НЕ УХОДЯ В АТАКУ
3
10
НЕ УХОДЯ В АТАКУ
Повесть
1
Стоял жаркий полдень двадцатых суток войны. За лесами, полукружьем охватившими железнодорожную станцию Шаромыш, уже рвались первые снаряды, гулко, словно от глубинных толчков, вздрагивала земля.
По пыльному тракту, что пролег на Москву, безудержной, беспорядочной вереницей, громко гудя и требуя дороги, шли машины, скрипели телеги, мычал встревоженный окот. Туда и сюда метались усталые пешеходы, бесцеремонные верховые. По обочинам дороги наспех рассаживались утомленные люди, закусывали накоротке.
А над всем этим скопищем стоял тревожный гомон:
— Не-е-емцы прорвались!..
Далекие подземные удары, после которых с деревьев сеялась тонкая пыльца, а люди нервно оглядывались, торопя себя и других, следовали все чаще, мощнее.
Начальник станции Захар Акулов, загорелый сухощавый парень, смотрел на этих спешащих, мечущихся беженцев и думал о том, что фронт приближается. Через станцию уже не первый день следовали эшелоны, облепленные людьми. Только вчера отправили свой поезд с рабочими и служащими молочного завода. Успеют ли они уйти за ночь от линии фронта? Наверное, успеют.
Беспокоило и то, что на станции оставалось слишком мало железнодорожников. Справятся ли люди? Должны справиться. Правда, его, Акулова, по диспетчерскому телефону уже предупредили о возможной эвакуации Шаромыша. Но он все-таки не мог представить себе, как это вдруг на его родной станции будут хозяйничать немецкие солдаты.
К начальнику неожиданно подковылял рыжеватый монтер Мороз: в первый день бомбежки он вывихнул ногу и теперь ходил прихрамывая.
— Горя-то, беды сколько! — стараясь угадать мысли Акулова, сказал Мороз. — Кто бы мог ожидать? И это культурные немцы...
Монтер вздохнул и вдруг весело добавил:
— А я вот червонец нашел. Иду, а он, грешный, в пыли валяется.
— Постыдились бы, Давыд Остапович!
— Советский Гознак, чего же стыдиться? Не германский же... Новости есть?
— Новости известные: бежим, бросаем. — Акулов сердито оглянул неказистого монтера.— А вы что ко мне? О чем-нибудь слышали?
— Брешут, будто бы немцы штатских не трогают. Кто же этому поверит? Дурак последний и тот не поверит... Да, чуть не забыл: вас тут Фотиев спрашивал.
Через минуту Акулов входил в сумеречную комнату военного коменданта станции. Скрывая свою тревогу, начальник размашисто сел на стул у разбитого окна и шумно вздохнул. За громоздким столом, уставленным телефонами и конторскими книгами, лейтенант Фотиев водил толстым карандашом по измятой карте. Увидев Акулова, комендант выпрямился, устало бросил карандаш и прищурился, словно оценивая, можно ли доверить собеседнику большое и важное дело. У припухлых губ Фотиева прорезались преждевременные косые морщины, старя и делая его лицо некрасивым.
— Так вот, Захар Николаевич,—заговорил он, нажимая на букву «о». — Получено срочное . задание — немедленно вывезти раненых. И по возможности стариков, детей, женщин...
— Что значит «по возможности», Иван Сергеевич? — упрекнул его Акулов. Он хотел добавить: «Черствый же вы народ, военные», — но смолчал, зная, что комендант станции тут ни при чем. И ему трудно. Ведь Шаромыш даже в мирное время не приспособлен к большим перевозкам. А фронт вдруг придвинулся, грузовые операции возникли в невиданных размерах. Забот — уйма, начальство нервничает, разноречивые приказы и указания следуют друг за другом. Немцы, понимая значение Шаромыша, громят станцию с воздуха. В полдень они разбомбили последний паровоз. Как теперь эвакуировать раненых? Успеет ли диспетчер выслать другую машину?
— С маневровым отправите, — хмуро отозвался Фотиев и, устало, до хруста в суставах потягиваясь, добавил: — Сопровождающих пошлем.
Где-то неподалеку ухнул глухой взрыв. Задребезжало железо, привешенное вместо стекол. Тугая волна душного воздуха хлестнула в окно, вырвала форточку. На стол посыпалась штукатурка, зазвенели осколки.
Акулов и Фотиев упали на пол и, когда кругом все утихло, смущенно поднялись.
— Уходим, значит? — спросил Акулов.
— Приказа еще не было...
Снова послышался взрыв. Они переглянулись, но остались у стола. На столе запищал зуммер. Фотиев схватил трубку.
— Слушаю, товарищ первый! С маневровым отправим. Вагоны найдем. Что? Тот поезд? Бомбой взорван вместе с бригадой...
Фотиев повертел трубку и опять приложил ее к уху, вызывая:
— Алло! Алло! Роща! Роща!
«Связь пропала», — подумал Акулов. Вокруг творилось что-то непонятное для него, как и для многих в начале войны. Навезли машин, орудий, войск. Значит, надеялись люди на отпор, на наступление. А что выходит? Отступаем, даже не успеваем вывозить. Попробуй вывези все! Велик ли Шаромыш, а как его сразу эвакуировать? И кто виноват в этакой неразберихе, никак не понять.
Мысли начальника станции прервал голос коменданта.
— Обстановка изменилась, Захар Николаевич, — сказал он.— Противник прорвался к железной дороге. У станции Баратынской перерезал линию. Там его будто бы отбили. Но, прямо сказать, неясное сложилось положение. Так что здесь оставлять госпитали неразумно. Давайте решать: кто поедет с поездом комендантом? Твердого человека надо послать. Бойцов дадим...
«Вчера бои шли далеко-далеко. А сегодня — на тебе, Баратынскую немцы отрезали», — думал Акулов, еще не представляя всей опасности этого прорыва. Опасность для него была пока отдалена заботой о срочной отправке санитарного эшелона. Он прикидывал в уме, откуда взять вагоны, чем оборудовать, где уберечь их от бомбежки. Не отвечая коменданту, Акулов позвонил дежурному, распорядился насчет подготовки состава.
— Может, монтера Мороза пошлем? — раздумчиво предложил Фотиев.
— Нет, Иван Сергеевич. Слабоват Мороз. Всякое встретится в дороге.
Акулову вспомнился давешний разговор о десятке, и он повторил:
— Нет, Мороз не годится. Демину отправим. Крепкая дивчина. Смелая, отчаянная... И рука у нее твердая, как ты говорил, комсомольская.
— Какая такая Демина?
— Стрелочницей у нас. Которая диверсанта поймала...
— Зо-оя! Так бы и говорил сразу, — комендант скупо усмехнулся. Акулов смутился, порозовел, зачем-то вышел на перрон.
Вновь загрохотало: немцы бомбили Шаромыш. С потолка сыпалось, пол мелко дрожал, стены глухо гудели, будто по ним колотили кувалдами. Фотиев позвонил в Рощу, доложил обстановку. Оттуда строго повторили приказ о немедленной подготовке санитарного состава. Фотиев попытался предостеречь: поезд может попасть в руки немцев. На коменданта прикрикнули.
— Легко вам командовать! — раздраженно озлобился Акулов, вбегая в комнату. — Немцы замедленных бомб набросали.
— Правда?
— Сам слушай.
Взрывы гремели то в одном, то в другом конце станции. Потолок потрескался, и оттуда сеялись пыльные струйки.
— Пойдем уточним обстановку. — Фотиев надел фуражку и, сутулясь, зашагал к двери. Акулов еле поспевал за высоким длинноногим комендантом.
На путях было безлюдно. Солнце еле проглядывало сквозь бурые облака дыма. Над поселком по-прежнему плыли серые пыльные волны: беженцы уходили подальше от врага.
Иван Сергеевич думал о том, как бы скорее отправить раненых и удержать железнодорожный мост через речку возле самой станции. Из штаба передвижения войск его категорически предупредили о назначении этого моста в качестве запасной переправы. Теперь он беспокоился, как там охраняется мост, хорошо ли подготовились к обороне.
Откуда-то вынырнул заметно хромающий Мороз. На его хрящеватом длинном носу краснела ссадина, всклокоченные рыжие волосы топорщились копной на крупной голове. Он показал, где упали невзор-вавшиеся бомбы. Комендант отметил места на карте станции. Подошли и другие наблюдатели. Фотиев и от них принял рапорты.
