Целью Утрехтского мира было сдерживание Франции. Империя вернула себе крепость Кель, отрезав французам доступ в эту часть Рейнской области. Критически важные испанские Нидерланды отошли к Австрии, благодаря чему последнюю удалось полнее вовлечь в сдерживание Франции. Британия и Голландия обязались «ревностно блюсти» пограничные крепости. Немало помогло то обстоятельство, что новый английский король Георг Людвиг Ганноверский, в 1714 году сменивший королеву Анну как Георг I, был яростным франкофобом и выказывал стойкое стремление выполнять союзнические обязательства.[237] Его собственное, несколько неустойчивое положение на троне, в свою очередь, гарантировалось голландцами. Благодаря приходу к власти Ганноверов, Британия не на словах, а на деле сделалась континентальной державой, заботам которой поручили безопасность Северной Германии. Британские конституционные свободы тем самым увязали с поддержанием баланса сил в Европе. В Италии Людовик уступил Габсбургам Ломбардию. Ее в качестве буфера прикрывала Савойя, которая прежде питала собственные надежды на Ломбардию; в «утешение» Савойе отдали Сицилию (позднее заменили Сардинией). Положение французов в Западном Средиземноморье серьезно ухудшилось после того, как Британия захватила Гибралтар и стала контролировать вход и выход из Средиземного моря. Захваченная Менорка была даже важнее, поскольку оттуда британцы могли отслеживать французский флот в Тулоне. Филиппа признали королем Испании («Великий альянс» отрекся от его каталонских союзников), но взамен ему пришлось отказаться от притязаний на французский престол.
Коммерческие и колониальные аспекты мира имели немалое значение, причем скорее по стратегическим, нежели сугубо экономическим причинам. Британия аннексировала целиком Ньюфаундленд, Новую Шотландию и весь рыбный промысел, что было важно для подготовки своих рыбаков. Также она приобрела желанное асиенто – монопольное право на торговлю с Южной Америкой, особенно на работорговлю. Это право досталось Британской компании Южных морей, основанной консерваторами в 1711 году в качестве противовеса учрежденным вигами банку Англии и Ост-Индской компании. Компания Южных морей собиралась не только извлекать выгоду для акционеров, но и использовать правительственные займы для проведения активной внешней политики. Между работорговлей и равновесием сил в Европе установилась прямая связь. Голландцев вознаградили особыми торговыми привилегиями за счет бывших испанских Нидерландов и их новых хозяев в Вене. Ради сохранения выгодного положения Амстердама река Шельда осталась закрытой для судоходства. Голландский экономический успех опирался помимо конкуренции и на дипломатию принуждения. Экономическая выгода была призвана помочь голландцам разместить гарнизоны в «барьерных» крепостях. Болингброк также стремился заключить торговый договор с Францией – не ради денежного дохода или «вовлечения» Бурбонов, но потому, что верил, что Британия способна выиграть в открытом экономическом соперничестве. В этом отношении для голландцев и британцев европейские коммерческие и стратегические балансы были тесно взаимосвязаны.
Надежды, которые Людовик XIV питал в 1700–1701 годах, обернулись горьким поражением. Он сохранил Квебек, однако оказался исключен из прибыльной испанской колониальной торговли. Людовику пришлось попросить британского Претендента[238] покинуть дворец Сен-Жермен в пригороде Парижа и перебраться в Лотарингию, а затем еще дальше. Фортификации Дюнкерка, откуда французские приватиры устраивали рейды на английские и голландские торговые пути и которые служили базой для предполагавшегося вторжения в Англию, были снесены. Людовик полагал, что курфюрсту Баварскому позволят обменять свою вотчину на более богатые испанские Нидерланды, но и этого не произошло. Правда, французский король сумел наконец избавить Францию от двухсотлетнего ощущения того, что страна находится во вражеском окружении. Впредь – так считал Людовик – по другую сторону Пиренеев будет находиться дружественная французам монархия. Так или иначе, теперь, когда Нидерланды отошли австрийцам, на северных и южных границах Франции уже не было одного и того же потенциального врага. Германия, кроме того, осталась разделенной, и вакуум власти на восточной границе Франции по-прежнему существовал. Карл тоже был сильно разочарован. Он стремился обменять отдаленные испанские Нидерланды на соседнюю Баварию и возмущался экономическими ограничениями, которыми морские державы обложили его новые приобретения. К тому же он все еще считал себя подлинным королем Испании. С другой стороны, империя Габсбургов стала велика как никогда, ибо завладела львиной долей испанских владений в Европе – не только Нидерландами, но также Неаполем, Сицилией и многими северными итальянскими землями.
Вскоре стало ясно, что Утрехтское соглашение регулировало вызовы прошлого, а никак не будущего. Главная цель этого документа – сдерживание Франции – изжила себя после кончины Людовика XIV в сентябре 1715 года. После нескольких слабохарактерных регентов престол занял повзрослевший правнук покойного – Людовик XV. В следующие двадцать лет Франция проводила преимущественно мирную политику и в основном реагировала на события в Европе, а не пыталась навязать свою повестку. Молодого претендента отправили в Авиньон, а потом за Альпы, в Рим. Реальную динамику европейской системы обеспечивали другие страны: продолжалась Северная война, решалось будущее Балтики, Восточной Европы и Северной Германии. В 1709 году Петр Великий одержал неожиданную, но убедительную победу над Карлом XII в Полтавской битве, ознаменовав тем самым возвышение новой восточной державы, которой предстояло оказать фундаментальное влияние на равновесие сил на континенте. В том же году немецкий философ Лейбниц писал: «Отныне царь заслуживает внимания Европы и будет играть важнейшую роль в делах континента. Говорят, что царь опасен для всей Европы, что его уподобляют северному турку».[239]
Главной целью русского царя являлось вытеснение шведов из Северной Германии, дабы закрепиться там самому и получить голос в рейхстаге.[240] Это был бы последний гвоздь в «шведский гроб», полная ликвидация наследия Густава Адольфа. В 1711 году Петр осадил в померанском порту Штральзунд шведский гарнизон и женил своего сына на дочери герцога Брауншвейг-Вольфенбюттеля. Год спустя конфликт распространился на побережье Северной Германии, когда шведы вторглись в Мекленбург и вызвали тем самым ответный удар русских. Северная война угрожала полностью изменить европейский баланс сил. В мае 1715 года в Вене состоялось тайное совещание, на котором было сказано, что «вскоре запылает вся германская империя».[241]
В апреле 1716 года Петр заключил союз с Карлом-Леопольдом Мекленбургским и выдал за него свою племянницу. Русские династические связи опоясали Балтику. Год спустя Петр согласовал с китайцами границу в Сибири, обезопасив свой восточный фланг. Крупные российские силы встали лагерем возле Копенгагена, готовясь к наступлению на шведов; другие части разместились в Померании и Мекленбурге. Если ничего не предпринять, «русский прилив» грозил затопить Балтику, достичь Швеции и нарушить германское равновесие, на котором держался европейский баланс сил. Эта ситуация сильно беспокоила Францию, традиционного шведского «спонсора», а также голландцев, что доминировали в торговле на Балтике, и британцев, которые спешно выводили свои морские склады; не будем забывать и об императоре, и о множестве германских князей, включая курфюрста Ганноверского, ставшего с 1714 года королем Англии.
Русские амбиции угрожали не только безопасности многих германских княжеств, но и их «свободам». Герцог Карл-Леопольд обратился к царю за помощью в суровой кампании против привилегий мекленбургской знати, которая возмущалась его «тиранией». В 1719 году имперский сейм одобрил интервенцию против Карла-Леопольда под началом Ганновера (Reichsexekution). В указе императора говорилось о попытках герцога лишить германские княжества их «вековых привилегий, свобод и прав и силой заставить их подчиниться». Войско Карла-Леопольда и его русских союзников быстро потерпело поражение в битве при Вальдмюлене. Девять лет спустя имперская машина вновь пришла в действие. Карла-Леопольда обвинили в препятствовании деятельности местных судов и установлении «кровавых податей». Далее императорский указ перечислял длинный список физических оскорблений, нанесенных подданным герцога, в том числе красочное описание пытки непокорного мирового судьи. Снова прозвучало обвинение в произволе. Немцы опасались того, что агрессивное поведение герцога вызовет беспорядки в империи. Императорский указ предостерегал, что все вышеизложенное «может довести Римскую империю как таковую и в отдельных ее частях до опасных волнений». В частности, этот конфликт позволял русскому царю, что называется, ловить рыбку в мутной воде. Идеологическая мотивация здесь не только прикрывала глубинные стратегические цели, но и была от нее неотделима. Геополитика сочеталась с достойным правлением. Хорошими соседями могут быть только страны, которыми правильно управляют.[242]
