Билл только кивнул в ответ. Ну, не предлагать же помощь — этого бы они оба не выдержали. Флёр поднялась — медленно, без обычной грациозности, словно немолодой или тяжело больной человек; понурив голову, побрела в спальню. Но на выходе глянула в зеркало (разумеется, оно было даже в детской) и лёгким машинальным движением пригладила растрепавшиеся волосы. Билл устало привалился к резным прутьям кроватки. С Флёр всё будет в порядке. Пока она паковала вещи, он так и сидел в детской, вслушиваясь в дыхание Вики, запоминая её тёплый сонный запах. Прощался. Он знал, что дочка будет приезжать к нему на праздники, а позже, когда подрастёт, на каникулы. Он знал, что однажды они с Флёр проводят её на поезд, идущий в магическую школу, Шармбатон, скорее всего. И он точно знал, что будут дни, когда они соберутся втроём. Втроём, но не вместе. И комната, в которой он сейчас сидит, вновь станет гостевой, а старый дом постепенно забудет шлёпанье босых детских ножек по своим половицам. Даже в тот момент, измотанный и оглушённый, Билл чётко осознавал: он больше не женится. Никогда. Просто не сможет. Глупо, но тогда единственной мыслью было: он завидует Флёр, потому что она всегда может поплакать. Сам он даже в детстве этого не умел, как не умел жаловаться и обвинять в своих неудачах кого-то, помимо себя самого. «Билл у нас с косточкой в сердце родился», — недовольно говаривала Молли, когда он в очередной раз отмалчивался на её расспросы или отвечал привычным «да всё в порядке, мам».
И вот Флёр, одетая в элегантный дорожный костюм, застыла на пороге. Билл стоял молча, засунув руки в карманы домашних джинсов. Да и о чём тут было говорить-то. Внезапно она как-то задушенно всхлипнула, качнулась вперёд, обняла Билла за шею, прошлась сухими горячими губами по его лицу, целуя лоб, глаза, щёки, — слепо и отчаянно. И он позволил ей, хотя это было больно, чертовски больно: в какой-то момент показалось, что всё ещё можно исправить, спасти… Но Флёр отстранилась, попятилась к двери, неотрывно глядя на него. А потом развернулась и, поудобнее перехватив сонную Вики, выскользнула из дома. Раздался хлопок аппарации, и Билл остался наедине с шелестом пустых ракушек. Ветер заметал в приоткрытую дверь тонкий белый песок.
*****
Закипевший чайник немелодично засвистал джигу.
— Акцио, кружка.
Пить не хотелось, но Билл всё равно заварил себе крепкий бергамотовый чай. Уже почти рассвело, но лень было вставать и открывать ставни, и он продолжал сидеть в полумраке. В старом доме его не отпускали воспоминания.
«Проводив» Флёр, он какое-то время стоял, глядя в пол. Потом вздохнул и, кое-как пригладив волосы, призвал на всякий случай куртку и шагнул к камину. Дома его встретила привычная картина: жаркая, раскрасневшаяся Молли хлопотала у плиты.
— Сынок! Как хорошо, что ты пришёл! — она расцеловала его в обе щёки. — А где же девочки?
— Во Франции, — Билл пожал руку отцу, который сидел тут же — читал газету.
— Да? Вроде, недавно там были… Ну, раздевайся, проходи. У нас сегодня рагу на второе.
— Тебе помочь?
— Нет, что ты. Но если увидишь Джинни, то пришли её сюда. Эта девчонка может спрятаться от меня в моём же доме — и как ей это удаётся?
Билл улыбнулся. Он точно знал, что сестра засела где-нибудь на подоконнике за опущенной шторой с книжкой и пакетиком мятных леденцов. Но матери он её выдавать не будет, конечно. Билл равно любил всех своих многочисленных братьев, даже Перси. Но долгожданная сестрёнка, да ещё и самая младшая, — это совсем другое дело. Ещё будучи смешным сопящим кульком в его руках, Джинни навсегда завоевала сердце Билла, он её просто обожал. И она отвечала ему тем же. Отправляя письма домой, он всегда вкладывал в конверт записочку «Джинни лично в руки», а когда начал работать, то, помимо обязательных «деньрожденных» и рождественских подарков, постоянно покупал ей в Египте всякие интересные штуки — просто так. Приезжая домой, он в первую очередь кричал с порога:
— А где моя Джинни?!
И она, тихий и сдержанный ребёнок, вылетала навстречу, висла на шее, смешно дрыгая тощими ногами. «Вопите, как баньши», — ворчала Молли, недоумевая, как ему, взрослому парню, может быть интересно общаться с ребёнком. «Девять лет разницы — не помеха истинной дружбе, да, Джин?» — подмигивал в ответ Билл. Сейчас, когда она совсем повзрослела, разница и вовсе исчезла. Мало того, он иногда чувствовал себя младше — такая в ней появилась мудрость и прозорливость, а порой проскальзывало и что-то материнское — откуда только они это берут. Вот с Джинни-то он и должен поговорить… Но тут вновь затрещал камин, извещая о прибытии новых гостей. Совершенно неожиданно в тот вечер вся семья оказалась в сборе. За исключением Перси и, разумеется, Чарли. Рон взахлёб рассказывал о своей учёбе в Академии Авроров, отец — о министерстве. Молли, воплощение заботливости, хлопотала, подкладывая всем добавки, безо всякого стеснения расспрашивая Анджелину о том, как протекает беременность. Джордж только улыбался, поглядывая на смущённую супругу. Джинни, как всегда, держала на коленях книгу и постоянно проносила вилку мимо рта.
— Настоящий семейный ужин, — счастливо резюмировала Молли. — Жаль, что твоих девочек нет, — обратилась она к Биллу. — Когда они возвращаются?
Он отодвинул от себя тарелку с остатками супа и невозмутимо ответил:
— Думаю, Вики будет приезжать к нам на Рождество, а как подрастёт — то и летом.
За столом воцарилась тишина.
— Мы с Флёр разводимся, — для пущей ясности добавил Билл, глядя в их поражённые лица. И лишь Джордж смотрел на него спокойно, с каким-то странным пониманием. Книга соскользнула с колен Джинни, глухо хлопнувшись о пол. Молли потрясённо выдохнула.
— Но… Как же это… — она беспомощно посмотрела на мужа. — Артур! — словно это он виноват в произошедшем и теперь просто обязан немедленно что-то предпринять.
«Пожалуйста, не надо это обсуждать. Только не сейчас».
Какое там. Молли не собиралась молчать. В общем-то, её можно было понять. За предыдущие столетия в роду Уизли случалось всякое: побеги из-под венца и супружеские измены, незаконные дети и двоежёнство, а уж скандалам и дракам счёт в темпераментном семействе никогда не вёлся. Одна из их прабабок (из рода Блэков) даже порешила собственного мужа во время очередной ссоры — пригвоздила клюкой к двери, мотивировав это весьма лаконично: «Надоел». От тюрьмы старушку спас только преклонный возраст: ей на тот момент стукнуло девяносто шесть. Да, бывало всякое. Но не это.
Не развод.
Фу, слово-то какое. Стыдное. Да ещё и ребёнка прижили, как можно, хоть о девочке бы подумали — каково-то ей будет жить на два дома, а что люди скажут… Билл был очень терпеливым человеком, но до определённого момента. Вот и сейчас, не дослушав пламенную речь матери, он промокнул губы салфеткой, тихо встал и неторопливо вышел из комнаты. Но дверью шарахнул так, что стрелки всех членов семьи на магических часах испуганно сбились в кучу у отметки «Смертельная опасность».
Он сидел в комнате, которую когда-то делил с Чарли, бездумно наблюдая, как летние сумерки неумолимо захватывают сад в тёмно-синий плен. Дом затихал, погружаясь в сон; Билла никто не тревожил. Когда совсем стемнело, в коридоре раздался звук лёгких шагов, и в дверь кто-то поскрёбся. Он соскочил с подоконника.
— Мне она всё равно так и не нравилась! — выпалила Джинни прямо с порога и застыла, смущённо теребя пояс халата. Но Билл лишь криво усмехнулся в ответ. А она торопливо достала из кармана нечто, завёрнутое в промасленную бумагу.
— Вот, ты не дождался десерта.
Он, уже по-настоящему улыбаясь, протянул руку за угощением, как вдруг раздался шёпот:
— Сладкие пироги — для сопливых девчонок!
Они синхронно обернулись. Джордж стоял на пороге своей комнаты, привалившись к косяку. Тоже не спится. Втроём, перешёптываясь и смеясь, они прокрались на кухню и ограбили артуров заветный шкафчик с виски. Этот шкафчик регулярно запирался самыми лучшими заклятиями и так же регулярно взламывался, год за годом. В разгар пирушки вдруг зажёгся свет, и прозвучало изумлённое: