Она сидела и с любопытством смотрела в окно: ей очень хотелось увидеть что-нибудь на дороге, по которой ее везли в это странное место, о каком ей говорила миссис Медлок. Она не была робкой от природы и теперь не особенно пугалась… но мало ли что может случиться в доме с сотней комнат, которые почти все заперты, в доме, стоящем на краю степи?

– Что такое степь? – внезапно спросила она миссис Медлок.

– А ты выгляни в окно минут через десять и тогда увидишь, – ответила та. – Нам еще придется проехать пять миль, прежде чем мы доберемся до дома. Много теперь не увидишь, потому что ночь темная, но что-нибудь все-таки можно разглядеть.

Мери не задавала больше никаких вопросов, а сидела и ждала в своем темном углу, устремив глаза на окно. Фонари кареты бросали лучи света на небольшое расстояние вперед… и перед Мери мелькали виды дороги. Когда они выехали со станции, то проехали крохотную деревеньку, и Мери видела выбеленные коттеджи и фонари таверны.

Потом они проехали мимо церкви и дома священника, проехали мимо освещенного окна лавки, где были выставлены для продажи игрушки, сласти и еще кое-какие товары, и наконец выехали на проезжую дорогу, где Мери видела только деревья и изгороди. После этого очень долгое время ничего другого не было видно.

Наконец лошади пошли медленнее, точно подымаясь в гору, и скоро исчезли даже деревья и изгороди. Мери ничего не могла видеть, так как вокруг была непроницаемая тьма. Она наклонилась вперед и прижалась лицом к окну, как вдруг карету сильно тряхнуло.

– Вот теперь мы в степи, – сказала миссис Медлок. Фонари кареты бросали желтый свет на неровную дорогу, которая, казалось, пролегала между кустов и низких растений, уходивших куда-то в необъятное темное пространство, окружавшее их со всех сторон. Подымался ветер, в диком вое которого слышались странные низкие шелестящие звуки.

– Это… это ведь не море? – сказала Мери, обернувшись и глядя на свою спутницу.

– Нет, не море, – ответила миссис Медлок, – и это не поля и не горы, а просто целые мили дикой земли, на которой ничего не растет, кроме вереска, дрока и терновника, и где водятся только дикие пони да овцы.

– А мне кажется, что это было бы похоже на море, если б здесь была вода, – сказала Мери. – Вот теперь это шумит, точно море.

– Это ветер воет в кустах, – сказала миссис Медлок. – По-моему, это дикое, пустынное место, хотя оно многим нравится, особенно когда цветет вереск.

Они все ехали вперед в глубокой тьме; дождь перестал, но ветер продолжал завывать так же странно, как прежде. Дорога шла то в гору, то под гору, и несколько раз карета проезжала по небольшим мостикам, под которыми быстро и шумно текла вода.

Мери казалось, что этому путешествию не будет конца; широкая угрюмая степь представлялась ей широким простором темного океана, через который она проезжала по узкой полоске земли.

– Мне это не нравится, – сказала она самой себе. – Мне это не нравится. – И она еще крепче стиснула свои тонкие губы.

Лошади подымались в гору, когда Мери впервые заметила свет вдали. Заметила его и миссис Медлок и протяжно, с облегчением вздохнула.

– Я так рада видеть, что там мерцает огонек! – воскликнула она. – Это свет в окне сторожки. Мы во всяком случае получим по чашке чаю, только подожди чуточку.

Пришлось действительно подождать «чуточку», как она выразилась, потому что когда карета уже въехала за ограду парка, им оставалось еще проехать около двух миль по аллее; ветви деревьев почти сходились над головой, и приходилось ехать точно под длинным темным сводом.

Из-под этого свода они выехали на лужайку и остановились пред очень длинным, но низким домом, построенным вокруг вымощенного камнем двора. Мери сначала показалось, что в окнах вовсе не было света; но, выйдя из кареты, она увидела, что в одной комнате в углу верхнего этажа виднелся тусклый свет.

Входная дверь была громадная, сделанная из массивных дубовых досок странной формы, с большими железными гвоздями и скрепленная широкими полосами железа. Она вела в громадную переднюю, которая была очень тускло освещена, и лица портретов на стенах и фигуры в старинных доспехах произвели на Мери такое впечатление, что ей не хотелось смотреть на них.

Когда она стояла в этой комнате с каменным полом, то казалась такой маленькой странной черной фигуркой и чувствовала себя тоже какой-то маленькой странной и заброшенной.

Около слуги, отворившего им дверь, стоял еще какой-то чопорный старик.

– Вы должны отвести девочку в ее комнату, – сказал он хриплым голосом. – Он не хочет ее видеть. Он утром уезжает в Лондон.

– Очень хорошо, мистер Пичер, – ответила миссис Медлок, – если я только знаю, что от меня требуется, то я уж сумею все устроить.

– От вас вот что требуется, миссис Медлок, – сказал мистер Пичер, – чтобы вы постарались не беспокоить его и чтобы он не видел того, чего не желает видеть.

После этого Мери Леннокс повели вверх по широкой лестнице, потом по длинному коридору, опять вверх по небольшой лестнице, еще по одному коридору и еще по одному; потом в стене отворилась дверь, и Мери очутилась в комнате, где топился камин и на столе был приготовлен ужин.

– Ну, теперь конец, – бесцеремонно сказала миссис Медлок, – эта и соседняя комната отведены тебе; тут ты и должна сидеть. Не забывай этого!

Таким образом Мери попала в Миссельтуэйт-Мэнор.

Утром Мери открыла глаза только потому, что в комнату вошла молоденькая служанка, чтобы затопить камин. Она стояла на коленях возле камина, с шумом выгребая из него золу, и Мери лежала и смотрела на нее несколько секунд, потом стала осматривать комнату. Она никогда не видела такой комнаты, которая показалась ей очень странной и мрачной. Стены были покрыты ткаными обоями, на которых был изображен лесной вид. Там были фантастически разодетые люди под деревьями, а в отдалении виднелись башни замка. Там были охотники, дамы, собаки, лошади, и Мери казалось, что она сама тоже в лесу вместе с ними. Из глубокого окна она могла видеть обширное отлогое пространство земли, на котором вовсе не было деревьев и которое очень походило на безграничное тускло-пурпурное море.

– Что это такое? – спросила она, показывая пальцем в окно.

Молоденькая служанка, Марта, которая только что поднялась на ноги, посмотрела в окно и тоже указала пальцем.

– Вон там? – спросила она.

– Да.

– Это степь, – сказала она с широкой, добродушной улыбкой. – Она тебе не нравится?

– Нет, – ответила Мери, – я ее ненавижу.

– Это потому, что ты к ней не привыкла, – сказала Марта, идя назад к камину. – Ты думаешь, что она слишком большая и голая? Но она тебе понравится.

– А тебе нравится? – спросила Мери.

– Конечно, – весело ответила Марта, вытирая каминную решетку. – Я люблю степь. Она вовсе не голая. Весной там чудесно, когда цветет вереск и дрок; тогда там пахнет медом и столько простору и воздуху, небо кажется таким высоким-высоким! А пчелы и жаворонки поют и жужжат, и шум такой приятный. О, я бы ни за что не покинула степь!

Мери слушала ее с серьезным, озадаченным выражением лица. Туземные слуги, к которым она привыкла в Индии, были вовсе не такие, как Марта. Они всегда были раболепны и подобострастны и не смели говорить со своими господами так, как равные им. Они делали «салаам», называли их «покровителями бедных» и тому подобными именами. Индийского слугу не просили сделать то или другое, ему приказывали. Там не было обычая говорить слуге «пожалуйста» и «благодарю», и Мери всегда давала пощечины своей айэ, когда была сердита. Она невольно подумала о том, что сделала бы Марта, если бы она вздумала дать ей пощечину.

Марта была полная, румяная, добродушная на вид девушка, но в ее манерах было что-то решительное и смелое, и Мери подумала, что она, пожалуй, ответила бы тоже пощечиной, особенно если ее ударила бы маленькая девочка.

– Ты странная служанка, – довольно высокомерно проговорила Мери с подушек.