-- Ну? сказала Рика, когда они, крадучись, возвратились въ сѣни.
-- Ступай туда и скажи, что я сейчасъ приду, возразилъ Брандовъ.
Тонъ какимъ онъ это сказалъ -- не предвѣщалъ ничего добраго: Рика почти раскаивалась въ томъ, что она сдѣлала.
-- Онъ не таковъ какъ она, сказала она съ искреннимъ убѣжденіемъ, стараясь оправдать Готтгольда.
-- Убирайся вонъ! повторилъ онъ, топнувъ ногою.
Дѣвушка ушла; Брандовъ вышелъ на подъѣздъ черезъ незатвореную дверь и устремилъ взоры на темный дворъ, въ сторону конюшень. Дождь билъ ему въ лицо, а вмѣстѣ съ дождемъ доносился до него и приторный запахъ доморщенаго табаку. Налѣво, какъ разъ подъ нимъ, вередъ каменной скамьей рдѣла огненная точка и грубый голосъ спросилъ:
-- Чтожъ, запрягать что ли?
Это былъ тотъ, кого онъ выглядывалъ, тотъ кто долженъ былъ осуществить планъ мести, глухо бродившій въ въ душѣ его,-- тотъ, кто, какъ онъ увѣрялъ себя теперь, положилъ въ душѣ его первое основаніе этого плана. Такъ стало быть это сбудется!..
-- Онъ теперь ужь не захочетъ ѣхать, хоть бы только изъ-за дурной погоды.
-- Другіе вѣдь уѣдутъ же!
-- Они довольно часто оставались здѣсь.
-- Выпроводите ихъ вонъ!
Брандовъ подумалъ съ минуту.-- Если я выиграю еще сотню-другую, они уѣдутъ сами собою, бормоталъ онъ.-- Смотри же, Генрихъ, запрячь его какъ можно лучше, какъ можно лучше, какъ можно лучше.
-- Такъ чтобъ его и отыскать было нельзя, сказалъ Генрихъ.
Въ душѣ Брандова сверкнуло что-то въ родѣ красной, какъ кровь, молніи на ночномъ небѣ. Этого-то онъ и добивался!
-- И я дамъ тебѣ, чего ты требуешь! сказалъ онъ хриплымъ голосомъ, наклоняясь въ поднимавшемся изъ Генриховой трубкѣ дымѣ.
-- Даромъ ничего не получишь; да и намеднишняя исторія съ рыжимъ тоже стоила мнѣ пять луидоровъ, мнѣ слѣдовало бы отдать хоть половину.
-- На тебѣ, сказалъ Брандовъ, шаря въ карманѣ и давая ему изъ выиграннаго имъ передъ этимъ золота -- все что попалось ему подъ руку.
-- Вы всегда были для меня добрымъ бариномъ, сказалъ Генрихъ, стиснувъ у себя въ кулакѣ золотыя монеты.
-- Господа говорятъ, что они сію минуту уѣдутъ, если только вы не вернетесь къ нимъ, сказала прибѣжавшая Рика. Она не затворила двери въ комнату, гдѣ играли, и оттуда слышался дребезжащій басъ Ганса Редебаса: -- Брандовъ! Брандовъ!-- рѣзкій смѣхъ и сильный голосъ, напѣвавшій:-- домой мы не поѣдемъ! домой мы не поѣдемъ!
-- А вотъ я васъ выпровожу! бормоталъ Брандовъ.-- Ты побудь здѣсь Генрихъ.
-- Мнѣ некуда спѣшить, баринъ.
Брандовъ возвратился къ господамъ.
-- Вы злоупотребляете той свободой, которую даетъ вамъ случайное отсутствіе дамъ, сказалъ Брандовъ съ рѣзкимъ презрѣніемъ, когда гости встрѣтили его съ поднятыми стаканами и криками: ура!, при чемъ особенно отличился Густавъ фонъ ІІлюггенъ, оравшій, во все горло, съ какимъ-то особеннымъ трескомъ: типъ! гинъ! ура!
-- Случайное! воскликнулъ Гансъ Редебасъ,-- вовсе не случайное. Ты нынче отлично устроиваешь свои дѣлишки!
-- А жена-то у тебя тутъ при чемъ? сказалъ Отто фонъ Плюггенъ,
-- Что вы хотите сказать! Извольте объясниться! вскричалъ Брандовъ,-- я не потерплю!
Онъ вдругъ замолчалъ. Стремительно обернувшись къ Отто фонъ Плюггену, онъ увидалъ стоявшаго подлѣ него Готтгольда, который должно быть вошелъ вслѣдъ за нимъ и все слышалъ. Нельзя было разбирать при немъ этого дѣла. Онъ сдѣлалъ необыкновенное усиліе чтобъ обуздать лютую ненависть, закипѣвшую въ его сердцѣ при видѣ этого человѣка, и вскричалъ:
-- Наконецъ-то ты пожаловалъ! скажи на милость, гдѣ ты это пропадалъ? Слава Богу, что ты пришелъ!-- ты положишь конецъ этой отвратительной игрѣ!
-- О, о! вскричалъ Гансъ Редебасъ,-- отвратительная игра! Добро бы ужь ты проигрался въ пухъ и прахъ! Ничего не бывало! Шесть сотенокъ или около того ты ужь прибралъ къ рукамъ! Не дурно, очень не дурно!
-- Я еще никому не отказывалъ въ реваншѣ! вскричалъ Брандовъ съ умышенно эффектнымъ жестомъ.
-- Богъ съ вами, Брандовъ! вскричалъ ассесоръ,-- кто же ставитъ каждое слово въ строку? вѣдь Редебасу и на умъ не приходило оскорблять васъ. Ему хотѣлось только, чтобъ игра продолжалась и -- положа руку на сердцѣ -- я нахожу, что это самое подходящее для насъ занятіе.
-- Ну, если вы такъ думаете, господинъ ассесоръ... вѣдь и ни тоже выиграли...
-- Два-три талера! сказалъ ассесоръ не безъ нѣкотораго смущенія.
-- То я конечно ничего не скажу противъ этого, продолжалъ Брандовъ.-- Я полагалъ только, принимая въ уваженіе, что нашъ другъ Готтгольдъ не играетъ, а мы такъ, мало пользовались до сихъ поръ его обществомъ, намъ слѣдовало бы сдѣлать ему эту маленькую уступку. Что я говорю: ему? скорѣе самимъ себѣ! Онъ теряетъ въ насъ не Богъ знаетъ что, но мы въ немъ напротивъ!
-- Сдѣлайте одолженіе, не стѣсняйтесь изъ-за меня, сказалъ Готтгольдъ.
-- Отлично, валяй же когда такъ но всѣмъ но тремъ! вскричалъ Гансъ Редебасъ, схватывая карты.-- Я буду держать банкъ, авось у меня еще найдется два-три завалящихъ пфеннинга!
И вынувъ лѣвою рукою изъ толстаго, лежавшаго передъ нимъ бумажника банковые билеты, онъ сложилъ ихъ въ кучу.-- Готово! теперь Брандовъ и вы, господа, не угодно ли вамъ понтировать!
-- Очень жаль, но что же дѣлать? я надѣюсь, что ты не примешь этого въ дурную сторону, прошепталъ Брандовъ Готтгольду и сѣлъ на свое прежнее мѣсто за игорнымъ столомъ. Готтгольдъ махнулъ рукою и отошелъ отъ играющихъ. По неволѣ пришлось ему принять предложеніе пастора, сидѣвшаго въ одномъ углу большаго кожанаго дивана. Когда І'оттгольдъ занялъ мѣсто въ другомъ, пасторъ не безъ труда придвинулся къ нему и заговорилъ коснѣющимъ языкомъ:
-- Да, да, любезный другъ, грѣшенъ этотъ міръ, страшно грѣшенъ! но и слишкомъ строгимъ быть тоже не слѣдуетъ, никакъ не слѣдуетъ. Они работаютъ всю недѣлю или по крайней мѣрѣ заставляютъ работать своихъ рабочихъ; въ воскресенье же они не могутъ дѣлать этого, иначе имъ грозитъ тяжкое наказаніе. Намъ прислано передъ самимъ началомъ жатвы строжайшее предписаніе отъ ландрата. Куда же имъ было дѣвать эти длинные часы? Праздность есть мать всѣхъ пороковъ: игры, пьянства... Гика, нодай-ка сюда стаканчикъ... два стаканчика... Ты не пьешь? напрасно!... самъ варилъ... но рецепту моего уважаемаго принципала, графа Церникова.. Чудная жженка! Больше трехъ сотепь сварилъ ихъ во время своего кандидатства... а тамъ ужь безъ счета, на перевисъ... съ закрытыми глазами, съ закрытыми глазами!
Онъ лепеталъ еще эти послѣднія слова, какъ его тяжелая голова перегнулась напередъ и нижняя часть лица исчезла въ складкахъ слабо-повязаннаго бѣлаго галстука. Безпомощно упалъ онъ въ свой уголъ.
Съ гнѣвнымъ презрѣніемъ смотрѣлъ І'оттгольдъ на это безотрадное зрѣлище.
Возмужалый человѣкъ сдержалъ то, что обѣщалъ мальчикъ и юноша; хмѣль сорвалъ личину ханжества -- и передъ Готтгольдомъ предстало хорошо-намятное ему глупое и чувственное лицо галльскаго студента. Иначе не могло и быть. Но что этотъ жалкій человѣкъ былъ преемникомъ его отца; что эта мигающая сова сидѣла тамъ, гдѣ гнѣздился орелъ съ пламенными, вѣчно искавшими солнца глазами; что этотъ неуклюжій хитрый дуракъ могъ звенѣть своими бубенчиками въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ проповѣдникъ въ пустынѣ съ пламеннымъ краснорѣчіемъ призывалъ къ покаянію и исправленію -- это было для него чѣмъ-то въ родѣ личнаго оскорбленія. А между тѣмъ, этотъ человѣкъ былъ тутъ въ своей сферѣ; стадо было достойно пастыря. Тутъ все носило на себѣ одну и ту же печать, представлялось чѣмъ-то въ родѣ мастерски написанной картины съ самыми рѣзкими очертаніями и красками: пьяный пасторъ, кивающій головою, въ углу дивана; воспламененныя виномъ лица игроковъ; роскошная красавица, расхаживающая между пирующими съ огненнымъ напиткомъ въ рукахъ, мѣняясь сладострастной улыбкой и двусмысленнымъ словцомъ съ однимъ, кокетливо отталкивая руку другаго, готовую лечь вокругъ ея таліи -- настоящая богиня этого храма порока!-- и все это одѣтое волнующимся сѣрымъ дымомъ, который поднимается изъ безпрерывно горящихъ трубокъ и кружится въ грязно-красныхъ кругахъ вокругъ мутнаго огня зажженныхъ свѣчей. Но нѣтъ, это не картина; къ несчастію, это самая грубая, пошлая, обыкновенная дѣйствительность. А позоръ, что она живетъ подъ этой же кровлей, что этотъ дикій шумъ раздается даже въ ея комнатѣ -- сегодня не въ первый разъ, да навѣрное и не въ послѣдній!-- что вотъ какіе люди собираются здѣсь,-- эти пустоголовые деревенскіе юнкера, этотъ грубый выскочка съ неуклюжими руками и неуклюжими шутками! А если, убѣгая общества этихъ сатировъ и фавновъ, она станетъ искать утѣшенія въ уединеніи и оно устремитъ на нее холодные, суровые, язвительные глаза змѣи! Да, вотъ они, эти глаза! они украдкою взглянули изъ-за картъ! эти глаза -- и ея нѣжные, кроткіе, полные любви глаза!
