— Этого достаточно, — сказал Сашенька, проигнорировав иронию Мацуды. — Я буду его искать. Теперь я знаю, что он военный. Раньше я просто догадывался.

— Хорошо. Вы получите деньги, вы получите все необходимое и, кстати, отличного помощника. Я пошлю с вами одного из самых полезных своих сотрудников. И если по таким данным вы найдете человека с «паутинкой» — кстати, тогда уж назовем его Пауком, а? — так вот, если вы найдете Паука, то можете считать, что вы на службе. У меня вы будете получать вдвое больше, чем на прежнем месте.

Сашенька, не прощаясь, встал, кивнул в знак понимания и, так и не сказав больше ни слова, вышел. Мацуда проводил его взглядом, потом посмотрел на свой пульт и увидел, что на нем белеет неизвестно откуда взявшаяся карточка с адресом Сашеньки. Это, видимо, можно было считать официальным заявлением в отдел кадров. Мацуда покачал головой, спрятал карточку в карман и вызвал Лизу.

— Дорогая моя, — сказал он, — у меня к тебе два небольших поручения. Во-первых, срочно поговори со своим старым приятелем из управления кадров. Мне все еще нужен пилот. Очень нужен. И, во-вторых, не хочешь ли для разнообразия прокатиться на Бэту?

Обещаю хороший отдых… в веселой светской компании.

И Мацуда, не дожидаясь ответа, прощально улыбнулся Лизе.

Операция длилась восемнадцать часов. Сменились три бригады хирургов, но доктора Похья не поменяли ни разу. Пока хирурги по клочкам сшивали тело, принадлежавшее молодому парню из Космофлота, врезавшемуся в альбетонные ограничители при взлете, он занимался микрореконструкцией поврежденных участков мозга. Лишь он один из всех нейрофизиологов Системы способен был выдержать у операционного стола столько времени без передышки. У других пальцы начинали дрожать часа через четыре. Считалось, что Похья — редкостный феномен. На самом же деле ему помогала специальная подготовка, которую инспектор ЮПЕСКО М. Б. Похья много циклов назад прошел в Галактическом Центре. Но и его силы не были бесконечными, и сейчас в эр-такси, направляясь в свой загородный дом, Похья чувствовал себя так, будто это он врезался в ограничитель…

«Кой черт занес меня на эту галеру? — думал он. — Пещерная медицина, пещерные нравы… Эта вторая бригада штопает людей как попало, удивительно, что не путает ноги с руками. И все это громко называется — реконструктивная хирургия! Быть парню инвалидом до конца дней. Когда же они додумаются, что биологические объекты надо лечит биологическими же методами? Да никогда. Что ты хочешь, ты же сам выбрал изолированную цивилизацию, тупик! Вот и любуйся им…»

Медицина была второй специальностью доктора М. Б. Похья. В далекой сказочной жизни на Марсе-Н он был начинающим цивитологом, специалистом по развитию цивилизации. Первые его статьи, посвященные самоизоляции человеческих обществ, остались незамеченными. Да и что он мог сказать нового, используя чужие материалы? Но доктор М. Б. Похья был самолюбив. Он выбрал малоизученную и перспективную в научном плане Систему на окраине населенной части Галактики, отправился туда в качестве инспектора ЮПЕСКО — Организации Объединенных Планет по вопросам образования, науки и культуры, — провел там полтора десятка местных циклов или около десяти галактических лет. Теперь он стал крупнейшим и авторитетнейшим специалистом по данной цивилизации. Но для солидных выводов, он понимал это, необходимо было изучить столь же глубоко еще по крайней мере десяток цивилизаций того же типа! А жизнь человеческая коротка. Сто пятьдесят галактических — или староземных — лет, ну, максимум сто семьдесят. Сегодня доктору исполнилось сорок семь. Нет, жизнь не удалась…

Хуже всего было одиночество. Говорят, что раньше, в эпоху працивилизации, были специальные группы людей, которых засылали в чужую среду для сбора информации. А в этой Системе Марк Богданович Похья был один.

Эр-такси пошло на снижение. Ведущий нейрофизиолог Системы, начальник лучшего отделения Центрального федерального госпиталя М. Б. Похья (индекс лояльности 0,95) расплатился и не торопясь пошел по дорожке, выложенной октаэдрами альбетона, к своему дому.

Если доктор Похья страдал от одиночества, то майор Жан-Виль, заместитель начальника управления кадров Космофлота, мог только мечтать о нем. Он был женат и, по мнению своих знакомых, удачно. Мягкий, нерешительный Жан-Виль, как это часто случается, выбрал в спутницы жизни женщину властную и добропорядочную. Злые языки, впрочем, поговаривали, что выбрала его жена, но тут они ошибались. Жена, как и все женщины, предпочла бы кого-то более мужественного. А Жан-Вилю льстило то уважение, с которым к его невесте относились все окружающие. К сожалению, он быстро убедился, что и его единственным чувством по отношению к жене было то же самое уважение, которое стало столь глубоким и всеобъемлющим, что всем прочим чувствам просто негде было поместиться.

Сегодня майору не везло с самого утра. Сначала он получил суровый нагоняй от жены, а днем еще один, хотя гораздо более мягкий, от начальства. Штабной компьютер опять перепутал индекс, и десяток офицеров теперь будут получать уменьшенные пенсии. Жан-Виль должен был или собственноручно проверить все заново — на это у него ушло бы дня три-четыре, — или попросту подобрать задним числом основания для уменьшенных пенсий. Без особых колебаний он выбрал второй вариант.

Сидя в полуосвещенном автокафе и тоскливо вглядываясь в уличную суету за окном, Жан-Виль потягивал дешевый чемергес. Ему хотелось бросить все, уйти из унылого кафе, найти друга или, еще лучше, подругу, забыть об остальном — о бессмысленной работе, о вечной нехватке денег, о семье. В молодости майор любил помечтать о славе или богатстве, почувствовать себя сильным и уверенным… Но годы эти ушли, оставив лишь глухую тоску. Богатое наследство или выигрыш в тотализаторе так ему и не достались, с возрастом и чинами не стал он ни смелее, ни свободнее. Даже жалованье, теперь уже вполне приличное, полностью контролировалось не в меру хозяйственной женой.

Жан-Виль со вздохом отвернулся от окна и взял с пластикового лепестка бутерброд с искусственной ветчиной. Ветчина, как и следовало ожидать, была безвкусной, кофе остывшим и к тому же — заметно горчил, от дрянного чемергеса начиналась изжога… Майор чувствовал растущую в нем беспредметную злость и время от времени смотрел по сторонам, словно выбирая, на ком сорвать ее.

Лиза уже несколько минут следила за тоскующим Жан-Вилем. За то недолгое, в общем-то, время, которое минуло с их первой встречи, он заметно постарел, осунулся. Лиза удовлетворенно усмехнулась. Кажется, никаких сложностей в разговоре не будет.

Вдруг Жан-Виль наткнулся на ее насмешливый и дерзкий взгляд. В первое мгновение майор не узнал Лизу, хотя лицо показалось ему смутно знакомым. Но тут Лиза махнула рукой, вскидывая ее по-мужски уверенно, и по этому жесту Жан-Виль сразу же вспомнил ее. Некоторое время тому назад он согласился на уговоры старого приятеля, засидевшегося в очередном звании, и за пару тысяч динаров самовольно ввел в компьютер представление на него. Никто ничего не заметил, и расхрабрившийся майор повторил эту операцию еще два раза. У него появились свободные деньги, о которых не нужно было докладывать Марте, а с деньгами и повышенное самоуважение. Вот тут-то и встретилась ему незнакомка в прозрачной блузке, которая, как бы заигрывая, подсела к его столу в ресторане, со здоровым аппетитом поужинала, а в конце вечера, когда захмелевший Жан-Виль предпринял решительные действия, вдруг расхохоталась ему в лицо и спросила, из каких средств он угощал ее — уж не из тех ли, что вручил ему новоиспеченный майор Н…

Жан-Виль был неглуп; он понимал, что подобная информация может попасть только к тем, кто специально ею интересуется. Он ждал продолжения разговора, однако, к его немалому изумлению, продолжения не последовало. Целый цикл Жан-Виля бросало то в жар то в холод при виде всякого нового лица в коридорах управления. В каждом встречном бедный майор готов был видеть федеркомовца либо полицейского. Но ничего не происходило, постепенно он успокоился, и о пережитых треволнениях напоминала разве что изжога. В последнее время он даже подумал, что слишком поторопился стать праведником.