7. О невесомости Мы те же испытанья проходим... Тяжёлыми дверями грохочем. Вступая в духоту барокамер, с врачихой молодой балаганим... Мы в тех же испытаньях стареем. Мы верим людям, птицам, деревьям... Бросаемся, дрожа от капели, то - в штопоры, то - в мёртвые петли. Высокое давленье коварно... Живая кожа - вместо скафандра. И нету под рукой, как нарочно, надёжного глотка кислорода... Нас кружат центрифуги веселья, мы глохнем в полосах невезенья. И ломимся в угар перегрузок. И делимся на храбрых и трусов, пройдя сквозь похвалы и дреколья... Другое непонятно. Другое... Как это? Слово, яснее полдня, слово, свежей, чем запах озона, и тяжелее ночного боя, - вдруг невесомо? Как это? Слово, застывшее важно, слово, расцвеченное особо, слово, обрушивающееся, как кувалда, - вдруг невесомо? Как это? Слово, скребущее горло и повторяющееся бессонно, слово, которое твёрже закона, - вдруг невесомо? ...Вновь тебя будет по каждому слогу четвертовать разъярённая совесть... Пусть не придёт к настоящему слову даже мгновенная невесомость!.. ...Как мне дожить до такого дня, ценою каких седин, чтобы у жизни и у меня голос был один? 8. Чужой билет Земля - в ознобе телетайпных лент. Не ведаю, куда глядит начальство... Мне кажется: я взял чужой билет. Совсем другому он предназначался... Со мною колобродить до утра готовы, про чужой билет не зная, актёры, космонавты, доктора с высокими, как горы, именами... Растерзана гудками тишина, сиреневый дымок летит по следу... И только мама верит да жена, что еду я по своему билету. А я святым неверьем взят в кольцо. С большой афиши, белой, будто полюс, испуганно глядит моё лицо, топорщится подделанная подпись. И мне то тяжело, то трын-трава, чужие голоса в меня проникли. В знакомых песнях не мои слова! Надписываю я чужие книги!.. Чужой билет. Несвойственная роль. Я тороплюсь. Я по земле шатаюсь... И жду: вот-вот появится контроль. Тот поезд отойдёт. А я останусь. 9. А он... Над заводными игрушками, над жаждой кокосовых пальм и лип. Над седоком твоим, Росинант. Над сединой твоею, Олимп. Над телескопами Пулкова, над скромным шитьём полевых погон. Чанами с надписью: «Лимонад». Чашкою с запахом: самогон. Над озорными базарами, над сейфом, который распотрошён. Над городами Торжок и Нант, над именами Иван и Джон. Над ресторанной певичкою, над... 10. Одиночество Я славлю одиночество моста, шальное одиночество печурки. Я славлю одиночество гнезда вернувшейся из-за морей пичуги... (А сам - в игре с огнём, тревожным, переменчивым, - живу случайным днём, живу мелькнувшим месяцем... Работает в боку привычная механика... А я бегу, бегу. Бледнею. Кровью харкаю. Смолкаю, застонав. Жду вещего прозрения то в четырёх стенах, то в пятом измерении... Разъехались друзья. Звонят, когда захочется... У каждого своя проверка одиночеством...) Я славлю одиночество письма, когда оно уже почти нежданно... Я славлю одиночество ума учёного по имени Джордано!.. (А сам, припав к столу, пью горькое и сладкое. Как будто по стеклу скребу ногтями слабыми. Не верю никому, считаю дни до поезда... И страшно одному, а с кем-то рядом - боязно... В постылый дом стучу, кажусь чуть-чуть заносчивым. «Будь проклята, - кричу, - проверка одиночеством!..») Я славлю одиночество луча в колодце, под камнями погребённом. Я славлю одиночество врача, склонившегося над больным ребёнком. (Неясная цена любым делам и почестям, когда идёт она - проверка одиночеством!.. Пугать не пробуй. Денег не сули. Согнись над неожиданною ношей...) Я славлю одиночество Земли и верю, что не быть ей одинокой! |
