Мы действительно воздали ему должное – причем настолько, что даже утром, в Стопгоп Грэндж, я испытывал некоторые затруднения, пытаясь объяснить миссис Д’Оддз, почему я, отходя ко сну, повесил ботинки на плечики, а костюм уложил в стойку для обуви. Боюсь, мне так и не удалось придумать правдоподобного объяснения. Но, воодушевленный разговором с Джеком Брокетом, я уже на следующий день, превозмогая остатки воздействия Spiritus vini, внимательно обследовал усадьбу, размышляя, где лучше поселить призрака, когда он наконец будет доставлен. Извилистые потемки средневековых коридоров и старинные комнаты с низкими сводами предоставляли для этого массу соблазнительных возможностей, но, всесторонне обдумав вопрос, я тем не менее выбрал банкетный зал.
У него тоже по-средневековому низкие своды, однако это все-таки обширное помещение. Кроме упоминавшихся ранее портретов, стены его украшены дорогими гобеленами, семейными реликвиями и рыцарским оружием, а расставленные повсюду доспехи так приятно мерцают зловещим светом, когда на их полированной поверхности отражаются языки огня, горящего в огромном камине! Да и ветер, прорываясь в щель под дверью, со зловещим шелестом колышет занавеси, придавая всему убранству неповторимые черты феодального уюта…
С одной стороны в зале расположено возвышение, там в славные рыцарские времена помещалась «господская» часть длинного стола – для хозяина замка и его благородных гостей. Ближе ко входу, где ранее устраивала свои простецкие пирушки челядь, слуги и прочие вассалы, уровень пола понижается. Миссис Д’Оддз собиралась постелить тут ковры – но я настоял, чтобы пол был укрыт только камышом, как повелось в древнюю славную эпоху, и продолжаю следить за этим. В моем родовом банкетном зале ничто не будет напоминать о девятнадцатом столетии! Ну, разве кроме столового серебра – набора солидных, массивных предметов, – но и они, пусть даже новые, были украшены мастерски реконструированным гербом Д’Оддзов. А уж тот факт, что это серебро располагалось на по-настоящему старинном столе рыцарских времен, окончательно приобщал его к веку феодализма. Так что, наверное, призраку здесь будет удобнее, чем где бы то ни было.
А теперь мне оставалось только ждать – и надеяться на деловые качества Джека…
Письмо от него пришло через несколько дней. Оно не извещало об уже достигнутом успехе, но при всем своем неряшливом виде (карандашные строки на обрывке старой афиши со следами жевательного табака) было, по крайней мере, обнадеживающим: «Напал на след. Сразу предупреждаю: от профессиональных медиумов толку оказалось мало, – но вчера в пабе я встретился с одним человечком, который вроде бы берется выполнить ваш заказ. Некто Абрахамс. Говорит, уже пару раз приходилось заниматься такой работой. Если вы не против, дам ему адрес – и он прибудет завтра же вечером. Д. Брокет».
Кроме этого, в письме было несколько строк, содержавших намеки, что, мол, недурно бы выписать чек.
Вряд ли нужно уточнять, что я был мало сказать «не против» (в смысле – чтобы дать Абрахамсу адрес), но и ждал его прибытия с наипревеличайшим нетерпением. При всей вере в сверхъестественное мне трудно было допустить, что кто-либо из смертных мог иметь с обитателями иного мира деловые контакты, переселять их, обменивать на пригоршню земного золота… Однако письмо Джека – подтверждение тому, что такая торговля возможна. И вот вскоре ко мне прибудет некий джентльмен с библейской фамилией и подкрепит эту информацию твердыми доказательствами. Призрак Джоррока, этот заурядный выходец из восемнадцатого столетия в доме восемнадцатого столетия – какая пошлость! О, сколь ничтожен покажется он по сравнению с моим роскошным обитателем средневековых апартаментов…
Рассуждая так, я двинулся в обход своих владений – подобные обходы я совершаю ежевечерне – и вдруг… увидел своего призрака! Во всяком случае, так мне сначала показалось. Некая темная фигура стояла по ту сторону залитого водой рва, как раз напротив подъемного моста и опускной решетки – и пристально все это рассматривала. Но по тому, как вздрогнул этот незнакомец, обнаружив, что я за ним наблюдаю, и как поспешно он удалился, я понял: передо мной человек из плоти и крови. Скорее всего, это был ухажер какой-то из работающих в моем замке служанок, грустно замерший перед искусственным Геллеспонтом, отделившим его от предмета ухаживания. Но кем бы этот человек ни был – он больше не возвращался. Я, признаться, даже караулил какое-то время, рассчитывая застать его за нарушением границ моих владений.
Джек Брокет оказался хозяином своего слова. На следующий день, едва лишь Стопгоп Грэндж покрыла первая тень вечерних сумерек, внизу прозвенел звонок, возвещающий о прибытии мистера Абрахамса. Я поспешил ко входу, уже почти готовый увидеть широкий ассортимент призраков, теснящихся за спиной продавца. К сожалению, ничего подобного моим глазам не открылось, да и сам призракоторговец выглядел как-то непривычно для своей профессии – ни мертвенной бледности, ни трагического взгляда глубоко запавших глаз… Наоборот, передо мной стоял этакий живчик, плотный невысокий крепыш, глаза его посверкивали очень даже бодро, а к лицу словно бы приклеилась жизнерадостная улыбка. Пожалуй, даже чересчур жизнерадостная. Что до прибывшего с ним багажа, то он состоял из одной лишь кожаной сумки, небольшой, но снабженной множеством застежек и даже завязок. Когда мистер Абрахамс поставил ее на каменные плиты пола, изнутри донесся металлический лязг.
– Таки как поживаете, сэ-э’г? – спросил продавец призраков, с чувством пожав мне руку и потрясая ее, словно терьер, схвативший крысу. – А миссус ваша, то есть хозяюшка, как она таки поживает? А все ваши домашние, как они – не хво’гают?
Я заверил его, что все мы, как и следовало ожидать, в добром здравии, но тут мистер Абрахамс углядел в глубине прихожей миссис Д’Оддз и устремился к ней, на ходу повторяя вопросы о ее здоровье. Он был так многоречив и столь уморительно серьезен, что мне на миг даже показалось – наш гость вот-вот начнет измерять моей супруге пульс, а потом еще и язык попросит высунуть. При этом маленькие подвижные глазки торговца так и бегали по сторонам, осматривая убранство прихожей от пола и до потолка.
Наконец мистер Абрахамс окончательно убедился, что никто из нас не страдает опасной для жизни болезнью – и мне все-таки удалось увлечь его с собой наверх, на второй этаж, где был приготовлен ужин. Продавец призраков с удовольствием отдал должное трапезе, но даже при этом не расставался со своей загадочной сумкой. Наконец последняя перемена блюд была подана, слуги удалились, а чуть позже за ними отправилась и миссис Д’Оддз, оставив нас наедине, – и только тогда зашел разговор на интересующую меня тему.
– Я таки п’гедполагаю, – мистер Абрахамс закурил дешевую сигаретку, – что вам, сэ-э’г, нужна моя помощь в… в заселении этого жилища?
Я признал правильность его предположения. Торговец удовлетворенно кивнул. Его хитрые маленькие глазки тем временем цепко осматривали гостиную, как раньше – обстановку в прихожей.
– Ой, я вас уве’гяю: вы нашли ну самого что ни на есть нужного человека! Оно, может, и неск’гомно такое о себе гово’гить, но вот так все и есть. Знаете, что я ответил этому юноше – ну, тому, с кото’гым мы толковали в пабе «Х’гомая собака»? Он меня сп’гашивает: «А получится?» А я ему: «А вот испытайте! Меня и эту мою то’гбу! Испытайте – и сами все увидите!» Побожусь, сэ-э’г, ничего более ве’гного и сказать нельзя!
Я снова возрадовался тому, как верно поступил, обратившись к Джеку. Он действительно умеет проводить переговоры с медиумами!
– Уж не хотите ли вы сказать, мистер Абрахамс, что, э-э-э, товар у вас сейчас с собой – в этой вот торбе? – Я пытался говорить с иронией, но голос мой дрогнул в предвкушении ответа.
– О, не спешите, не спешите! – На лице продавца призраков появилась улыбка мудрого превосходства. – Все в свое в’гемя. П’гавильное место и п’гавильный час, сэ-э’г, а еще – немножко вот этого: глоточек Lucoptolycus, «настойки счастья». – Абрахамс достал из жилетного кармана крохотный флакон. – И тогда вот что я скажу: к вам явятся все п’гиз’гаки, кото’гые есть в моем распо’гяжении! А вы таки сможете самостоятельно выб’гать из них того, кото’гый вам больше всего по вкусу… Ну, скажете, это не ’госкошное п’гедложение, сэ-э’г?
