Он заканчивает сеанс немного раньше положенного. Однако, как и всегда, как только Ганнибал заходит на кухню, его переполняет чувство внутреннего спокойствия. Он мог бы назвать это «дзен», если бы был склонен к подобному, но был не слишком религиозен. Он просматривает рецепты, выискивая что-нибудь незамысловатое, и останавливается на рагу из телятины под белым соусом, с грибами и белым рисом (напыщенный инструктор по фитнесу прекрасно будет смотреться в роли телятины).

Уилл переоделся, что наводит на мысль о том, что он вернулся домой на час, а после снова поехал в Балтимор. Ганнибал не очень понимает сути его поступка, ведь он сам по-прежнему одет в шотландскую клетку и удобные туфли, но это Уилл, как он есть, и Ганнибал благодарен ему за это. Уилл скромно заходит на кухню, держа в руках бутылку Зинфандельского вина. Изысканное Мерло или Пино Нуар больше подошли бы к блюду, но это хотя бы красное, а не белое, да и Уилл мог только догадываться, что Ганнибал приготовит к его приходу. Так что Ганнибал почти не лукавит, когда благодарит его. Он накрывает на стол, и Уилл садится, глядя в свою тарелку.

— Что это? — спрашивает он.

— Телятина, — непринуждённо лжёт Ганнибал.

— Выглядит аппетитно. Всё белое, и вдруг этот красный цветок. Стоит потраченного вами времени.

— Это несложное блюдо. Нужно всего лишь умение его подать, — говорит Ганнибал, наливая вино.

— Вы хотя бы когда-нибудь едите, как нормальный человек? Остатки макарон перед телевизором?

Ганнибал смеётся.

— Я не слишком люблю пасту, а ем всегда за обеденным столом. Я нахожу еду стоящей моего внимания. Иногда я ем остатки. Конечно же, только если никто этого не видит.

— Иллюзия разрушена, — говорит Уилл и приподнимает бокал, а Ганнибал снова смеётся.

Уилл ест с завидным энтузиазмом, и Ганнибала это забавляет по причинам, которые он не может озвучить. Их разговор проходит обычно, несмотря на то, что волею случая слегка меняет свой оттенок. Доля неловкости, плохо скрытая за спокойствием Уилла, является подтверждением, что подобное происходит с ним не так уж часто, и Ганнибал сгорает от любопытства, но ни о чём не спрашивает. Он подаёт ярко-красный десерт, контрастирующий с основным блюдом. Ягодный пудинг кровавого цвета с ванильным соусом и веточкой мяты. Уилл едва ли не вылизывает тарелку дочиста, и Ганнибал старается не слишком раздражаться.

Несмотря на возражения Ганнибала, Уилл настаивает на том, чтобы помочь убрать со стола. Он складывает тарелки в посудомоечную машину, пока Ганнибал вручную моет хрустальную посуду, оставив лишь бокал Уилла с недопитым Зиндефалем.

— Мы собираемся обсудить то, как вы едва не изнасиловали меня у колонны в своём кабинете? — говорит Уилл, удерживая бокал с вином у рта. Вино сделало его более раскованным.

Ганнибал улыбается ему в ответ, вытирая ладони кухонным полотенцем.

— По правде говоря, я собирался начать сейчас, когда мы закончили ужинать.

— Ладно. Хорошо. Потому что я не знал, как заговорить об этом, — Уилл ухмыляется, и Ганнибал собирает с его губ остатки вина.

Уилл ставит бокал на столешницу, слишком близко к краю, и Ганнибал, не глядя, отодвигает его. Уилл менее сдержан, чем был днём — хорошая еда и вино сделали своё дело. Ганнибал углубляет поцелуй и представляет внутренности Уилла. Его быстро бьющееся сердце. Лёгкие, которые расширяются и сужаются с каждым вздохом. Его печень, его почки, его желудок, кровь, текущую по артериям. Он представляет, как мозг Уилла вырабатывает окситоцин и выделяет его в кровь, понижая уровень кортизола, оставляя Уилла как воск в руках Ганнибала. Он мечтает попасть внутрь Уилла, чтобы видеть всё, до мельчайших подробностей, и первым узнавать о том, что Уилл делает.

Сейчас Уилл целует его с большей уверенностью, проводит языком по кромке зубов и обнимает за талию. Руки Ганнибала блуждают по телу Уилла: от лица к волосам, к шее, вниз по спине. Он оставляет одну ладонь на пояснице, а вторую поднимает и сжимает подбородок Уилла.

— Что сейчас происходит? — спрашивает тот, по-прежнему не открывая глаза. Ганнибал хотел бы, чтобы Уилл открыл их, но не мог заставить его: кажется, что происходящее и без зрительного контакта пробуждает слишком много эмоций.

— А чего бы вы хотели?

— Честно говоря, у меня даже вариантов нет, — он сухо смеётся, уткнувшись лицом в шею Ганнибала. Ему это нравится, и он приобнимает Уилла одной рукой. Ганнибала привлекает, что это спокойное объятие подразумевает некую глубину. Сердце Уилла быстро бьётся, и в один момент он понимает, что их с Ганнибалом сердца стучат почти в такт.

— Вариантов достаточно много. Вы можете, конечно же, решить уехать домой. Можете остаться на ночь. Мы можем повторить всё завтра и послезавтра или же можем сделать всё сегодня, чтобы потом вернуться к привычной жизни, как было до того происшествия.

Он предоставляет Уиллу право выбора, но лишь потому, что знает — тот им не воспользуется. Это всё иллюзия; кукла верит в то, что она управляет собственными нитями, хотя кукловод продолжает тянуть их, просто оставаясь невидимым.

— Кажется, я уже решил, что не буду сегодня спать в своей постели, — говорит Уилл с незаметным смешком. — В конце концов, я не хочу лишать вас шанса уложить меня в постель и поцеловать на ночь, как эмоционально нестабильную принцессу.

Ганнибал смеётся и отстраняет его, чтобы коснуться щеки.

— Значит ли это, что я должен ездить на белом коне?

— Я не знаю. Вы умеете ездить на лошадях?

— Конечно.

— И зачем нужно было спрашивать, верно?

Ганнибал вновь смеётся. В воображении Уилла и он, и все вокруг являются рыцарями в сияющих доспехах. На самом же деле Уилл даже не подозревает ни о чём, и Ганнибал с такой лёгкостью обвёл его вокруг пальца, что может прямо сейчас остановить его кровообращение.

— Могу я предложить перенести это в спальню? — вежливо говорит он, и Уилл кивает, сглатывает и открывает глаза. Их зрительный контакт короткий, но насыщенный, и Ганнибал хочет сфотографировать выражение лица Уилла в этот самый момент, как наилучший комплимент для своей способности к поцелуям. Должно смотреться неплохо, особенно в рамке над камином. Конечно, Уилл вообще хорошо смотрелся бы на его стене, но что-то подсказывает, что будет трудно объяснить это Джеку Кроуфорду, когда он в очередной раз придёт на ужин.

Ганнибал зашторивает окна в спальне и оставляет дверь открытой, чтобы Уилл зашёл вслед за ним. Он снимает пиджак, вешает его и растягивает петлю галстука. Уилл наблюдает за ним странно и подозрительно.

— Что-то не так? — спрашивает Ганнибал, расстёгивая манжеты и закатывая рукава.

— Выглядите так, будто собираетесь готовить. Мне неловко от мысли, что вы сейчас сделаете из меня ужин.

Что ж, возможно. В голове Ганнибала проносится тысяча различных ответов, каждый из которых является абсолютным клише. Но Ганнибал в конце концов соглашается, искренне забавляясь, с самым худшим вариантом, о котором он только мог подумать.

— Вы выглядите достаточно аппетитно.

Если бы мир только знал, каким забавным он может быть.

Уилл просто кривится, будто съел что-то кислое, а Ганнибал смеётся и целует его.

Уилл сжимает его рубашку, и Ганнибал почти ликует. Ткань не поддаётся, но его это не волнует. У Ганнибала много рубашек, и он с радостью позволит Уиллу сорвать с него одну, если тому так хочется. Конечно же, Уилл этого не делает, а только скользит ладонями по спине Ганнибала. Ганнибал толкает его до тех пор, пока Уилл не врезается в кровать и не падает на неё. Ганнибал склоняется, раздвигает его ноги, расстёгивает каждую пуговицу, до которой может дотянуться. Он почти готов придушить Уилла, когда выясняет, что тот носит футболку под фланелевой рубашкой.

— Мне, наверное, стоит признаться, что я никогда не имел опыта с мужчинами, — говорит Уилл, глядя в потолок.

— Не волнуйтесь, у меня был, — выдыхает Ганнибал ему в шею и стягивает с него джинсы. Уилл тяжело вздыхает, и Ганнибал целует его, чтобы поймать этот вздох.