъ старинныхъ фамилій острова. Брандовы не изъ древней фамиліи, и нельзя вполнѣ оправдывать способъ, какимъ они въ свое время завладѣли Далицамъ; но вѣдь Далицъ больше не принадлежитъ имъ, и прицѣпляться къ Карлу Брандову за неисправность доллапскихъ дорогъ, по которымъ три или четыре поколѣнія Венгофовъ безпрепятственно катались взадъ и впередъ, онъ -- совѣтникъ юстиціи фонъ Цаденигъ -- считаетъ непозволительнымъ, тѣмъ болѣе что обвиненіе главнымъ образомъ падало не на Брандова, а на его собственнаго зятя, господина ландрата фонъ Сваптевита изъ Сваптевита -- и ему-то въ послѣдней инстанціи придется, конечно, отвѣчать за состояніе общинныхъ и окружныхъ дорогъ. Но такъ какъ господинъ Вольнофъ, къ уму и почтенному имени котораго оцъ питаетъ величайшее уваженіе, думаетъ, что происшествіе должно быть разслѣдовано на мѣстѣ, то онъ тотчасъ же командируетъ для этой цѣли рефендарія фонъ Палена и даже дастъ ему жаидарма; это обыкновенно придаетъ всей обстановкѣ особенно оффиціальный и торжественный вкусъ,-- онъ надѣется, что господинъ Вольнофъ будетъ доволенъ этимъ.
Господинъ Вольнофъ былъ доволенъ, потому что добился отъ безпечнаго, но тѣмъ не менѣе отличнаго старика, всего, чего только можно было добиться, и справивъ еще нѣкоторыя дѣла, вернулся въ Прору. Въ дверяхъ гостинницы Фюрстенгофъ онъ столкнулся съ Карломъ Брандовомъ, который сегодня, какъ и всѣ предъидущіе дни, пріѣзжалъ верхомъ -- лично справиться о состояніи больныхъ.
-- Все идетъ превосходно! вскрикнулъ онъ, встрѣтясь съ Вольнофомъ.-- Вотъ ужъ съ часъ, какъ его голова совершенно ясна. Я не пробовалъ пробраться къ нему,-- ибо думаю, что не смотря на это, все таки надо отстранять отъ него самое малѣйшее волненіе; но я говорилъ съ Даутербахомъ -- тотъ въ большомъ горѣ. Онъ ожидалъ воспаленія мозга -- и вдругъ видитъ, что оно отъ него ушло. И Селльену, сравнительно говоря, хорошо, сегодня я могу ѣхать домой съ облегченнымъ сердцемъ. Какъ рада будетъ моя жена! Я можетъ быть привезу ее завтра. Ваша супруга уже дала свое позволеніе на это. Итакъ, до свиданія, господинъ Вольнофъ, до свиданія!
-- Чистокровная лошадь этотъ рыжій меринъ, сказалъ трактирный слуга, глядя вслѣдъ скачущему въ галопъ всаднику,-- а все же онъ дрянь насупротивъ того жеребца, на которомъ онъ пріѣзжалъ въ воскресенье ночью; вотъ-та такъ капитальная лошадь!
Взоръ Вольнофа также слѣдилъ за стройнымъ всадникомъ, такъ спокойно и увѣренно сидѣвшемъ въ сѣдлѣ. "Если онъ такой мерзавецъ, какимъ я его считаю, плохо ему придется. Надобно сдѣлать такъ, чтобъ Готтгольдъ ничего не замѣтилъ; это страшно взволновало бы его, да къ тому же еще безъ основанія. Я по крайней мѣрѣ, хочу найти "основаніе повѣрнѣе" {Слова Гамлета, когда онъ хочетъ испытать братоубійцу Клавдія театральнымъ представленіемъ этого убійства на сценѣ.}. Конечно, для этого не годится драма; силокъ, въ который попался бы этотъ мошенникъ, долженъ быть похитрѣе сдѣланъ".
Готтгольдъ протянулъ своему другу, когда тотъ вошелъ къ нему, слабую, но не лихорадочную руку.
-- Возмите, сказалъ онъ,-- пощупайте сами. Теперь, этимъ рукопожатіемъ позвольте благодарить васъ за всю вашу любовь. Я не настолько былъ лишенъ сознанія, чтобы сквозь фантастическій безумный бредъ, который мучилъ меня, не узнавать, отъ времени до времени, вашего лица, всегда съ однимъ и тѣмъ же чудеснымъ выраженіемъ состраданія, о которомъ я буду вспоминать съ благодарностію всю свою жизнь.
Голосъ Готтгольда дрожалъ, въ глазахъ блестѣли слёзы.-- Это не болѣзненная слабость, сказалъ онъ,-- я признаюсь, что это такое: это могущественная сила новаго для меня чувства. Мнѣ такъ рѣдко приходилось благодарить за тѣ одолженія, какія оказываетъ намъ любовь. Та, которая для другихъ людей служитъ всю жизнь образомъ самоотверженной любви,-- мать умерла у меня такъ рано -- я едва помню ее; отъ отца отдѣляла меня, какъ я долженъ предполагать, непроходимая пропасть; и вотъ уже десять лѣтъ какъ я скитаюсь по свѣту -- тысяча различныхъ обстоятельствъ, тысяча различныхъ отношеній, постоянно ставятъ меня въ оживленныя сношенія съ людьми среди большаго кружка друзей, часто даже дѣлаютъ средоточіемъ этого кружка, но не смотря на то, въ сокровенной глубинѣ моей души я все таки одинокъ -- одинокъ и жажду любви; и эту-то любовь далъ мнѣ, такъ поздно, человѣкъ который увидалъ меня первый разъ всего нѣсколько дней тому назадъ, котораго я также до тѣхъ поръ никогда не видалъ и не имѣлъ съ нимъ ничего общаго кромѣ самыхъ обыкновенныхъ дѣловыхъ отношеній.
