О побеге журналиста было сообщено военной полиции и командованию армейской разведки. Разведка рьяно взялась за дело. Выяснить по аккредитации анкетные данные, номер мобильного телефона и место проживания боснийского стрингера было несложно. Не прошло и сорока минут, как на дисплеях компьютеров КПП и блокпостов по всей стране красовалась улыбающаяся физиономия Николо Младовича. Теперь арест журналиста был лишь делом времени. В номере гостиницы «Аль-Рашид», который снимал Младович, был произведен обыск, но ничего противозаконного, кроме грязных носков и недоеденного сандвича, к досаде контрразведчиков, обнаружено не было.

По одной из небольших улиц района Ад-Дауран, расположенного на южной окраине Багдада, медленно двигался автомобиль-пеленгатор армейской разведки сил коалиции с несколькими высокочувствительными антеннами на крыше.

Только начинавшее всходить солнце красило убогие домишки с традиционно плоскими крышами розовым цветом. В столь ранний час улицы были пустынны: ни прохожих, ни машин, только собаки озабоченно бегали с опущенными вниз носами в поисках чего-нибудь съестного.

Пятеро невыспавшихся военных, сидя в тесном фургоне, костерили Младовича на чем свет стоит, их подняли среди ночи – обнаружился мобильник журналиста. Звонок был сделан из этого района. И вот они уже третий час бессмысленно катаются по указанному району, безуспешно пытаясь засечь сигнал телефона стрингера.

– Ну, куда теперь, Стен? – спросил водитель, полуобернувшись внутрь фургона и обращаясь к парню, сидевшему в окружении сразу нескольких мониторов.

– А хрен его знает, куда. Давай пока прямо… до конца улицы, а потом посмотрим, – ответил Стен, потерявший всякую надежду на успех.

Маленький откидной столик рядом с монитором был сплошь уставлен пластиковыми стаканами с уже остывшим кофе. Стен взял один из них, снял крышку и уже поднес стакан к губам, когда на дисплее появился слабый сигнал. Наконец-то! Он поставил стакан, и его пальцы быстро забегали по клавиатуре. Слабо загудели сервоприводы антенн, приводящие их в движение, на мониторах замелькали цифры и графики. Дорогостоящая электроника, которой под завязку был набит фургон, силилась определить направление исчезающего слабого сигнала.

– Есть, Джек! Поймал! – крикнул он, не отрывая взгляда от дисплея. – Что там впереди?

– Пока ничего, – ответил водитель.

– Давай, давай вперед. Сигнал усиливается, он где-то перед нами.

– Даю, – отвечал Джек, прибавляя скорость.

Впереди показался ехавший навстречу старенький «Москвич». Сам автомобиль был какого-то дико-оранжевого цвета, но передние и задние крылья были черные. Такие машины в Багдаде можно было встретить на каждом шагу, особенно в бедных районах. Поначалу военные даже не обратили на него внимания. «Москвичонок», натужно ревя слабеньким движком, тащил за собой неимоверно длинный, сколоченный из фанеры, самодельный фургон.

Когда «звезда» советского автопрома, нещадно гремя всем своим железным нутром, поравнялась с пеленгатором, сигнал на дисплее вырос до максимума. При удалении «Москвича» сигнал стал ослабевать. Есть!

– Джек, стой! Это он! – в радостном возбуждении крикнул Стен водителю.

Тот со всей дури нажал на тормоз, открытый стакан кофе опрокинулся прямо на колени Стену, слава богу, напиток был практически холодный.

– Ты что делаешь, идиот! – заорал он, стряхивая жидкость с колен.

– Ты же сам сказал, стой, – ответил водитель.

– Стой, ну не так же. Тебя где водить учили? На Брайтоне, что ли? Разворачивай давай.

Джек развернул фургон и стал быстро нагонять еле двигавшийся «Москвич».

– Подрезай его! – командовал Стен, уже сообщивший командованию об обнаружении журналиста. – А вы, ребята, будьте осторожнее, этот парень очень опасен. Говорят, он одной левой вырубил четверых наших морпехов, а они не дети, – проговорил он, обращаясь к трем солдатам, все это время сидевшим молча.

– Да ладно, тоже мне Брюс Ли нашелся, – самонадеянно сказал один из них.

– Ну, смотрите, парни, вам жить. Мое дело предупредить. Кстати, сейчас подкрепление прибудет.

Джек обогнал «Москвич» и, проехав еще несколько метров, резко крутанул руль вправо, подрезая автомобиль. Обе машины остановились.

Выскочившие солдаты в мгновение ока вытащили маленького, насмерть перепуганного араба из-за руля и уткнули его лицом в круглый горячий капот, обыскали. Заглянули внутрь машины, там никого не было.

Было совершенно ясно, что Младович прячется в самодельном фанерном фургоне. Солдаты окружили фургон, и один из них резко открыл заднюю дверцу, едва не сорвав ее с хлипких петель. Несколько стволов «М-16» просунулись в дверцу. Но каково же было разочарование военных, когда они заглянули внутрь фургона – он до отказа был набит кудахтающими курами. Никакого журналиста в фургоне не было и в помине, но зато в курином помете поблескивал телефон.

Пока осматривали машину и копались в куриных экскрементах, доставая телефон, со всех сторон начало прибывать подкрепление. Армейские «Хаммеры» запрудили весь квартал. Возмущенные нарушенным спокойствием собаки с диким лаем носились вокруг солдат, норовя зубами испортить казенное обмундирование. Суматоха поднялась неимоверная.

Алекс, прекрасно знакомый с методами армейской разведки, издевался над ней, пуская по ложному следу.

На этот раз американцы не ударили лицом в грязь, они ударили в куриный помет.

Альберт Филозович Стремоухов вошел в свой рабочий кабинет в здании МИДа и едва успел положить портфель на стол, как огромные напольные часы пробили половину двенадцатого. Да, здорово он сегодня задержался. Решение личных финансовых проблем отняло гораздо больше времени, чем он ожидал, и решать их в последнее время становилось все труднее и труднее. Но ничего, он выпутается. Если все пойдет хорошо, то в скором времени проблем с деньгами у него не будет.

А начало всем проблемам было положено на одной из многочисленных презентаций, которые Альберт Филозович, что греха таить, посещал часто и с удовольствием. Его познакомили с Викой, и он влюбился. Даже еще хуже, он полюбил – полюбил сразу, бесповоротно, как мальчишка, как в омут, беззаветно, но, как оказалось, не безнадежно. Любовь захлестнула его, увлекла, наполнила жизнь каким-то новым смыслом, и хотя он помолодел лет на двадцать, однако разница в возрасте с его избранницей продолжала оставаться значительной.

Как довольно скоро выяснилось, для женатого человека любовь несла не только радости, но и проблемы. Мало того, что внебрачные связи, мягко говоря, традиционно не поощрялись заведением, в котором служил Альберт Филозович, так он был еще и женат – женат давно и безысходно. Жену свою, Марию Викторовну, он в молодости, может быть, даже любил, хотя и тогда и теперь она была для него залогом карьерного роста и источником благосостояния. Как были в свое время жены-еврейки средством передвижения, так и Мария Викторовна была для Альберта Филозовича своеобразным лифтом в мидовской высотке, а двигателем этого лифта был тесть – Виктор Андреевич, бывший работник ЦК, сумевший и в этой жизни найти свое место. Эдакий серый кардинал, фамилию которого всуе не называли, человек без должности, но пользовавшийся в Москве огромным влиянием. Так что расстаться с женой не было никакой возможности, это значило потерять все. Да уж, если совсем честно, то и желания-то не было. Даже в свои годы Мария оставалась довольно привлекательной женщиной – умной, тонкой, прекрасно образованной, без тени сварливости или занудства. К тому же двадцать лет совместной жизни просто так со счетов не сбросишь, дети опять же. Налаженную, устоявшуюся и такую удобную во всех отношениях жизнь перекраивать желания не было, но любви хотелось страстно.

Альберт, стоя у огромного окна, начинавшегося практически у самого пола и заканчивающегося где-то под потолком, глядя на раскинувшуюся перед ним Москву, ослабил галстук и попытался переключить свои мысли на работу. Работы было много, и вся она была срочной.