– Во-первых, будем надеяться, что завтра он с честью потерпит поражение в поединке. – Рюдигер вздохнул. – Он будет сражаться дважды, но не с Роландом и не со мной – пока в турнире принимают участие так много рыцарей, жребий нас вряд ли сведет. А я и Роланд завтра утром будем сражаться с какими-то рыцарями, это уже решено.
Авраам хотел что-то сказать, но Рюдигер покачал головой:
– Нет-нет, даже не надейся, Роланд не уступит Архибальду из Кента, тот лучше обращается с лютней, чем с мечом. И я думаю, что тоже смогу одержать верх над своим соперником. Впрочем, мы будем сражаться в двух последних поединках второго тура, поэтому нас не выпустят в начале следующего этапа. По крайней мере, завтра во время первой битвы Дитмар будет в безопасности, а скорее всего, и во время второй. Однако с каждым туром сражающихся рыцарей будет все меньше… и Дитмар… ну, его окрыляет дочь Роланда. И к тому же еще этот приз, полученный сегодня… Юноша, без сомнения, будет лезть из кожи вон. И он неплох для своих лет!
Дитмар очень рано покинул праздничный ужин, устроенный королем, впрочем, за столом Фридриха ІІ пировали не бесконечно. Король не отрекался от мирских утех, но придерживался добродетели умеренности. Представителя династии Штауфенов можно было назвать примерным рыцарем во всех отношениях, начиная с владения мечом и заканчивая служением дамам. Он отличался щедростью, любезностью и мудростью, и вскоре Дитмар уже восхищался им. Принц представил юных рыцарей королю, и Фридрих сказал им несколько приветливых слов. Дитмар едва не поведал этому понимающему правителю о своих невзгодах, но вовремя сдержался. Ни его зарождающаяся любовь к Софии, ни раздоры по поводу наследства не могли стать темой разговора за этим столом, но, возможно… После парочки кубков вина Дитмар уже серьезно обдумывал, не обратиться ли ему к королю по вопросу Лауэнштайна, как только подвернется возможность. Осушив третий кубок, когда после пира столы сдвигали в стороны, а шуты и певцы развлекали общество, он уже грезил о том, что когда-то трубадуры будут слагать песни о величайшей любви двух наследников Лауэнштайна.
После четвертого кубка он уже сам сочинял стихи… и понял, что следует отставить в сторону пятый кубок, если на следующий день он хочет сражаться с честью ради своей дамы. Да и вообще, было бы неплохо подышать свежим воздухом…
Когда принц уже отправился в свои покои, Дитмар побрел по улицам ночного города, где благодаря щедрости короля еще кипела жизнь. Ночь была ледяной, и люди грелись с помощью пива и вина, льющихся рекой, и еды, предлагаемой в трактирах.
Дитмар не был голоден, – по крайней мере, ему не хотелось чего-то съедобного. Но он мучительно жаждал еще раз увидеть Софию, услышать ее голос… почувствовать аромат розовой воды и сандалового дерева…
Разумеется, найти девушку в ночном Майнце было невозможно. В городе было не меньше пятнадцати тысяч жителей, не считая многочисленных гостей, съехавшихся на коронацию. Но, с другой стороны, ему могли помочь шлемы. Рыцарь старался обозначить свое место расположения либо выставляя перед палаткой свой щит и нашлемник, либо же вывешивая знамя и герб на окне постоялого двора. Поэтому Дитмару нужно было всего лишь отыскать герб рода Орнемюнде – вот когда он пожалел, что не запомнил, как тот выглядит. Вроде там был медведь… Но что-то подобное отыскать можно! Воодушевленный юный рыцарь бродил по улицам и вглядывался в окна постоялых дворов. Уже у третьего трактира ему улыбнулась удача – щит с двумя медведями, сражающимися между собой… Дитмар стал под окном и прокричал:
– София!
В ответ он услышал пьяный смех.
– Дружище, здесь тебе не бордель! Но если ты найдешь девочку, заходите к нам выпить!
Это были развеселые пирующие юные рыцари. Дитмар сдержался, чтобы не вызвать их на поединок за оскорбление имени девушки. Похоже, он был пьян как раз настолько, чтобы набраться смелости и совершить задуманное, но не настолько, чтобы разъяриться и ввязаться в драку.
К сожалению, второй медведь также оказался неудачным для Дитмара. На гербе было изображено животное, вырывающее дерево, и сначала юноша воспрянул духом, поскольку в окне постоялого двора уже не горел свет. Отец Софии наверняка все еще где-то кутил – Дитмар ни за что не решился бы отправиться на поиски девушки, если бы предполагал, что она находится под присмотром отца. И таким образом он нарушил бы свое обещание. Дитмар уныло вспомнил об этом обещании. Возможно, все же было бы лучше сразу вызвать Роланда на поединок. Возможно, за руку прекрасной Софии…
Размышления о героическом поединке были прерваны свирепым криком сверху. Дитмару едва удалось уклониться от содержимого ночного горшка, опустошенного на него.
– Проваливай отсюда, трубадур! – проревел звучный голос. – Тебе недостаточно было отколотить меня на арене? Проклятые французы!
Дитмар невольно улыбнулся. Судя по всему, этот рыцарь проиграл поединок одному из великих любовников родом из Прованса или Лангедока.
Дитмар уже готов был сдаться, когда наконец заметил герб с медведем, привязанным золотой цепью. Это было именно то, что нужно, теперь он вспомнил! Да и цвета были подходящими – синий и серебристый. Дитмар заглянул в конюшню постоялого двора. Нет, вороного коня здесь не было, значит, и рыцарь отсутствовал. С колотящимся сердцем юноша расположился под одним из окон и тихо позвал Софию. Он уже приготовился отскочить в сторону, чтобы спастись от зловоний, но вместо ругающегося рыцаря в окне показалась светловолосая головка девушки. София сдвинула в сторону грубое полотно, которое должно было защищать постояльцев от холода.
– Кто там? Господин… господин Дитмар?
Голос Софии звучал приветливо, но в нем улавливалась недоверчивость. Ее лицо не было скрыто под покрывалом, на него падал лунный свет, который освещал эту безоблачную ледяную ночь. Дитмару так хотелось прикоснуться к лицу девушки, ощутить нежность ее кожи, шелковистой и теплой…
– София!
Девушка приложила палец к губам.
– Тише, не говорите так громко, вы… вы разбудите мою мать…
На самом деле этого можно было не опасаться. Лютгарт Орнемюнде, напившись, давно спала беспробудным сном, и даже раскаты грома не могли бы ее разбудить. Но София не знала, что еще сказать. Что должна говорить дама в такие моменты? София часто представляла себе рыцаря, который играет на лютне под ее окном.
– София…
Однако, похоже, этот рыцарь мог только повторять ее имя, причем он снова смотрел на нее с благоговением. Его глаза светились любовью и обожанием. Он был красивым и видным юношей и выглядел представительно в шерстяном плаще поверх праздничной туники. София вспомнила, что он завоевал приз. Королева дразнила своих придворных дам, им наверняка не терпелось наградить его поцелуем. Если же он будет и дальше отличаться, какой-то девушке действительно могут поручить сделать это… А сейчас он протягивал руку к Софии, словно хотел помочь ей спуститься к нему. Разумеется, для этого окно располагалось слишком высоко. Да и вообще…
– Разве… разве вы не хотите спеть? – спросила София.
Озадаченный Дитмар с мукой на лице поднял на нее глаза.
– Госпожа, я… я не умею петь, – признался он.
Ей показалось, что при этом он покраснел, но свет луны не позволял это видеть. Однако она могла прочесть муку на его лице.
– Я… я учился играть на лютне, но… но это… не… Так я не выразил бы свою любовь к вам…
София невольно рассмеялась. В обществе юного рыцаря она чувствовала себя легко и непринужденно. Дитмар Орнемюнде внушал уважение, когда, свирепо взирая на противника, опускал забрало, а затем скакал по арене на боевом коне. Но здесь и сейчас он был таким же застенчивым и смущенным, как и она. И он явно в первый раз стоял под окном девушки. Он не был трубадуром, который постоянно так делал…
– Мне придется осудить вас за подобное высказывание, господин рыцарь! – произнесла София голосом строгой дамы сердца. – Разве ворону не радует пение ворона, даже если его карканье кажется нам безобразным? Не звучание голоса чарует даму сердца, а похвала высокой любви, которую рыцарь воспевает и таким образом восхищается ее красотой.