Вдруг рабыни отступили, оставив его. Бильбо повернул голову и увидел узбада, тот кивком велел девушкам выйти. Понимая, что это значит, мистер Бэггинс наскоро вытер мокрые волосы полотенцем и поднялся, выбираясь из бадьи. Он слегка склонил голову — поклон не подданного, но равного. Торин одобрительно прищурился, на губах его играла легкая усмешка.
Бильбо подошел к нему и молча опустился на колени, распутывая завязки на плотных штанах. Он видел, что король уже возбужден, — и недаром, бой и победа всегда приносили с собой торжество и желания, в том числе плотские.
Но король вдруг обхватил широкими, похожими на лопаты ладонями его плечи и поднял полурослика с колен.
— Сегодня будет пир, — он заглянул Бильбо в глаза, убеждаясь, что тот запомнит его слова. — И ты придешь на него готовым, украшенным и нарядно одетым. Ты будешь танцевать до утра вместе с нами, и я разрешу тебе съесть сердце твоего врага. Его везли целый день специально для тебя, я велел сестре приготовить его.
Хоббит почувствовал, как приоткрывается в ужасе рот. Съесть плоть поверженного им орка? Ох, нет, он ведь не дракон, он не может, нет…
Прежде, чем он успел возразить, Торин прильнул к его губам в поцелуе — долгом и настойчивом, обхватив руками половинки ягодиц своего жениха. Бильбо не успел одеться после мытья, и это было узбаду на руку. Он уложил Бильбо на брошенные в углу шкуры, которые потом рабыни должны были расстелить, сделав постель на ночь. На этот раз узбад был куда ласковее, чем прежде, он неспешно ласкал член жениха и плавно толкался в его тело, распаляя желание. Бильбо прижался к нему спиной, лежа на боку, и король удерживал его разведенные ноги, тяжело дыша и жадно теребя плоть стонущего хоббита.
Бильбо поднял голову, наткнувшись на внимательный взгляд желтых глаз. Малютка Смауг, оказывается, успел пробраться в шатер и с интересом наблюдал за тем, что проделывают с его благодетелем. Полурослик попытался прикрыть пах рукой, но Торин перехватил его запястье и закинул его ногу себе на бедро, чтобы дракончик мог лучше видеть.
— Не надо, — взмолился Бильбо, чувствуя, что тугое семя тянет и скапливается в яичках. — Он еще… маленький…
— Это не ребенок, — Торин сменил угол проникновения, трахая часто и яростно. — Пусть видит, как я тебя беру, пусть поймет, что ты мой!
Дракон фыркнул, выпустив пару искр, к счастью, погаснувших почти сразу, и подобрался ближе, прижавшись горячим тельцем к плечу полурослика. Бильбо охнул, выгнулся, дергаясь в руках узбада, и кончил, брызгая семенем на землю и руку Торина. И еще с минуту дрожал от постепенно утихающего удовольствия, пока узбад, помогая себе рукой, изливался на его зад.
Получив свое удовольствие, Торин покосился на любопытно поворачивающего голову Смауга, притянул хоббита к себе, вновь целуя. Бильбо, у которого будто камень с души упал, ответил на незамысловатую ласку, путаясь пальцами в волосах короля. Дракон не против, он не будет мешать, он принял гнома почти как своего — хотя, конечно, не дастся в руки.
Узбад оделся, а затем опустился на землю рядом с хоббитом и приказал:
— Заплети мне косу.
Насколько успел узнать Бильбо, это было довольно большим проявлением доверия со стороны короля. Правда, заплетать волосы на манер сложных гномьих причесок полурослик еще не умел — ну да тут это и не требовалось. Торин никогда не сооружал на голове замысловатых косичек, предпочитая простую косу или просто распущенные волосы.
Наспех набросив на себя широкое покрывало, Бильбо устроился за спиной жениха и принялся за дело. Он провел гребнем по длинным черным прядям, разделил их, стараясь не дергать. Бильбо нравились волосы узбада, очень длинные, густые, тяжестью ложащиеся на руки плетущего косу. Торин сидел спокойно, положив руки на бедра, и смотрел в пространство, слегка улыбаясь.
— Мой повелитель доволен? — уточнил Бильбо осторожно.
Тот вздохнул.
— Завтра мы поднимемся на скалу Каррок — и оттуда ты сможешь увидеть Эребор. Когда мы минуем Лихолесье, то окажемся в моих землях — все окрестности Одинокой горы принадлежат гномам. Я хочу, чтобы тебе понравились эти места.
— Значит, они мне понравятся, — легко согласился полурослик, коснувшись губами затылка жениха. Торин бывал грубоватым в постели, но в такие редкие моменты, как этот, он замирал и позволял себе самую капельку побыть уязвимым. Это было действительно приятно.
Когда хоббит закончил плести длинную, тяжелую косу, достававшую почти до бедер, узбад поднялся и кивком указал ему на разложенные рабынями перед мытьем одежды.
— Наряжайся и выходи к костру. Ты должен стать воином.
Надо сказать, у Бильбо основательно ломило все тело — долгий путь в седле, а потом еще и бурный секс вытянули из него все силы. И все же возразить королю он не решился. Торин прав: если он хочет стать достойным звания езбада, то должен забыть про усталость и боль.
Бильбо позвал рабынь, и те проворно помогли ему одеться. В глубине души хоббит радовался, что на взгляд человеческой женщины он не так уж притягателен. Небольшой пухлый живот и густая шерсть на ногах помогали ему избежать возможных приставаний. Хотя ему и было разрешено спать со своими рабынями, Бильбо не хотелось случайно сделать ребенка ни одной из них. Да и сил после утех с Торином не было, честно говоря.
Его быстро облачили в просторную рубашку и штаны, сверху накинули длиннополый кафтан — ночи в предгорьях прохладные. Одна из рабынь — хоббит никак не мог запомнить их имена — с поклоном подала ему большой поднос.
— Дар от узбада, он велел передать тебе, господин.
На подносе лежали золотые украшения: пара браслетов, тонкий обруч, крупное кольцо в виде витой змеи и поножи, какими обычно гномы стягивали низ штанов, чтобы не мешали вскакивать в седло. Бильбо прежде не носил таких дорогих украшений — да что там, он вообще никаких не носил, это была типично гномья мода! Но возражать было себе дороже, поэтому он позволил девушкам нацепить на себя почти два фунта золота. Счастье еще, что Торин отобрал для него те украшения, что были полегче!
Смауг бессовестно дрых, обвившись гибким телом вокруг перепачканных шкур, впитавших запах его благодетеля, так что Бильбо пошел праздновать один. Он вынырнул из-под полога шатра и сразу окунулся в гул голосов, блеск пламени и хохот. Пахло жареным мясом, пивом, потом и кровью — гномы пировали. Кто-то, сидя на земле, вздымал кружку, будто каждый раз пил за ясную луну на небе и за светлый путь. Кто-то горланил песни — нескладные, как и все стихи, что звучали на родном языке подгорного народа. Рифма считалась необязательной, если слова шли от сердца.
Фили и Кили в обнимку плясали у костра, полуголые, увешанные золотом вперемешку с частями тел убитых орков. Судя по тому, с каким восторгом на них таращились рабыни, одинокая ночь юношам не грозила.
Уже совсем стемнело, и только яркое пламя костров разгоняло тьму. Гномы не боялись нападения: их было достаточно много, чтобы жечь костры без опаски.
В стороне, на самом краю светлого круга, яростно совокуплялись двое воинов. Бильбо покраснел, но глаз не отвел: считалось, что в ночь праздника не может быть ничего недозволенного. К своему изумлению, в одном из гномов, который держал партнера за узкие бедра, он узнал Бофура. Мориец брал любовника так сильно, будто это было в последний раз. Когда хоббит проходил мимо, Бофур поднял голову, блеснула серьга-клык в его ухе. Мориец усмехнулся, подмигнул хоббиту и с новой силой набросился на довольно рычащего любовника, наматывая на кулак его длинные рыжие волосы.