Многие думают, что в военных лагерях есть своя прелесть — но так считает только тот, кто никогда не сталкивался с «романтикой походной жизни» на практике. Много усталых мужчин, грубоватых, дурно пахнущих и недобрых: поход был длинным — большинство не было расположено улыбаться.
Фили сам обихаживал своего пони, как и все до единого гномы. Низкорослые лошадки во многом были залогом их успеха на поле боя, хотя и пеший хирд — страшная сила.
Расседлав пони и убедившись, что у него есть корм и вода, Фили отправился на поиски брата. Лошадей гномы не привязывали и не стреноживали — и так не убегут, вышколены.
Над костром трепетали крылышками привлеченные огнем бледные ночные мотыльки. Фили присел у огня, рядом с братом, который завороженно смотрел на пламя, и усмехнулся. Кили, должно быть, опять замечтался о своей ненаглядной. Интересно, надолго ли его верности хватит в этот раз?
— Брат, — позвал его младший задумчиво, — как ты думаешь, мы всегда будем воевать?
— А что? — удивился Фили. — Тебе разве не сладко ввязаться в бой, срубить пару-тройку голов, а потом отметить это с бокалом доброго вина, поданным новыми рабами?
— Сладко, — согласился тот, — но я хочу не только славы воинской. Это мне всегда успеется. Не знаю, тянет что-то внутри, как будто тоскую о чем…
— Жениться тебе пора, — улыбнулся светловолосый наследник тана. — Тогда и тоска пройдет, и интерес появится ко всему. Может, увезешь свою красавицу в поле, по старым обычаям? Помнишь, как дядя Двалин нашу маму похищал?
Юноши развеселились. Дис вышла за нынешнего мужа по всем законам — но прежде свадьбы он, припомнив древние традиции, украл ее прямо из дома, перебросив через седло пони. Даром, что сама Дис изначально была не против кражи, — но потом она основательно ругалась на супруга за то, что помял и порвал ей одежду да грязью перепачкал.
Пока они припоминали эти веселые деньки, со стороны лагеря послышались азартные вопли. Должно быть, опять кто-то состязался между собой. Женщины в походы ходили нечасто — значит, скорее всего, вопрос чести. Не сговариваясь, юноши поспешили туда, чтобы поглядеть.
Оказывается, в круге света от одного из костров происходил не настоящий бой, а лишь шуточный дружеский поединок. Торин вышел бороться с Двалином, они часто так делали, на потеху солдатам и на радость их душам. Оружия в руках товарищей не было, суть схватки сводилась к тому, чтобы повалить соперника на землю и хорошенько повалять в пыли.
Фили и сам порой схватывался с братом, силы у них были почти равны, так что предсказать исход такого боя никто заранее не мог. И поглядеть на подобное веселье было им обоим в охотку.
Краем глаза Фили заметил хоббита. Угрюмый и напуганный парнишка сидел в стороне, отводя глаза от битвы: ему-то все, должно быть, казалось вполне настоящим!
Принц присел с ним рядом, с усмешкой подметив, как дернулся пленник.
— Не бойся, — тихо сказал он. Хотя хоббит и не говорил на кхуздуле, но его могли обнадежить интонации. — Это часть праздника.
Торин и Двалин, по пояс обнаженные, стояли на свету, не столько продолжая схватку, сколько шутливо красуясь перед окружающими. Узбад скалился, готовый в любой момент отразить выпад товарища. Он смотрел на своих друзей, на своих подданных — но, как заметил Фили, ни единым взглядом не удостоил будущего мужа. Интересно, зачем он брал этого паренька, если тот его не интересует?
Принц протянул раскрытую ладонь покосившемуся на него пленнику. Жест его символизировал добрые намерения: вот, я даю тебе свою руку, она открыта, в ней нет оружия.
— Фили, — отчетливо сказал он. Хоббит внимательно прислушался к звукам чужого имени.
— Бильбо, — тихо ответил он. Юноша едва его расслышал за радостными криками своих товарищей по походу. — Бильбо Бэггинс из Бэг-Энда.
Это Фили еще понял, а вот для дальнейших горьких слов парня уже требовался переводчик. К сожалению, Бофура рядом не было, однако общий смысл был понятен: Бильбо не нравилось, что его увезли из родного города и намерены отдать на ложе большому и страшному узбаду.
«Это честь, — мог бы сказать ему Фили. — Торин — великий правитель и отважный воин, он не обижает своих любовников и всегда платит им достаточно, чтобы те не знали бед».
Но он этого не сказал — не только потому, что Бильбо не понял бы его слов. Для того, кто только утром был свободным жителем вольной страны, нет ничего страшнее, чем оказаться к вечеру рабом. Во всяком случае, парень явно считал, что он — раб.
Фили пожал плечами. Даже рабы у великого тана гномов носили золотые ошейники и одевались по случаю праздников в нарядные одежды. Никто не мог бы пожаловаться на дурное обращение: убивали только врагов, своим бояться было нечего. Раб не участвует в битвах, его не вызывают на бой из-за женщины. Пищу, еду и спутницу ему дает господин, так что рабам тана кхазад не приходилось волноваться о том, как не умереть с голоду, в отличие от многих других невольников, принадлежащих другим народам.
Бильбо еще предстоит это понять, подумал Фили. А пока просто протянул ему миску с едой и с улыбкой кивнул — мол, ешь, до завтрака еще далеко. От еды полурослик не отказался — спасибо и на том, как говорится. Молча жевал вареное мясо, сдобренное крупными кристалликами соли. Богат тан, не скупится на хорошую еду для своих солдат — и все в его войске питаются одинаково, от простых воинов до командиров.
Торин и Двалин в конце концов бросились навстречу друг другу, сцепились, твердо упираясь ногами в землю, стояли молча, напирая один на другого, силясь побороть. Детские забавы, которые порой заканчиваются переломами костей и сильными ссадинами, — не о чем и говорить, гномы привыкли и не к такому.
Бильбо смотрел на все это неодобрительно, опасливо. Фили заметил, что парень больше притворяется испуганным, чем есть на самом деле. Перепуганные так не торопятся подкрепиться и не косятся украдкой на близкий лес. Впрок, что ли, наедается, перед побегом? Но вряд ли ему удастся уйти так скоро.
Схватка кончилась. Узбад все же повалил друга на землю — и поднялся, довольно осклабившись. Зубы влажно поблескивали между темных губ, длинные волосы перепутались, на широкой груди поблескивал пот. Фили подумалось, что дядя похож на хищного зверя. Когда он, принц, станет таном, то, скорее всего, будет несколько иным, больше похожим на собственного отца. Впрочем, это и к лучшему. Мать порой упрекает дядю в излишней гордыне и стремлении везде быть правителем.
Гномы постепенно расходились на ночлег, звучали сальные шуточки, многие предвкушали ночь, что проведут с рабынями или с товарищем по походу. Фили потянулся, поднимаясь, и позвал Бофура. Мориец сидел чуть в стороне, покуривая трубку, и на зов принца подошел неспешно, чуть вразвалочку.
— Познакомь нашего нового приятеля с лагерем, — попросил Фили. — Ну и объясни, что никто его не сожрет тут, пусть не дергается. Ужин он уже слопал, так что осталось только прояснить его судьбу. Да смотри поаккуратнее, а то наш шустрый дружок уже бежать вознамерился.
— Ничего, от кхазад еще никто не уходил — по крайней мере, когда проводил с нами хотя бы пару дней, — хихикнул Бофур. Он-то, как никто, знал разные виды поведения пленников. Всякие бывали: и агрессивные, и испуганные, и покорные, и притворщики, что старались выказать послушание, а потом силились отрубить хозяйские руки. Все они теперь — отличные вышколенные рабы.
