3 Скажи, что - да! Что - не права! Любовь зови на помощь. Остались в памяти слова, осталось слово «помнишь». Помнишь... А что ты помнишь? (Вслушайся хоть немного.) Помнишь: снежная полночь. Медленная дорога. Холодно. Кажется даже, будто около - полюс... Город одноэтажный дремлет в снегу по пояс. Улицы неживые сумрачны и тихи. Помнишь, тебе впервые я прочитал стихи? Снег летел и кружился. Он тихо садился на ветви, на застывшую землю, на зябнущие дома... Я о ветре читал, о весеннем, ликующем ветре, о звенящих ручьях, о капелях, сводящих с ума! Снег садился и таял, по капле стекая со щёк. Я о счастье читал, и дорога мне сказкой казалась! А оно, это счастье, шло рядом и улыбалось. И молчало. И лишь иногда повторяло: - Ещё. - Помнишь, как мы ждали лета молодого? Помнишь, мы мечтали выбежать из дома? По ручьям журчащим зашагают ноги, заберутся в чащу хитрые дороги, там, где лес наполнен сказками да байками, там, где в жаркий полдень мох как будто байковый, там, где спят озёра возле просек мглистых. Росы, будто зёрна, по утрам на листьях. Смоляные дали. Сказочное лето... Помнишь, как мечтали мы об этом? А письма? Их ты позабудешь разве? Назло дождям, назло крутым метелям, хранимые работниками связи, сквозь расстояния они летели. Какие это были письма, милая! Они любовь на крыльях приносили. Я их читал и делался красивей! Они мне сердце наполняли силою, такой, что завидовали друзья, такой, что горы сметёт с пути... Слово только скажи, и я пройду, где не сможет никто пройти! В схватке отчаянной не подведу. Как бы меня ни крутила мгла, буду всегда я в первом ряду, чтобы гордиться ты мной могла! Голод стерплю. Холод стерплю. Песни радостные сложу. Песни, в которых я расскажу, как я тебя люблю. Как бы мне ни было тяжело, выдержу я, выстою я... Но что же сегодня произошло, маленькая моя? 4 Так что же получается?.. Несут блины. Пирушка не кончается, хоть все пьяны... Расхваливая яблоки, мамаша на меня смотрела, как на ярмарке глазеют на коня, в ухмылочке кривила рот и, оглядев до точки, прикидывала вновь: «Сойдёт за муженька для дочки». Восторженные гости шушукались о чём-то. Я мог бы очень просто всё это бросить к чёрту, я мог бы хлопнуть дверью, оставив где-то там и смех, и недоверие, и говорливых дам, на что-то намекающих то жестами, то глазками. Я б мог наверняка ещё сказать им пару ласковых! Таких, чтоб мама охнула, таких, чтоб стёкла тенькнули... Но ты сидела около. Не где-то. Не за стенкою. ...Почему молчишь ты так? Ты ведь рядом. Ты - со мной. Почему киваешь в такт сплетнице очередной? Или, может быть, ты права, или такая же, как они? Или... Попридержи слова, парень. С выводом повремени! Погоди! И я смолчал с трудом. Погоди! И я уже сижу. Хорошо. Посмотрим, что - потом. Я согласен. Ладно. Погожу... Но, на меня не глядя (как будто не знакома ты), ты шепчешь мне, что дядя достанет скоро комнату. Не просто, не за плату, а так... по блату. Что я измучился, поди, что завтра надо в загс пойти и что мамаша в этом поможет нам советом... А мама подмигивает тебе, как будто хочет сказать: «Так его, доченька. Верно! Теперь его можно запросто взять! Телёнок какой-то, а не мужчина... Дело обтяпано тонко... Действуй, крошечка! Молодчина! Чувствуется подготовка...» Гости встают, улыбаясь пьяно, - всё решено для них, - гости выходят из комнаты, явно нас оставляя одних. Кружится голова слегка. Не разберёшь лица... - Милый, а может, выпьешь пивка? Может, ещё винца? Хочешь? Но я уже у дверей. И, отводя беду: - Нет... я лучше... сейчас уйду... Нет, мне надо скорей... Нет! Я пошёл уже, но сперва... сказать тебе... что-то хочу... - Кружится, кружится голова. Кружится... Я молчу. Всё перепуталось... Правда... Ложь... Надо бежать наутёк... И резкий голос в спину, как нож: - До скорой встречи, зятёк! |
