Германский командующий Морскими силами Балтийского моря решил, что русские, очевидно, не собираются вступать в бой с его кораблями. И неделю спустя у острова Готланд появляется отряд контр-адмирала Беринга. В его составе те же крейсера и миноносцы, но усиленные легким крейсером «Амазоне», канонерской лодкой, еще одним миноносцем и тремя подводными лодками. 25 августа Беринг с двумя крейсерами и тремя миноносцами направляется в устье Финского залива, намереваясь уничтожить русские дозорные крейсера. Однако вскоре после полуночи «Магдебург» выскочил на камни близ острова Оденхольм (Осмуссар). Беринг приказал командиру сниматься с камней самостоятельно и, опасаясь русских, с оставшимися кораблями начал отход на запад. Противник не успел что-либо предпринять для спасения своего корабля — появились крейсера «Богатырь» и «Паллада», сопровождаемые эсминцами. Несколько залпов вынудили командира «Магдебурга» фрегаттен-капитана Набенихта покинуть корабль[45]. Успех русского флота мог быть и большим, если бы командир крейсера. «Адмирал Макаров» действовал более решительно. Его промедление позволило уйти второму германскому крейсеру «Аугсбург». «Этому ля я вас учил?» — будто бы сказал Эссен капитану 1 ранга Степанову. И командир «Адмирала Макарова» стал командовать госпитальным судном…

Потеряв один из двух своих лучших крейсеров, гросс-адмирал Генрих Прусский отказывается от активных действий. Линейный же флот германцев — основная ударная сила для возможного прорыва в Финский залив — продолжает находиться в Северном море. Только сейчас в Петербурге, именуемом с 18 августа Петроградом, начинают понимать, что довоенный план Эссена, предусматривавший активные минные постановки у берегов Германии с началом войны, был вполне осуществим. Прекрасно знает это и Эссен. Горькое торжество… Не дожидаясь новых директив из МГШ и от морского министра, он издает 4 сентября 1914 года приказ, знаменующий новый этап в боевых действиях и развертывании сил Балтийского флота. Из Ревеля в Моонзунд перебазируется 1-я Минная дивизия, из Лапвика и Гельсингфорса в Або-Оландский (Або-Аландский) архипелаг — 2-я Минная дивизия. Одна из двух бригад крейсеров, дежурная, стоит отныне в Лапвике — бухте к западу от полуострова Ганга, готовая выйти для поддержки своего дозора. Теперь операционная зона русского флота расширена фактически до меридиана мыса Дагерорт, а из Моонзунда, Рижского залива и Або-Оландских шхер германскому флоту угрожают фланговые удары эсминцев и миноносцев. Все это позволяет не только укрепить оборону, но и дает возможность развернуть активные действия.

Еще до этого приказа Эссена, 1 сентября, отряд из четырех крейсеров и эсминца «Новик» (на крейсере «Рюрик» находился командующий флотом) совершил набег на дозорные крейсера противника. Но враг, пользуясь преимуществом в скорости, уклонился от боя. Опасаясь дальнейшей активизации боевых действий русского флота, Адмирал-штаб решил провести демонстрацию большими силами. По Кильскому каналу из Северного моря в Балтийское 4 сентября перебрасывается 4-я эскадра линкоров-додредноутов — семь кораблей типа «Виттельсбах», новейший линейный крейсер «Блюхер», пять легких крейсеров и флотилия эсминцев. Таким образом, решение Эссена перейти к активным действиям совпало с появлением в Балтике превосходящих сил немцев; русский флот уступал им в полтора-два раза.

В ночь на 8 сентября колокола громкого боя подняли команду «Андрея Первозванного» по боевой тревоге. Собрав старших специалистов на ходовом мостике, командир объявил, что, по данным разведки, крупные силы германцев вошли в Балтийское море. Вчера, 6 сентября, у входа в Финский залив обнаружены крейсер «Аугсбург» и миноносец, а в районе маяка Бенгтшер — отряд, в котором два линкора. Основные же силы противника — еще несколько линкоров — находятся у маяка Сарычев (у западного берега острова Эзель). Адмирал Эссен решил выйти в море эскадрой и дать бой противнику. «Лев Михайлович, — сказал Зеленой старшему артиллеристу, — готовьте свою часть к сражению. Успех в нем, понятно, зависит от вас, от ваших подчиненных…»

8 сентября на рассвете русская эскадра вышла в море. Впереди бригады линкоров, охраняемых эсминцами, развернулась завеса из крейсеров. Все дальше к югу шли корабли, но море было пустынным. «Где же немцы, что они задумали? — задавал себе вопрос Галлер. — Хотят выманить наши корабли в море и уничтожить превосходящими силами?» Еще и еще раз поднимался он на дальномерный мостик, матрос уступал ему место, и Галлер приникал к окулярам дальномера, всматривался вдаль, искал хотя бы легкий след дыма на горизонте, но ничего не находил. Корабли противника отошли к югу. Может быть, несмотря на значительный перевес в силах, командующий 4-й эскадрой все же не хотел рисковать и не вступал в бой с флотом русских?

Поиск противника в северной части Балтики ничего не дал, и с флагманского корабля — броненосного крейсера «Рюрик» был передан сигнал о повороте на обратный курс. Корабли вернулись в свои базы.

Но прошло около двух недель, и снова в Балтике появились линкоры противника. На этот раз близ Либавы были выявлены даже две эскадры — та же 4-я и еще 5-я, из семи линкоров типа «Кайзер Вильгельм II». Превосходство германцев было настолько подавляющим, что Эссен отказался от выхода в открытое море. Он привел в готовность к сражению на Центральной минно-артиллерийской позиции все наличные силы.

В последние дни сентября Галлер писал отцу в Петроград: «Дорогой отец! Несколько дней тому назад я думал, что наконец-то мои башни дадут залпы по врагу. Мы думали, что германские линкоры войдут в залив (Финский. — С.З.). Должен сказать, что силы германцев в случае сражения намного бы превосходили наши. Трудно сказать, каков был бы исход боя. Наш адмирал (вероятно, Эссен. — С. З.) готовил нас к встрече с сильнейшим противником задолго до начала военных действий. Однако, как ты можешь судить по газетам, сражения не произошло. Эскадры Флота открытого моря ушли в Вильгельмсгафен. И я могу сказать „спасибо“ Провидению, благодаря благосклонности коего пишу эти строки…»

Германские эскадры спешно вернулись в Северное море. Приказ о срочном возвращении дал Адмирал-штаб, получив сведения, что в проливе Большой Бельт появился британский флот. Сведения оказались ложными, но Флот открытого моря в 1914 году более не направлял свои эскадры в Балтику.

Пришла зима, западная часть Финского залива покрылась плавающим льдом, в бухтах лед стал. Конечно, с помощью ледоколов линкоры, стоявшие во льду Свеаборгского рейда, выйти могли. Но и бригада старых линкоров, именовавшаяся теперь 2-й, и 1-я бригада, в которой стало четыре дредноута, в море не выходили; Ставка по-прежнему сохранила запрет на их действия за пределами Финского залива. «Неужели до мая, на всю зиму, мы обречены на стоянку?» — говорили в кают-компании «Андрея Первозванного» офицеры. Командир разводил руками — кто знает? И вот уже кое-кто из нетерпеливых юных мичманов подает рапорты с просьбой о переводе на крейсера или в 1-ю Минную дивизию. Старший лейтенант Галлер не спешил — есть все же надежда, что весной, как сойдет лед, обе бригады линкоров вступят в бой с врагом. Впрочем, и ему как-то стыдно своего комфорта и безопасности: брат Вернер, подпоручик-артиллерист, на фронте — мерзнет со своей батареей в Польше, где-то у Осовца. Да и крейсера, включенные в отряд особого назначения, в январе продолжают дерзкие боевые походы в Южную Балтику, ставят минные заграждения к востоку от Борнхольма и даже у острова Рюген. 25 января 1915 года здесь подорвутся на минах германские крейсера «Аугсбург» и «Газелле»…

В феврале Галлер пишет сестрам в Петроград: «…сожалею, что не удалось побывать дома на Рождество. Очень хотелось увидеть маму, отца, вас. Надеюсь, однако, приехать на несколько дней в Петроград в марте, ибо есть в том необходимость по судовым делам…Горжусь вашими добрыми делами, вашей работой милосердными сестрами в госпитале…Признаюсь, мне совестно обедать в кают-компании на накрахмаленной скатерти, спать в теплой каюте, когда наш Вернер каждый день подвергается опасности и испытывает все муки армейской фронтовой жизни. Да и вы дежурите у постели раненых воинов… Но что поделаешь? Такова особенность судовой военной службы. Все мы — и офицеры, и команда целы и невредимы, пока Господь нам благоволит. Все же, если род моей службы не переменится, летом буду просить о переводе на суда, которых от моего „Андрея“ отличает лишь одно: меньше стоят на якоре, больше находятся в деле…»