— Мне одному только начальство голову намылит, — покачал головой шофер. — За опоздание.

— А мы на что, общество? — выставил подбородок старик. — Нас голосу никто не лишал, выскажемся твоему начальству. Разобъясним как положено. Правильно я говорю?

— Правильно, — зашумели в автобусе.

Наташка терпеливо ждала, не сходя с места. Наверное, помнила про поезд.

— Не устала?

— Нет, нет, — торопливо замотала она головой, — а ты?

— Пустяки, — сказал я с видом человека, вернувшегося с приятной прогулки. Тело слегка ломило, но на душе было хорошо.

Мы доели дружно последние мамины запасы, и вдруг я понял, что скоро уже не будет со мной не только надоевшей сумки, но и самой Наташки. Не за кого мне будет беспокоиться, не за кого отвечать, я буду совсем-совсем вольный казак…

Но вместо того, чтобы представить прелести этой свободной жизни, я почему-то начал расспрашивать Наташку.

— А кто они тебе, ну, те, к кому мы едем? Родственники?

— Нет, — покачала Наташка уныло головой. — Но мама сказала, они могут приглядеть за мной.

— А ты их видала когда-нибудь?

— Нет, но мама сказала, что я привыкну.

Я хотел спросить, хочет ли она к ним, но посмотрел на Наташкино лицо и не спросил.

…Пока я искал нужный дом по адресу, который был у меня на бумажке, мы оба молчали. Я долго стучал в маленькую калитку, прорезанную в высоком деревянном заборе, утыканном гвоздями, но никто не выходил.

Мы ушли и долго бродили по улицам. Они показались мне скучными и пыльными, такими же неприветливыми, как забор с гвоздями.

Потом мы опять подошли к нужному нам дому.

— Теперь уж, наверное, они пришли, — говорил я бодро, по на самом деле мне почему-то вовсе не хотелось, чтобы «они» так быстро пришли.

Напряженно я ждал шагов за калиткой, но снова на наш стук никто не вышел.

— Да их нету никого, — наконец показалась из соседнего дома женщина. — Они вторую неделю как в отпуск уехали. А вы издалека? И не знали? — она жалостливо смотрела на нас.

Значит, все зря! Зря я не поехал с ребятами. Зря трясся на поезде, потом на автобусе. Плутал по этому чужому поселку.

Но странное дело, несмотря на все это, я совершенно не чувствовал досады. Я смотрел на закрытую калитку, и мне становилось все веселей и веселей.

Я не знал, сколько живет их в этом доме, знакомых, которые «могут присмотреть» за одним маленьким, попавшим в беду человеком. Но разве наша семья — это только мама, которая через день дежурит? И только папа, который поздно приходит с работы? А я? «Разве мы — не общество? — вспомнил я слова старика-рыбака. — Разве нас кто лишал голоса?»

Я еще не знал, как я скажу дома все, что мне хотелось сейчас сказать.

Но я знал, что больше никогда не повезу по этой дороге Наташку, чтобы оставить ее здесь одну. И мама не повезет. И папа. Это я знал наверняка.