Уилл откинулся на спинку сиденья.

– Ладно. Вот что я думаю. Это не вопрос власти. Тебе не нужно размахивать членом подобным образом, и даже если бы ты так поступал, у тебя бы хватило ума не начинать с меня. Ты отклонился от своего пути, чтобы поставить нас на равных.

– Я сделал все от меня зависящее.

Это могло означать, что, по его мнению, ему это не удалось. Так или иначе. Интересно.

– Это не подкуп. У тебя такой доступ к моему разуму, о котором любой другой мог бы только мечтать.

– Не подкуп, нет.

– Если все, чего ты хотел, чтобы кто-то одевался и выглядел красиво, честно говоря, ты мог бы выбрать исходный материал и получше. Так что, я не знаю, где это нас оставляет.

– Как ты чувствовал себя в прошлый раз, когда смотрел в зеркало?

Уилл помнил, как в изумлении глядел на свое отражение, линии пальто и его богатый цвет, и чувствовал себя кем-то другим. Вынужденный признать то, что оно хорошо на нем смотрится. Что он хорошо выглядит.

Он отвернулся, чтобы посмотреть из окна на размытый пейзаж.

– Думаю, что сказал «странно». Я буду придерживаться этого.

– Тебе понравилось?

Уилл потер рукой рот. Он сглотнул дважды, но в горле по-прежнему чувствовалась сухость, когда он произнес: – Да. Да. Мне понравилось.

– Хорошо, – сказал Ганнибал.

Ганнибал замолчал, чтобы перестроиться для выезда на шоссе, а Уилл остался наедине со своим желудком, скрючившимся внутри него. Он испытывал огромное желание впиться зубами в костяшки пальцев, как делал, насколько мог помнить, когда был очень молод и не мог справиться с окружающим миром.

Портным Ганнибала оказалась крупная блондинка лет 55-ти. Она занимала большую часть верхнего этажа, переделанного складского помещения, у нее были постоянно нахмуренные брови и акцент, который Уилл не мог определить. Они с Ганнибалом говорили исключительно по-французски.

– Ее ассистент снимет с тебя мерки, – произнес Ганнибал спустя несколько минут. – Не мог бы ты встать на платформу?

Уилл встал на низкую, покрытую ковром подставку рядом с зеркалом в золоченой раме, подвешенным к потолку. Молодой человек в испачканных краской джинсах измерил длину внутреннего шва, обхват талии, плеч, а на самом деле снял больше мерок, чем Уилл думал, что кто-либо сможет найти им применение, если костюм, о котором шла речь, не должен сидеть как вторая кожа.

– Это действительно необходимо? – спросил он.

– Сюзанна будет хранить твои данные на случай, если тебе что-нибудь понадобится в будущем. Лучше быть тщательным сейчас.

Ассистент измерил его лодыжки. И ступни. Уилл посмотрел вниз, на его макушку, светлые волосы, уложенные гелем в спайки. – Это просто кажется немного чрезмерным.

Ганнибал выглядел довольным.

– Тебе нужно потерпеть только один раз.

– А о чем вы говорили раньше?

– Как много ты понял?

– Почему ты думаешь, что я понял хоть что-нибудь из этого?

– Твоя память и время, которое ты провел в Новом Орлеане. Ты должен немного знать французский.

Уилл пожал плечами.

– Что-то насчет рубашек и галстуков, что меня не очень-то удивило. Я и не думал, что ты позволишь мне выбраться отсюда только с одним костюмом. А прическа? Она же не парикмахер, не так ли?

В уголках глаз Ганнибала собрались складочки, а его губы ежеминутно подрагивали. – Она сказала, что тебе нужно постричься. А также, что ты выглядишь так, словно готов сбежать через ближайшее открытое окно.

Уилл вздохнул и откинул волосы назад с лица.

– Она не ошибается. Ни по одному пункту.

Ганнибал окинул его критическим взглядом.

– Мне больше нравятся волосы подлиннее. Но, возможно, мы можем сделать кое-что с укладкой.

– Я не имел это в виду… Это было не предложение.

– Не сейчас. В следующий раз. Джексон, ты там закончил?

Испачканный краской ассистент вскочил и почти отсалютовал.

– Да, доктор Лектер?

– Принеси варианты узоров синего на белом для сравнения. Думаю, я сам займусь подбором цвета на этот раз.

– Ничего розового, – подал голос Уилл.

– Вы могли бы действительно справиться с ним, – сказал Джексон. – У вас прекрасная кожа.

– Ничего розового. Или лавандового. Ничего из того, что бы вы нашли в пасхальной корзине.

– Как я уже сказал, я сам займусь выбором цвета. – Ганнибал отправил Джексона подальше и подвел Уилла к низкому, бархатному дивану, положив руку на его локоть. – А ведь он прав в том смысле, что розовый тебе пойдет, но эти решения не должны приниматься только на основе эстетики. Личность должна приниматься во внимание.

– У меня не блеклая личность.

– Нет, определенно нет. Что-то немного темнее, я думаю.

– Ты воспринимаешь такие вещи довольно серьезно.

– До некоторой степени. Мне это нравится. Все мы играем роли. Сознательное принятие костюма и зрелища делает нас более осведомленными о таких ролях, и, таким образом, об их поверхностности.

– Налет цивилизации.

– Большинство из нас проживают свои жизни в одном неверном шаге от дикости.

– Все мы, – произнес Уилл.

Ганнибал согласился с утверждением кивком головы, и Джексон вновь появился с ворохом рубашек. Он положил их на журнальный столик.

Рубашки лежали друг на друге веером, одеяло темно-синих узоров на белом. Крошечные водовороты пейсли, полоска, более широкая полоска, горошек, небольшие синие цветы. Уилл, нахмурившись, посмотрел на них и не смог представить себя ни в одной.

– Могу я принести вам что-нибудь, джентельмены? – спросил Джексон. – Бутилированная вода? Мимоза?

– Нет, спасибо, – ответил Уилл.

– Чай «The Haka Estate silver needle» для меня, пожалуйста, – сказал Ганнибал. – И я думаю, виски для моего друга.

Уилл не стал спорить. Он уже начал чувствовать острую потребность выпить чего-нибудь покрепче. Он откинулся на диван, подальше от рубашек, и повернулся к Ганнибалу. – Не мог бы ты выбрать?

– Возможно, тебе не понравится мой выбор.

– Никакого пейсли.

– Что насчет цветочного принта?

– Это не ужасно? Я, наверное, носил вещи и похуже.

– Не явное одобрение. Ну, давай посмотрим. – Он склонился над столом для изучения узоров и затем встал. Вторая стойка с рубашками стояла, прислоненная к стене, и он снимал их с нее, одну за другой.

Уилл подумал о том, чтобы проверить свою электронную почту. Вместо этого он смотрел на руки Ганнибала. Он хорошо их знал, часто наблюдал за ними, когда Ганнибал разговаривал. Они несли в себе то же спокойное, неизменное достоинство, что и остальное его тело. Руки хирурга. Иногда Уилл воображал их скользкими от крови, оставляющими разводы на всем, к чему они прикасались. Кровавые отпечатки пальцев на клавишах из слоновой кости.

– Ты играешь на клавесине, что стоит в твоем кабинете? – спросил он.

Ганнибал посмотрел на него через плечо. Похоже, удивлённо, судя по отсутствию какого-либо выражения на его лице.

– Временами. В нем нужно поменять струны.

– Но ты умеешь.

– Да, умею.

– Не мог бы ты поиграть для меня как-нибудь?

Ганнибал слегка улыбнулся ему.

– Конечно, Уилл. В любое время, когда захочешь.

Джексон появился с подносом, на котором находился виски для Уилла, маленький железный чайник и белая чашка из тонкого фарфора.

– Посмотрите что-нибудь, что вы любите? – спросил он.

Уилл напомнил себе, что Джексон ни в чём не виноват, и удержал порыв сказать «дверь». Вместо этого он пил свой виски, который оказался отличным. Он даже сложил губы в улыбку после первого глотка.

– Мне нравится, – сказал он. – Что это?

– Десятилетний «Talisker» односолодовый. Сюзанна разрешила мне попробовать его один раз. Это было просто охуительно.

– Пожалуйста, Джексон, – сказал Ганнибал, не отрывая глаз от рубашки. – Я говорил тебе ранее о такого рода лексике.

– Извините, доктор Лектер. Хотите, чтобы я отнес что-нибудь в примерочную?

– Да, если не возражаешь, – он передал свыше полудюжины рубашек. Никакого пейсли и ничего в пастельных тонах, насколько Уилл мог видеть. – У вас еще остались те шелковые саржевые галстуки?