Комендант не вытерпел, рванулся к верзиле, выхватил из кобуры пистолет.
— Стой!
Атлет отмахнулся, работая локтями, протолкнулся к заветному вагону. Выстрелить Фотиев не успел: десятки горячих тел мгновенно захлестнули, сжали
паникера, завертели в панической людской коловерти.
А над топотом ног, руганью и стоном стоял нечеловеческий крик:
— Не-е-емцы!
— Не ори! — вдруг строго приказал атлету пожилой человек с пустым рукавом вместо руки. Казалось, что толпе не хватало именно этого спокойного окрика, чтобы остепениться. К безрукому мгновенно протиснулись две девушки, протолкался сильный парень в майке. Они сцепили руки, ограждая женщин. Фотиев подумал, что нужно было давно обратиться к людям: возможно, и санитарные вагоны никто бы не занял.
— Помоги, товарищ, — требовательно сказал он знакомому весовщику. И тот присоединился, увеличивая цепочку защитников.
— На военных надежда слаба, — резко сказал безрукий, переходя к соседнему вагону, помогая образовывать подобие живых коридоров, по которым проходили к вагонам беспомощные старики, женщины, дети.
И куда бы ни добирался Фотиев, везде он видел, как сами беженцы оттесняют крикунов и паникеров. Его удивляло, что недавно бесновавшиеся люди теперь заботливо оберегают больных и слабых, пытаются втиснуть в вагоны носилки с ранеными. Но там уже битком набито, и раненых с сожалением относят в сторону.
Фотиев с трудом выбрался из толпы, убедившись, что для санитарного поезда нужно искать другие вагоны.
4
В дальнем тупцке среди развалин кирпичного завода коптил небо маневровый паровоз. Бригада, закончив подбор вагонов для санитарного состава, отдыхала.
Помощник машиниста Пашка Смирнов, живой бесшабашный парень лет двадцати двух, лежал в сторонке на зеленой траве, раскинув руки. В тени паровоза сидел кочегар Григорий Мухин. Он с неделю назад был прислан в Шаромыш, поэтому не нашел еще общего языка с товарищем, и говорил больше Смирнов.
Кочегара же очень волновало отсутствие машиниста. «Неужели старик смылся, десанта трухнул?» — думал он, посматривая по сторонам. Вслух добавил:
— Убег наш механик, непременно убег.
Смирнов горячо вступился:
— Плохо людей знаешь, кочегар. Вчера видел переплет? Горит все, а Палкин ни шагу не отступает. Пока не погасили, не отъехал. Я помоложе и то угорел. А ему как с гуся вода. А ты «убег»...
Сторонкой прошла Зоя Демина в легкой курточке и белом берете, с небольшим чемоданом в руке. Кивком головы ответила на чересчур громкое приветствие Смирнова. Она шла принимать поезд, прощаться с Шаромышем. Помощник машиниста проводил ее долгим небезразличным взглядом.
— Бывало, подкатывался. Не получилось. А девушка... Что говорить. И-им!..
— Влюбился?
Мухин ухмыльнулся, присаживаясь поближе.
— Не пара! Вот в чем трагедия! Она студентка. Без пяти минут инженер транспорта. На практике с весны. Инже-нер! А тут хоть бы из помощников не выперли...
Помолчали, думая каждый о своем: кочегар — о молодой жене, оставшейся в областном городе, Смирнов — о том, что после войны он обязательно начнет учиться.
— Так и ходит холостая? — снова спросил Мухин.
— Холостая-то холостая. Да вот сошлась по науке с Акуловым. Взбредет же человеку в голову на писателя учиться! Стишки читает, статейки пописывает. Трогательные, правда. Ну, и приманил. Вот и осталась тут на каникулы. На все лето, стало быть...
И снова умолкли, мрачно поглядывая вдаль. За околицей, по ту сторону реки, стрельба приближалась к станции. Над вокзалом клубились дымные облака.
Огибая высокие кирпичные завалы, к ним хромал Мороз.
— Сквалыга проклятый. Так и не отдал долг, — сердито сказал Смирнов о Морозе, вставая и поднимаясь по лесенке в будку.—Как я ему тогда в глаза не посмотрел, когда деньги давал? Все бы по глазам и определил. Один желтый, другой коричневый, с косинкой. Неверный какой-то, к деньгам жадный...
— Чего это вы не мотаете отсюда? — спросил Мороз, вытирая потное лицо. — Ну и жарища! Десантники подпирают, вот-вот на станции окажутся. Я хотел ввязаться в бой, да Фотиев не разрешил. Вот погнали опять за Палкиным. Где он?
— Ладно трепаться...
Смирнов нажал рукоятку гудка. Над станцией полетел мощный и тревожный голос паровоза.
Мороз закрыл уши руками, потом, не выдержав, быстро заковылял подальше, затерялся в руинах.
А горластый паровоз все так же пронзительно кричал, вызывая к себе хозяина.
— Как думаешь, зачем зовут старика? — спросил Смирнов у кочегара, отпустив рукоятку гудка.
— Эвакуация, думаю, отступать собрались, — тоскливо предположил Мухин.
Оба замолчали, прислушиваясь.
5
— Не-е-емцы! Слышь, начальник, ехать надо.
Перед Акуловым в кабинете стоял красноносый
кряжистый стрелочник.
— Ребят пятеро, жена больная. Уже собрались.
— Не могу отпустить, товарищ. Работать некому, сами понимаете...
Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая худая женщина с большими горящими глазами.
— А вы понимаете? — с ходу закричала она визгливым сиплым голосом. — Небось кралю свою в первую очередь отправили. Пойдем, Ефим! Плевать мы хотели — нам дети дороже!..
Она схватила стрелочника за рукав, утянула к двери.
Акулов вышел следом.
Стрелочник в окружении малых ребят трудно шагал к поезду. На плечах он нес чемодан. Жена нагрузилась большим тюком. Дети держали в руках разные вещи: кто чайник, кто стиральную доску, а самый маленький, карапуз лет пяти, тащил деревянную игрушечную тележку.
Захар Николаевич догнал семейную процессию, подхватил на руки малыша с тележкой. Женщина исподлобья глянула, пробубнила что-то нелюбезное.
У эшелона не протолкнуться: даже на крышах вагонов не было свободного места.
Акулов со стрелочником с трудом пробились к теплушке, где разместились врачи. Часовые сумели удержать этот вагон, и в нем было сравнительно просторно. Захар Николаевич не без труда упросил врачей принять к себе новое пополнение. Когда вое узлы и ребятишки оказались в теплушке, Акулов сказал главе семьи:
— Вам надлежит быть на посту.
— Никуда он не пойдет! — опять заголосила худая женщина, хватая мужа за руки. — Не ходи!
— Не шуми, Глаша! — сердитым басом осадил ее муж. — К отправлению я вернусь...
6
Только к вечеру подобрали новую группу вагонов, усилили охрану. Желающие покинуть Шаромыш вновь попытались отбить состав, но часовые выстрелили вверх — толпа отпрянула, рассеялась.
И тут Фотиеву показалось, что среди небольшой группы отменных паникеров он увидел рыжую голову Мороза. Комендант обеспокоился: станция не могла оставаться без связи. Встретившись с Акуловым, он спросил про монтера. Однако тот в суматохе не приметил рыжеголового.
— На линии где-нибудь, — безразлично отозвался начальник станции. — Ему приказали отходить последним. Ну, что с десантом?
— Силен, наши еле сдерживают... Уже отступили к реке. Успеть бы с эшелонами. Из Рощи передали, будто бы танки прорвались.
— Палкин берется увести сразу оба состава. Только вот бомбы не все взорвались...
К ним подошел вызванный через монтера машинист Палкин. Лицо его заметно осунулось, глаза запали, плечи ссутулились. В другое время его мрачный вид не остался бы без внимания, но сейчас Акулов деловито указал ему на карту, на кружочки, которыми были отмечены фугаски, сухо спросил:
— Что будем делать, Трофим Федотыч?
Палкин хорошо понял смысл вопроса. Они на могут больше ждать: немцы рядом. Любой шальной снаряд подожжет вагоны. А беспомощные люди на носилках нуждаются в покое, лечении. Но ехать по бомбам! Малейшее сотрясение — и верная смерть всего эшелона.
