Annotation
Иногда просто нужно выпустить пар, а то клапана посрывает
Тишин Василий Петрович
Тишин Василий Петрович
Венера без мехов и Тарак (часть 1)
Как известно, быть варбоссом славного кита Красных Шапок ― большая трудность. Все на тебе держится. Десятки шапок, троллей паков, сатиров, есть даже несколько опустившихся ши и слуаг, а уж окружающих расточителей можно не считать, ибо имя им будет Легион. Экономика, хранение оружия, торговля наркотой, подпольные тотализаторы, бои без правил, настоящие, а не те похлопывания друг друга по спинке в полсилы, которые так разрекламировала ММА. Проституция. Отношения с полицией, которая живет бедно, а хочет ездить на новых тачках. Разборки с соседями. Наконец, держать в поле зрения знать, которая думает, что должна все знать. Нелегко это, трудно, отъедает много времени и сил. Недавно, к примеру, пришлось пропихнуть своего китэйна на лидерство в местном бес дин, а это означало, что парочке конкурентов пришлось срочно заболеть сломанными костями. Собратья-варбоссы, полагающие, что улыбаться в глаза и готовить удар в спину ― лучшее, что можно придумать. Подчиненные, имея вид лихой и придурковатый, вряд ли смутят тебя разумением. Ты вертишься как юла, и мир вокруг тебя вращается каруселью. Тут пегас крылья расправил, там букидор когти выпустит, а тут по полу змея ядовитая, пятнистая, хвост распустила, и на конце хвоста шип, один укол ― и все, нет тебя. Раньше Майку все это виделось не так. Он-то думал, что правильные люди на правильных местах ― половина дела. Оказалось ― даже не четверть.
Майк. Тарак Большие Руки. Или, по версии одной фрейлины королевы Маб ("Да мне насрать, что ты делишь с этой старой клюшкой будуар, я тебя трахать не буду, поняла?") Тарак Где-Не-Надо руки, встал в тот день со своей необычной улыбкой. У него их было три. Когда уголки рта растянуты в стороны ― это для знати. Когда по краям глаз появились гусиные лапки ― это для своих и всего мира. А когда еще и черная полоска на шее начинает пульсировать, наливаясь кровью ― это не к добру. Сильно не к добру.
Такой день, когда полоска пульсировала, напоминая о славном прошлом, приходился раз в месяц-другой. И когда его долго не было, подопечные начинали беспокоиться. Как известно, излить лучше, чем носить в себе. Но если изливал Майк, то...
В общем, Тарак проснулся, одетый только в свои татуировки, на койке, в комнате на чердаке, рядом с пылающим очагом ("В самом деле, не положено? Кто же мне запретит, ты что ли? Это Бри с тобой заигрывала, старый хер, а я могу и перестать"), в доме, некогда принадлежавшем Томасу Бирну, нокеру, обманщику и политикану. И в голове у Майка роились образы, которым зааплодировал бы любой член Гестапо, или, скажем, сотрудник наркомата внутренних дел Совдепии. Майк облизал губы. Майк поднялся, улыбка заняла полагающееся место, сделав его немного похожим на Джека Николсона из фильма про Бэтмена. Полоска на шее пульсировала так, словно под кожу зашили змею, и теперь она бегала по кругу, щекоча внутренности.
Майк улыбался.
День, который столько ждали шапки всей округи, настал.
Порк сидел внизу, ожидая, пока варбосс проснется и выйдет. Порк был чуть меньше босса, чуть глупее, чуть уже в плечах, но только постольку, поскольку надо было, чтобы босс так думал. И вот сидит Порк, вертит самопальный полуавтомат, когда из-за двери штаб-квартиры Красной Угрозы ("И меня чо, ебет, что вы там думаете? Красные ― значит красные, и точка") послышался мелодичный джаз. Порк даже обернулся к двери на стуле с колесиками.
И дверь открылась. Порк зажмурился, загораживая ладонью лишний свет.
― Кто там? ― спросил он. Нервами Порк тогда ещё не страдал, и потому за пушку не схватился. Да и схватись он, ― это стало бы его большой ошибкой.
― Свои, ― тонкий силуэт держал вытянутую сигарету, и Порк сообразил, что имеет дело с мундштуком. Цокнули острые длинные каблуки по плитке холла. Дверь закрылась, и красноватым от недосыпа и ярости глазам Порка предстала высокая стройная девушка в облегающем темно-синем платье. На голове девушки была изящная шляпка, на лицо спадала черная вуаль. Кожа девушки была медной, как начищенное блюдо, глаза сверкали кровью, нос глядит в правую сторону, а скулы забрались так высоко, что с них можно прыгать, как с утеса. Или, скажем, усесться сверху и махать ногами. Гостья слегка приподнимала левый уголок губ, чтобы виднелись зубы. Издалека она могла казаться изящной. Стоило приблизиться ― платье с дырами, хаотично разбросанными по ткани тут и там, через них просвечивает меднокожее тело. В шляпке виднеются три пулевых отверстия, матово поблескивающих вокруг. Чулки порваны, а туфли вообще от разных пар, хотя и примерно одной длины шпильки.
― Ты кто такая? ― спросил Порк, ставший лейтенантом совсем недавно, за деликатное внушение почтения нокерам.
― Я приехала к твоему боссу по делу, ― произнесла женщина. От сигареты исходил легкий дымок шоколада. ― Сегодня ведь этот день. Ну, ты сам знаешь.
Порк хмыкнул:
― Знаю. А ты тут на кой черт? Знаешь, он предпочитает паков. Или слуагов. Увы.
― Да ну? ― походка девушки была плавной и грациозной, однако в ней была некая резкость, словно три такта оркестр играет как положено, а потом выдает какофонию. ― Это ты так думаешь?
― Это я так знаю, ― сказал Порк. ― Я тебя предупредил, если что.
В этот момент на лестнице загрохотали другие шаги. Порк обернулся, вставая.
Босс вырядился в полный доспех, включая шлем, и на плечо был взвален тяжеленный молот, и три черепа химер бились о спину Тарака. Плечи, руки и колени доспеха покрывали недлинные но острые шипы. Некоторые выглядели так, словно их наделю держали под водой, другие ― словно испачкались в кетчупе. А поверх шлема с забралом в виде испуганного лица легла алая отнюдь не от красителей бандана, сложенная полоской. Майк так и не сделал себе привычки, подобно всем прочим шапкам, постоянно таскать свой тотем китэйна на себе. Но уж если Майк свою бандану достает ― спасайся, если сможешь. Тарак опускался тяжело, медленно, и, как заметил Барт, загадочную девку все это совсем не пугало. Она затянулась и выпустила дым ртом:
― Вот и ты. Я уж решила, что ты передумал.
Майк добрался до Порка.
― Сегодня особый день, ― раздалось чуть измененное шлемом. ― Очень особенный.
― Да уж, ― Порк поскрёб жесткую щетину на выпирающем подбородке. ― Ты там аккуратнее, босс. Ладно?
― Уж постараюсь, ― заверил Большие Руки.
Машина редкап-леди представляла собой блестящий кабриолет без намека на крышу. На заднем сиденье торчал граммофон, и на нем крутился какой-то бибоп, заставляя расточителей непроизвольно вздрагивать. Майк прошел на пассажирское кресло и опустил молот за спину. Леди приземлилась рядом.
― Ты готов?
Когда ответа не последовало, леди сказала:
― Ты сегодня особенно романтичен, черт. Я ради тебя надеваю свое лучшее платье, даже эту дурацкую шляпу, и что взамен? Я терплю сальные взгляды всех мужчин в округе. Я проехала семь сотен миль, чтобы провести с тобой день. Я даже...
― Заткнись.
Леди оборвала тираду на полуслове и трижды повернула ключ в замке зажигания.
Боунс вышел из тюрьмы в половине седьмого утра, солнце било его по глазам, а еще не развеявшаяся ночная прохлада заставляла ежиться от холода. Какие бы сквозняки не пронзали Оттобанский Централ, на улице было холоднее. И свежее. Боунс огляделся, не понимая, чего именно не хватает вокруг. Ах да. Тюремной вони. Запаха страха. Хлопков дубинок о ладони копперов. Но самое главное ― небо тут не в клеточку.
― Чем займетесь на воле? ― у начальника тюрьмы Кобрича был прямой пробор и честное лицо. Он не делал вид, что может помочь заключенным или переменить тюремные порядки. Он просто делал их жизнь чуточку легче. Нужна тебе доза? Кому будет плохо, если ты ее получишь, даже и здесь? Нужен телефон? Да легко. Отпроситься в город? Конечно, друг. Но ― не забывай платить. Порой тот, что лежит, закутавшись илом и развесив щупальца, куда меньший спрут, чем сидящий в аккуратном кабинете тип с прямым пробором и честным лицом.
