— Я бы прямо вот посмотрел, как Яков пытается узнать, откуда у меня пневмония, что делать и кто виноват.

— Его не интересует, откуда у тебя в жопе ядерный реактор, Юра, о чем ты?

Юрка открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого скорчил рожу и замахал рукой, глядя мне за спину.

Я обернулся.

Юри бежал, на плечах подпрыгивал рюкзак.

Я был уверен, что он будет ждать меня дома, но он захотел встретить меня после тренировки и погулять по городу. Юрка увязался, как бы ему ни хотелось продемонстрировать, что пидарасы ему ненавистны, у него получалось очень плохо.

Я видел даже издалека, как у Юри покраснело лицо.

Как он задыхается.

Как у него отрасли волосы — куда лезут, две недели же только прошло!

Как у него блестят глаза и запотевают очки.

Как он улыбается, поймав мой взгляд.

— Шнурок развязался, — тяжело вздохнул за моей спиной Юрка. — Сейчас навернется.

— Не успеет, — сказал я.

И побежал навстречу.

Комментарий к 22.

*Placebo - My Sweet Prince. Совет - не читайте историю и подоплеку песни, можно очень просто притвориться, что она про любовь и секс, по крайней мере, первая ее часть, которая-то нам и треба.

Спасибо всем, кто здесь был. Автор закатывает рукава до пояса и садится отвечать на ваши прекрасные отзывы, которые сожгли меня в пепелище в самом начале забега.

Статус - завершено, однако я планирую еще три вставных главы здесь же, потому что мне очень хочется подержать на ручках Юрку, Отабека, Криса и Виктора в молодости и нужде.

Я люблю вас. Очень. Оставайтесь с нами.

Спасибо А., которая потребовала сделать Виктора человеком. Спасибо Арчи, который однажды бросил в меня Юрцами. Спасибо Джекки, который горел, как Жанна Д’Арк. Спасибо братцу, который является для меня бесценным и уникальным образцом того, какими невыносимыми и обожаемыми долбоебами могут быть младшие братья.

Спасибо вам всем.

И традиционный саундтрек “Поживем - увидим”.

Новую короткую программу Юри ставит под Barbra Streisand - The windmills of your mind, произвольную - Les Friction - Torture. Показательная - Placebo’s Piano Cover - My Sweet Prince

Виктор - Il volo - My Way (F. Sinatra cover), и легендарная Зима А.Вивальди (потому что это играет в голове первым делом, когда видишь Витю, ну признайтесь, он мистер Зима). И “Аэропорты” Агутина на показательной, бгг.

========== 2.1. Звезда ==========

Южный бег — как мишень в океане без дна.

Южный ветер плюет солью на паруса.

Южный знает, кто враг. Южный не предает.

Южный намертво впаян в твои поднебесного цвета глаза.

— Как начинается твое утро?

— Рано. Очень рано.

На самом деле, утро Плисецкого начинается с того, что ему звонят на домашний телефон и начитывают на автоответчик бодрым и веселым голосом предложение, от которого невозможно отказаться.

Отказываться от таких предложений должны обучать где-нибудь в семь лет, когда уже становится примерно ясно, в какую сторону березонька растет, какая вырастет и куда ее заломают. Лет в семь надо отвести юное дарование в сторонку и очень строго и взрослым языком разъяснить, что если будут звонить дяди с большими хуями или фотоаппаратами, надо очень внимательно выслушать их, записать на бумажку цифры, которые будут названы, потом вежливо пообещать подумать, попрощаться, положить трубку и позвонить Якову Давыдовичу. Который уже решит, засудить этих дядей, или продать тебя подороже. В зависимости от того, как стерлись коньки и поотваливались блестки с твоей задницы.

Не швырять телефон в окно с непечатными воплями. Соседи уже заебались не звонить в полицию — потому что Плисецкий, концерты каждый день, а кому сейчас легко? Да и телефон, на секунду, принадлежит арендодателю, который должен зайти на днях и забрать оплату на полгода вперед.

Хорошо бы переоформить договор — Плисецкий все больше мотается по стране, и все меньше живет в этой богадельне с видом на огни. Деньги капают просто так.

— Ты скорее мамин или папин сын?

— Мои родители давно в разводе. Общаюсь одинаково с обоими, мне было мало лет, когда это случилось. Привык к мысли, что это вполне нормально, сейчас все так живут.

Девушка смотрит с сочувствием, и забыть, как ее звать, — особое удовольствие.

— Твоя мама живет в Америке, и у тебя есть, если не ошибаюсь, сводный брат?

— И сестра.

— Общаетесь?

Жеку и Гогу — Джейн и Джорджа — Плисецкий видит в Скайпе на католическое Рожджество и русский Новый Год первого января. Он даже не уверен, когда точно у них дни рождения. Жека немного похожа на Плисецкого, тоже в мать, такая же белобрысая и светлоглазая, и любит показывать в своей американской школе своего русского брата-знаменитость. Джордж чернявый, в отца, похож на коренного индейца. На них очень удобно было бы отрабатывать английское произношение, если бы кто-нибудь однажды доступно объяснил Плисецкому, чем он хуже этих двоих детишек, он бы понял и перестал грузиться.

— Конечно. Поеду к ним на Новый Год.

Плисецкий лежит на продавленной софе из чистого принципа — он в рот ебал эти ортопедические матрасы, требование Якова. Хоть какое-то из требований тренера подвергается пренебрежению — это ли не счастье? И кровать не заправлять.

Плисецкий внимательно слушает. Шесть утра, уебище, во сколько открывается ваша блядская редакция, вы хоть ложитесь? Когда не ложитесь друг под друга, столичные педики.

— …возможно, наша просьба покажется вам слишком экстравагантной, стандартное интервью на разворот и фотосессия, а также видео для интернет-версии, разумеется, будут, вы обсудите это с нашим секретарем. Редактор предлагает сделать весь сет в ваших любимых вещах с леопардовым принтом, если хотите…

— Хочу, — Плисецкий катается по софе и тянется до хруста.

— …однако концепт будущего номера — андрогинность как неубиваемый тренд последних лет. В моде, в искусстве, в культуре…

— Вы что, телевизор не смотрите, что ли, блядь?

— …платье предоставит наш партнер, мерки снимут, если вы согласитесь, мы подъедем, куда скажете.

— Скажу — нахуй подъезжай.

— Свяжитесь с нами как можно скорее, мы будем весьма признательны…

Плисецкий на обложке в женском платье.

Интервью и фотосессия в русском «Базаре». Циферки забыл записать, но такие циферки лучше не хранить ни в голове, ни на бумаге.

Наверное, на развороте хотят голым. В одном леопардовом бомбере на голое тело. На фоне серой стены. Башка на плечо, губы блеском нахуярят, волосы начешут, прыщи запудрят, взгляд будет с поволокой, а не будет — нарисуют — и будет не надежда русского катания, а Кара Делевинь.

Охуенчик.

Плисецкий идет в душ, показав телефону любимый палец. Мотя бежит следом, обвивает ноги пушистым хвостом, пытается сделать подсечку — окей, гугл, мой кот хочет меня убить. Плисецкий слабый человек, поссать, подрочить и помыться подождет, потому что Мотя плюхается на полу в коридоре прямо под ноги и требовательно выставляет мохнатое пузо — чеши, Юра, чеши.

Перезванивает в редакцию Яков — мы молоды, нам нужны деньги, больше золота, больше, поистаскались мы нынче.

Никаких платьев. Никакого леопарда. Черные и серые коллекции суровых питерских модельеров, строгий костюм, и не начес, а конский хвост, максимум — развязанный галстук и снятый пиджак, под рубашкой даже соски не просвечивают. Скучно, не модно, но Ангелы скупят все. Вместе с ларьками.

Потому что — сколько можно, нам уже пятнадцать, мы бреемся, нам не снятся мокрые сны, мы не пиздим бедных зрителей бешеными гормонами даже уже. Надо играть другую песню.

— На личную жизнь времени хватает?